– Пустой номер, – сказал только, подсел к столу, вытащил из кармана пачку сигарет и принялся ее распечатывать.– А конкретнее? – спросил Шухов.– Текучесть кадров, – сказал Кожохин, закуривая. – За восемь лет там все переменилось. Покопался я в делах архивных, со старожилами потолковал. Не помнят в леспромхозе Назарова. Кое у кого, правда, фамилия на слуху. Но интересного мне мало сообщили, черт его знает: работал человек пятнадцать лет, а памяти никакой по себе не оставил.– Значит, ничего?– В документах – да. Показали мне там женщину одну. Любовь вроде у нее с Назаровым была. Побеседовал с ней. Занятная была в молодости баба, заводная. Сейчас постарела, остепенилась. Замужем. Говорила сперва, что о Назарове ничего не знает. Бодягу какую-то плела. Это когда я к ней на квартиру пришел. А на другой день явилась в гостиницу – глаза любопытные, чувствую, мнется, спросить что-то хочет.– Ну?– Спросила: «Или убил кого Назаров?» Я вижу – разговор налаживается. Да нет, говорю, его убили. Усмехнулась, покачала головой: «Добился, значит, Витя, заработал». Я ей: «Извините, уважаемая, загадочки для мужа оставьте, а тут дело серьезное». Потолковали мы этаким манером минут пять.– Не тяни, – нетерпеливо бросил Шухов.– Да что тянуть-то, – сказал Кожохин. – Она, видишь ли, в чем-то подозревала Назарова. А в чем – сама не понимала. Ненастоящим он ей показался. Так и сказала: «Ненастоящий». Вот и разбирайся теперь. Поди гадай. Не пил. Чудным ей казалось, что он непьющий. Одним словом, таинственная женская логика… Пьет мужик – плохо. Не пьет – тоже нехорошо.– Н-да. Про Иванова я тебя не спрашиваю.– Не было там такого, – сказал Кожохин.– Вот его анкетка. Полюбуйся. – Шухов протянул листок через стол.Кожохин прочитал, хмыкнул.– Личность!– Да. Заметь: из тюрьмы он вышел восемь лет назад. Раза четыре за свою жизнь привлекался за аферы. Сообразительная сволочь была. Последняя его проделка одна чего стоит.– Это какая?– Да вот. Писал письма родственникам умерших людей, требовал с них долги, которые будто бы покойники делали. Суммы небольшие, а если все сложить, нахапал порядочно.– Вот гад!– После отсидки вернулся в Курск и восемь лет честно работал. Так, во всяком случае, там считают. А на самом деле, как я выяснил, все эти годы искал Назарова. Нашел. Но добраться до него не сумел, смерть помешала.– И кто-то другой прикончил Назарова, – сказал Кожохин.– Можно предположить связь: Назаров – Иванов – икс-убийца, – продолжил свою мысль Шухов. – Я было подумал, что местью дело пахнет. А потом эту версию отбросил, занялся загадкой разбитого аквариума. Ты вовремя явился. Сегодня посмотрим, что из этого выйдет. Я жду Мокееву.– Все-таки аквариум. Я, между прочим, тоже о нем думал. Да только без толку…На окне стоял аквариум. Копия того, разбитого. Сквозь стекло были видны черно-красные рыбешки, сновавшие взад и вперед. Шухов остановился посреди комнаты, рядом с Лизой Мокеевой. Кожохин наблюдал за ними от двери. Женщина неохотно переступила порог этого дома. Она похудела, осунулась, выглядела усталой. Когда Шухов вызвал ее, Лиза Мокеева спросила:– Разве вы еще не арестовали Эдика?– Нет, – сказал Шухов.Женщина в упор взглянула на него. В ее глазах читалось недоумение.– Значит, не он? – с трудом выговорила она.Шухов переложил папку с протоколами с правой половины стола на левую и встал.– Мне уже надоело задавать вам один и тот же вопрос, – сказал он. – Но я его все-таки задам еще раз. Почему вы вбили в голову, что муж следил за вами? Ведь вы не видели этого человека вблизи. Как вы могли узнать его в темноте? Учтите, мы ставили опыт. В три часа с минутами на указанном вами расстоянии даже хорошо знакомые люди не могли распознать друг друга. У вас особенное зрение, да?– Он был моим мужем.– Резонно, ничего не скажешь. – Шухов сунул в рот сигарету, зажег, ткнул спичку в пепельницу. – Да ведь на таком расстоянии видно только темное пятно. Смутное, расплывчатое пятно. Понимаете? Абсолютно никаких деталей. Столб это или человек – различить невозможно.– Вам лучше знать.– Хорошо. Покончим пока с этим. Мы пригласили вас сегодня еще раз для того, чтобы вы помогли решить один вопрос. Вы помните аквариум, который стоял на окне у Назарова? Узнаете его, если увидите?– Да, я часто кормила рыбок. Помню.И вот они перед копией аквариума. Шухов спрашивает:– Похож?– Нет, это не тот.– Тот был разбит. Но мы постарались сделать точную копию.– Этот непохож. – Мокеева смотрит внимательно, качает головой. – Не пойму, но тут что-то не так. Тот был другой. Камни вроде не так лежали…– Камни на дне те же, – говорит Шухов.– Камни? – задумчиво повторяет Мокеева. – Камни? А, поняла, – оживилась она. – Здесь очень мало песка на дне. Раньше было больше.– Мы собрали весь песок с пола.– Нет, его было больше. Много было.– Так? – Шухов проводит пальцем черту на стекле.– Нет, повыше. Еще выше.Палец поднимается на двенадцать сантиметров от дна.– Теперь, кажется, так, – говорит женщина.Мокеева уходит. Шухов провожает ее до двери, возвращается, останавливается перед Кожохиным. На лице улыбка и вопрос: «Ну как? Что ты мне скажешь?»– Конечно, – говорит Кожохин. – Учтите, однако, что глазам Мокеевой доверять нельзя. С мужем она что-то путает.– В этом случае можно. Коробку, которую мастерил Назаров, помнишь? А книги? Я и с книгами разобрался. Они-то меня и навели на верную мысль.– Насчет книг не слышал.– Знаешь, эти книги мне все время не давали покоя. А вчера я понял тенденцию. Назаров в последнее время покупал и читал только такие произведения, в которых рассказывается о людях, заполучивших неожиданно крупные суммы нечестным путем. Его увлекала, видимо, психология их поведения. Он строил аналогии…– Сравнивал, – подхватил Кожохин.– Ты гениален, – засмеялся Шухов. – И вообще мы умные ребята.– Но деньги-то тю-тю.– Во-первых, неизвестно, деньги ли. Во-вторых, мне кажется, что они совсем не «тю-тю».– Не улавливаю, – сказал Кожохин.– Это, конечно, пока домыслы чистейшей воды. Но, думается, обоснованные. Как ведет себя старик Комаров? Жадный старик, упрямый. Сидит каждую ночь на крылечке около милиционера. Только что зарплату не просит. Предлог, так сказать, официальный у него имеется: дом стережет, не доверяет. Мало ли что? А вдруг опять пожар? Однако, если разобраться, предлог этот липовый. Комаров ведет себя глупо, даже с точки зрения самого Комарова. А он ведь не глуп. В чем же дело? Вот давай и вообразим, что старик Комаров видел, как убийца вышел из дома. Что в руках у этого икса? Та самая коробка, которую он вытащил из аквариума. В коробке – ценности или деньги. Старик Комаров – тип хитрый. Он не хуже той женщины из леспромхоза давно раскусил Назарова. А может, и подследить сумел когда-то. Короче говоря, икс деньги или ценности прячет в районе дома. Комаров это дело засекает. У него появляется мыслишка попользоваться. Но намерение свое ему не удается выполнить. К дому подкатывает такси. Шофер поднимает тревогу.– Смело, – сказал Кожохин. – Логики много только. И излишки перетягивают.– Не понимаю.– Какой смысл старику сидеть возле милиционера? Он же знает, что преступник не придет, пока дом охраняется.– А вдруг? Учти, что старик предпочитает доверять своим глазам. Может, он выжидает момента, когда милиционер отлучится.– Пойдем дальше, – сказал Кожохин. – Рассуждать так рассуждать. Почему икс не унес коробку? Зачем поджег дом?– Этого я не знаю, – Шухов погрустнел. – Это самое слабое место в моей гипотезе. Но проверить ее нужно. Обязательно нужно.– Как?– Надо подумать. До сих пор мы считали; сыр-бор горит из-за семи тысяч, в доме нечего искать. Поэтому и топтались на одном месте.– Не сказал бы, – заметил Кожохин. – Осматривали все тут довольно тщательно.Шухов обвел взглядом комнату, пошел к двери. На крыльце задержался, оглядел двор.– Ты меня извини, – сказал он Кожохину. – На крышу ведь не заглядывали?– Пожарники там работали, – сухо ответил Кожохин. – И я слазил. Поинтересовался.– Ну, не сердись. Не время сейчас в бутылку лезть. – Взгляд Шухова рассеянно скользил по двору, на котором росло два чахлых дерева да стояла покосившаяся уборная, прислоненная к глухому забору; на мгновение остановился на пустой собачьей будке, потом на бочке для воды, на аккуратно сложенной поленнице. Не на чем было задержаться взгляду, ничто не останавливало внимания: ну, где тут можно что-нибудь спрятать? В землю закопать? Некогда было убийце в земле ковыряться.За спиной слышалось ровное дыхание Кожохина. Он тоже смотрел во двор. Потом сказал:– Обыск назначим?– Ни в коем случае, – откликнулся Шухов. – Меня не оставляет ощущение, что этот икс наблюдает за происходящим, ждет своего часа.– В телескоп, – усмехнулся Кожохин.Шухов недовольно отмахнулся. Саркастически заметил:– Это ты оставь на будущее. Когда задумаешь писать детективный роман, используешь для сюжета.– Нет, кроме шуток. Вы поглядите на город. Видите?– Вижу. Интересно, сколько отсюда по прямой до Эдиного дома? Километра два?– Может, и два. В телескоп – метров тридцать. Во всяком случае, он, наверное, хорошо различает ваше вдохновенное лицо. Вы над такого рода гипотезой не задумывались?– Ерунда, – уверенно сказал Шухов.– Послушайте, Павел Михайлович. А что, если эта коробка давно зарыта у старика Комарова в подполье? Дом он поджег для отвода глаз. Вы руки его видели? Такие у него, понимаете, самостоятельные руки. Крепкие, жилистые.– Ты забыл об Иванове, – буркнул Шухов. – В эту версию он не укладывается.– Ему в нее не надо укладываться, – сказал Кожохин. – Одного Комарова хватит за глаза. Представьте, что они оба подбирались к Назарову, только с разных сторон. Иванов не успел, помер. А старику удалось.– Да, – вздохнул Шухов. – Очень возможно, что ты прав. Но мне моя версия нравится.– Вашими бы устами, – сказал Кожохин.Они продолжали стоять на крыльце, перебрасываясь фразами, глядели на двор, на соседние дома, прикидывали, где можно спрятать гипотетическую коробку так, чтобы она была под руками в любой момент.– Эта баночка, – заметил Кожохин, – довольно размерная.– Да. Аквариум у него был просторный. И высокий. Соображал Назаров, ничего не скажешь.Кожохин заглянул в бочку для воды. Шухов укоризненно заметил:– Не торопись. Ну тебя к дьяволу. Испортить все легко можно.– Ладно, не буду, – виновато улыбнулся Кожохин. – Но что делать?– Придем вечером, когда стемнеет. Старика Комарова надо на это время убрать. Вызовем его в отделение на предмет уточнения кое-каких деталей.И коробка нашлась. Шухов мог торжествовать: его версия подтвердилась. Железная коробка мирно покоилась на крыше уборной, прикрытая тряпкой. Со двора эту вещь увидеть было нельзя, ибо покатая крыша мешала обзору. Кожохин тихо выругался, снимая коробку. Уж очень просто все оказалось. Шухов взвесил коробку на ладони.– А все-таки мы гениальные ребята, – сказал он.– Рановато радоваться, – хмуро заметил Кожохин, когда в присутствии многочисленной комиссии, созванной по этому случаю, коробка была вскрыта и глазам собравшихся предстали пятьдесят свеженьких пачек, в каждой из которых насчитывалось по десять тысяч рублей. – Банк он ограбил? Вроде такого у нас не водится. Задачка?– Эта задачка для ученика седьмого класса, – сказал на другое утро Шухов. – Нам надо свою решать. Смотаюсь-ка я в Курск. Самое время сейчас.Вернулся он через день. Зашел к Кожохину.– Ну как? – спросил тот. – Подтвердилось с Ивановым? Или опять дырка в бублике?Шухов положил на стол фотографию.– Узнаешь?– Что за черт? – воскликнул Кожохин, вскакивая со стула. – Этого не может быть.Он перевернул фото: «На память о Ялте». Ругнулся, снова перевернул, рассматривая лица на карточке.– Нет, вы все-таки объясните.– А чего объяснять? – спросил, в свою очередь, Шухов. – По-моему, и так яснее ясного.Кожохин бросил фото на стол. Поднял. Поднес к глазам. На него по-прежнему смотрели два улыбающихся лица.– Нет, это никуда не годится, – только и произнес он.– Еще как годится, – сказал Шухов, пряча фотографию. – Эта карточка и мне по мозгам ударила. У Иванова папаша живой оказался. Глухой как пень. И кажется, немножко того, заговаривается. Я уж было совсем отчаялся. Папаша мне про сына толкует, а я слушаю да по сторонам поглядываю. Ну и вдруг увидел эту фотографию на стене. Смотрю и глазам не верю. На обратном пути в самолете сидел и все думал: в чем же тут фокус? В общих чертах уяснил, как развивались события. Кстати, коробку вы сохранили?– Должно быть. А что?– Как что? Это сейчас единственная вещь, которая поможет уличить убийцу. Доходит? Его только с поличным можно брать. Улик-то у нас фактически нет. Да, чуть не забыл. Охрана дома ведется? Не сняли?– Нет.– Отлично.– Но как? – простонал Кожохин. – Растолкуйте вы мне. Не могу я сообразить ничего. Когда же был убит Назаров? Ведь без четверти четыре он был жив…– Растолкую, – пообещал Шухов. – А может, ты сам догадаешься? А?
Три часа тридцать семь минут…Поезд мягко тронулся с места. Глухо стукнули буфера. Иванов повертелся в купе, сбегал к проводнице, пожаловался на усталость, попросил поскорее принести постель. Назаров, как сел, положил руки на мешок, так и не двинулся с места. У него болела голова. Ночью спал плохо, все поглядывал на соседа по номеру, встал рано. Иванов же суетился, как стрекоза, заговаривал, смеялся беспричинно. Наконец уселся, раскрыл свой чемоданчик, вытащил колбасу, сыр, бутылку водки, водрузил все это на столик, предварительно сбросив с него лампу, позвал:– Давай, Витя, подкрепимся малость.Он уже звал его Витей. Назаров обращался подчеркнуто вежливо: «вы». По имени не называл, приглядывался, пытался сообразить, что за попутчик ему достался. Гадал: не то свой в доску, не то себе на уме. Похож вроде на уголовника. А в общем, черт его знает. От сыра не отказался. Покопавшись в своем чемодане, вытащил банку консервов, вяленую рыбку. Положил на стол:– Закусочка вот.Иванов налил полстакана, поднял, повертел перед носом, губами почмокал:– Твое здоровье, Витя.Выпил одним глотком, понюхал корочку, принялся рыбку раздирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12