И все же подчас защитные движения его кинжала запаздывали, и дважды он принимал удары меча Нистура на защищенное двойным слоем брони предплечье. Пока что это не принесло ему ощутимого вреда, но показало, что время работает на противника.
Доспехи солдата будут представлять серьезную проблему, подумал Нистур.
Конечно, рубящим ударом в полную силу, наотмашь, ему удалось бы пробить их, но, во-первых, это было бы не в его стиле, а во-вторых, от такого удара изрядно пострадал бы даже его великолепный меч. Оставался укол, но даже в этом случае клинок не был бы застрахован от пары-тройки заусенцев. Нистур решил выждать, пока представится возможность завершить поединок одним уколом в шею — как раз над верхней кромкой кольчуги. Такой финал послужил бы отличным завершением всей этой разыгранной им поэмы в действии.
Нистур уже прикидывал последнюю комбинацию ударов и защитных блоков, как вдруг его противник резко отскочил в сторону. Рука, которую Нистур видел слабо дрожащей над столом, теперь яростно тряслась.
Железное Дерево выругался на незнакомом Нистуру языке, а затем вдруг неожиданно осел на подкосившееся колено и воскликнул:
— Только не сейчас!
Нистур бросился было вперед, чтобы одним ударом покончить с ослабевшим противником, но сдержал свой порыв. В арсенале умелого бойца всегда были такие обманные приемы, как неожиданное недомогание, преувеличенные страдания от пустячной царапины и другие провоцирующие на атаку действия. А ведь при любой атаке нападающий хоть на миг, но остается неприкрытым, уязвимым для неожиданного ответного удара. Вот на использование такого мгновения и были рассчитаны отвлекающие внимание приемы-приманки.
Вместо последнего рывка вперед Нистур отступил на шаг, ни на миг не ослабляя внимания. Он не стал атаковать противника, а издали резко ударил своим клинком по его мечу. Изогнутое лезвие вылетело из словно онемевшей руки Железного Дерева, который, казалось, тратил все силы только на то, чтобы удержаться на ногах. Но Нистур не купился и на это, зная, что и кинжал в руках опытного воина — грозное оружие. Прикрываясь нацеленным в лицо противника мечом, асассин сделал выпад и ударом кромки щита выбил широкий кинжал солдата из ослабевшей руки. Второй клинок со звоном упал на холодные, припорошенные снегом камни мостовой.
Железное Дерево задрожал всем телом и вдруг повалился на землю, зашуршав по камням чешуей кольчуги. И все-таки какая-то шкура, подумал Нистур. Не металл. Осторожно, носком сапога он перевернул на спину бившегося в судорогах противника.
— Боюсь, я вынужден покончить с этим делом, мой невезучий друг, — сказал Нистур, убирая меч в ножны. — Не принимай это так близко к сердцу. Я не знаю, от чего именно ты так мучаешься, но мне ясно, что шансов продолжить карьеру наемника у тебя никаких; кроме того, я теперь понимаю, почему ты был так одинок.
Из-за голенища Нистур выхватил блеснувшую в лунном свете заточку.
Десятидюймовый клинок, как и меч асассина, был заточен лишь с одной стороны, массивная тыльная часть лезвия добавляла силы рубящему удару, которого противник, готовый к уколу, не ожидал бы от такого оружия.
Наклонившись над солдатом, Нистур почувствовал что-то вроде сожаления по поводу бессмысленности происходящего. Его противник был повержен, но не им, а какой-то неведомой болезнью. И вот теперь этот великолепный, но невезучий воин должен умереть по прихоти какого-то заносчивого аристократишки, возненавидевшего солдата и презиравшего убийцу, но желавшего оставить чистыми свои руки, одетые в бархатные перчатки.
Бесполезные размышления, оборвал сам себя Нистур. Он приставил острие заточки к горлу противника, но в этот момент рука солдата, в которой что-то сверкнуло, метнулась к его шее. Нистур почувствовал укол и растекающееся по телу оцепенение. Попытавшись вонзить свой клинок в намеченное место, он понял, что не может этого сделать. Спрятанный кинжал! Да к тому же отравленный! Как это низко и подло, особенно для доблестного вояки. Нистур тяжело сел на заскрипевший под его штанами снег.
— Я повержен. И, главным образом, из-за моих недостойных мужчины сомнений, — произнес Нистур, жалея, что не приготовил для такого случая более патетического заявления. Непростительное упущение для поэта.
— И все же, уважаемый, — обратился он к солдату, — я был о вас лучшего мнения.
Железное Дерево невесело усмехнулся.
— Будь это кинжал — разве ты смог бы сидеть и нести всякую чушь? — Слова с трудом вырывались из его полупарализованной гортани. — Нет, твой язык был бы уже намертво приколот к глотке. Вот, взгляни, какая девочка тебя поцеловала.
С этими словами солдат вновь поднял руку и показал асассину повернутое наружу кольцо. На обратной стороне украшения золотые нити сплетались в сложный узел. Нистуру уже доводилось видеть этот узор.
— Узел Таналуса! — выдохнул он.
— Точно. Даже такой отчаянный парень, как я, старается обезопасить себя от всякой шушеры. Ну что ж, убийца, теперь ты заколдован и не сможешь причинить мне вреда.
Железное Дерево попытался засмеяться, но силы покинули его. Тело отказывалось служить ему, и лишь глаза, не закатываясь, внимательно, не мигая, смотрели на Нистура.
Тот же, в свою очередь, тоже неподвижно сидел, словно оглушенный. Быть заколдованным и привязанным к тому, кого только что собирался убить?! Не поверить в реальность случившегося он не мог. Будь заклинание не действующим, он смог бы вонзить клинок в горло противника, даже будучи смертельно раненным.
Проблема теперь была другой — что делать? Нистур понятия не имел о том, что за болезнь мучила солдата. Был ли этот приступ смертельным или он должен пройти?
Но в любом случае промерзший переулок не место, чтобы проводить ночь, — ни для него, ни для его жертвы-господина.
Асассин встал и подобрал свой плащ, затем поднял с земли оружие Железного Дерева. Обернувшись, он увидел силуэт в капюшоне, склонившийся над его предполагавшейся жертвой.
— Эй, ты! Пошел прочь от этого человека!
Незнакомец выпрямился, и Нистур узнал человека по имени Ракушка, которого трактирщик выгнал на улицу.
— Ему нужна помощь, — сказал — или сказала — Ракушка: точно определить этого Нистур не мог.
— Да что ты говоришь! Ни за что не догадался бы по свойственному мне скудоумию.
— Я сейчас позову кого-нибудь, — пробормотало существо неопределенного пола, пробираясь к выходу из тупика вплотную к Нистуру. — Ой, извините, господин, так скользко. Я сейчас…
Не сделав и шага, подозрительная тень была схвачена за плечо Нистуром.
Развернув человека в капюшоне к себе лицом, асассин ловко и привычно наскоро обыскал его. Это мероприятие дало ему двойной результат. Во-первых, оказалось, что Ракушка — женщина или, скорее, девушка, причем худая почти до стадии истощения. Во-вторых, Нистур выяснил род ее деятельности: он извлек на свет два кошелька, один — пустой, а другой — полный под горловину. Их завязки были аккуратно и чисто срезаны.
— Украсть кошелек у него — невелика премудрость, — сказал Нистур, указывая на лежащего наемника, но по поводу моего — прими мои комплименты. Я даже ничего не почувствовал.
Ракушка и сама выглядела немало ошарашенной.
— А как же ты догадался?
— Во-первых, бескорыстное милосердие — вещь почти нереальная и потому подозрительная. А во-вторых, я видел, как ловко ты можешь двигаться, поэтому, стоило тебе споткнуться на ровном месте, как я сразу заподозрил неладное.
Кстати, странно, что ты не стащила и вот это кольцо.
— Я хотела, — призналась она, — но оно не слезало.
— Многие люди без колебаний забрали бы его вместе с пальцем или с рукой.
На этот раз девушка оскорбилась:
— За кого ты меня принимаешь?
— Давай пока что замнем этот вопрос. Скажи мне лучше, есть ли здесь где-нибудь место, где мой друг мог бы прийти в себя от своего приступа?
Девушка нахмурилась и с сомнением спросила:
— Друг? Не дури меня.
— Теперь — друг. И я чувствую страстное желание помочь ему. Ну, отвечай. Я заплачу тебе, если ты поможешь.
— Я знаю одного лекаря. Очень хорошего. Он живет в старой гавани. А платить мне не надо. Я сама украду все, в чем нуждаюсь.
— Я не собирался подвергать сомнению твой профессионализм, — церемонно извинился Нистур. — Ладно, держи его оружие. Подбери перевязь и шлем. Я понесу парня, а ты показывай дорогу, только не убегай далеко вперед.
— Ты потащишь его на себе? — скептически отнеслась к его словам девушка. — Да он вполовину больше тебя.
— Как часто люди обманываются, глядя на форму…
Нистур нагнулся над солдатом, приподнял его, подставил плечо под середину тела и разогнул ноги. Железное Дерево повис у него на плече. Нистур продолжил свою речь:
— Уверен, ты и не предполагаешь, что я еще и поэт. Я прав?
— Пожалуй, что так, — удивленно согласилась воришка.
Они направились вниз по улицам по направлению к старому порту. Тучи сгустились, закрыв луну; пошел снег.
Глава 2
— Далеко еще? — спросил Нистур.
Он пытался не показывать усталости, но солдат в кольчуге на его плече явно становился тяжелее с каждым шагом.
— Совсем рядом. Где-то вот за этим кораблем. В общем, совсем близко.
С этим сомнительным утешением они продолжили свой путь среди лежащих на земле кораблей.
Много лет назад море, отступая от Тарсиса, оставило после себя множество кораблей. Великая Катастрофа случилась в конце навигации, когда все суда — от рыбацких шхун до боевых галер — либо были загнаны в доки, либо стояли на якоре и на рейде. Большинство из них были большими торговыми парусниками с двумя-тремя мачтами, с объемистым трюмом, просторными каютами для пассажиров и внушительными кубриками для команды. Почти все они осели на песчаное дно гавани ровнехонько килем вниз и уже никогда не покидали своего места, разве что по частям.
Спустя годы часть кораблей, в основном небольших, пустили на строительство домов и на дрова. Самые старые просто сгнили, превратившись в зловонные кучи древесной трухи, но большинство было превращено в дешевое жилье для бедняков и изгоев. Великая Катастрофа коснулась города и мощным землетрясением. Тысячи людей погибли под развалинами домов, и с тех пор выжившие не чувствовали себя спокойно в каменных постройках, предпочитая деревянные хижины или старые корабли.
Толстые бревна шпангоутов, упираясь в борта, поддерживали корпуса судов в вертикальном положении. Некоторые из кораблей обросли пристройками и даже были надстроены на один-два этажа над палубами. В качестве материала для работы опять же шли детали брошенных судов. Над дверями, прорубленными в бортах, тут и там виднелись вывески магазинов, мастерских, увеселительных и питейных заведений. Эти корабли имели более приличный вид, многие даже были заново покрашены. Большинство же превратилось в жалкие лачуги, где ветер гулял по комнатам, проникая в щели между досками обшивки, из которых он давно уже выдул всю смолу и паклю.
Населяли гавань, конечно, жители Тарсиса, но городская власть да и жители самого города не считали их полноправными горожанами, относясь к ним с презрением, как и к иностранцам или гномам.
— Здесь! — победно воскликнула Ракушка.
Они стояли около пузатого торгового корабля — сухогруза средних размеров, некогда годного, скорее всего, для долгих плаваний с небольшим, но дорогим грузом. На взгляд Нистура, корпус неплохо сохранился и явно носил следы бережливой обработки в последнее время. Как и у всех кораблей в этом мертвом порту, у этого отсутствовали давно спиленные мачты, которые заменила дымовая труба. Струйки дыма над нею выглядели более чем гостеприимно — так казалось уставшему и замерзшему Нистуру. Бледножелтый свет лился из иллюминаторов в борту судна.
Ракушка громко постучала в дверь.
— Эй, старик! Впусти меня! — крикнула она и повторила довольно бесцеремонный стук.
Дверь приоткрылась, выпуская на покрытое снегом дно залива полоску света.
— Кто там? А, Ракушка, это ты? С тобой что-нибудь случилось?
Нистур не видел говорящего, скрытого за створками двери.
— Не со мной. Тут человек, которому чертовски плохо. Не посмотришь, что с ним?
— Думаю, что да. Заносите его.
Хозяин отступил с прохода, в который тотчас же шмыгнула карманница.
Нистур, пошатываясь под тяжестью тела, стараясь не задеть за дверные косяки, последовал за ней. Войдя, он оказался в переднем отсеке трюма. Толстые шпангоуты полукружиями уходили к потолку, на котором выделялись лежащие крест-накрест балки. Освещалось это пещероподобное помещение подвешенными к потолку на крючьях судовыми лампами.
— Ну, что с ним, ранен в поединке? Хозяин оказался мужчиной весьма почтенного возраста, с совершенно седыми волосами и бородой.
— Нет, ни царапины, — ответил Нистур. — Его тут подкосил Приступ какой-то странной болезни, а моя подружка сказала, что ты понимаешь толк во врачевании.
— Я всего лишь скромный ученик, лишь кое-что понимающий в этом деле. Зовут меня Станбог, и я не сказал бы, что достоин носить звание лекаря…
— Старик, толстяк хорошо заплатит, — сказала Ракушка, желая помочь делу. — У него полно денег, он ведь наемный у… ой! — воскликнула она, почувствовав железную хватку Нистура на своем плече.
— Я — поэт по имени Нистур и друг этого несчастного человека. Пожалуйста, помоги ему, чем сможешь.
— Я постараюсь. Сделаю, что смогу, независимо от платы. Мирса! Отнеси беднягу в кабинет и сними с него эту змеиную шкуру.
Откуда-то из темноты в комнату вошла женщина. Она была намного выше Нистура, с широким, скорее, по-мужски красивым лицом. По ее плечам спускались две толстые косы из странно перемешанных рыжих и светло-золотистых волос. Она явно была родом из какого-то варварского племени, но Нистур так и не смог определить какого, хотя и считал себя знатоком географии и разных народов.
Нистура поразило, с какой легкостью она приняла с его плеча безжизненно висящее тело солдата. Ее мощное, красивое, как у храмовой статуи, тело плотно облегали кожаные одежды. Даже рисунки, украшающие этот наряд, казались татуировкой на ее собственной коже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32