https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Тяжелые корабли сына Гуннхильд не прошли бы меж острых и частых выступов скал. Выстроившись в прямую линию, они бесцельно мотались вдоль берега. Изредка оттуда доносились ругательства или летели стрелы, но особого вреда они уже не причиняли.
Разбрызгивая воду, ко мне подбежал Хакон:
— Строй людей на берегу. Я размечу поле и вызову Рангфреда на бой.
— Он не пройдет, — покачал головой я. — Застрянет. Хакон улыбнулся. На круглом мокром лице ярла радостно вспыхнули голубые глаза:
— Не пройдет — найдет славу труса! Строй людей! Да, Хакон был умен! Молва назовет трусом именно Рангфреда, а не его. Ведь ярл не отказывался от боя, ну а что кораблям Рангфреда попросту не протиснуться между выпирающими из воды валунами, никто и не вспомнит…
Однако приказ ярла я выполнил. Плечом к плечу мои хирдманны встали в общий строй. На мелководье лучники все еще лениво перестреливались с ходящими вдоль берега кораблями. Как волки вокруг ослабевшей, но еще опасной добычи, они рыскали у скал до самой темноты и даже позже, когда по воде заиграли лунные блики, а неподалеку от вытянутых на камни драккаров вспыхнули факелы. Но тогда уже всем стало ясно, что Рангфред откажется от боя.
Трору надоело держать строй. Он прихватил лук Льота и отправился к лучникам.
— Хоть постреляю, — недовольно пробурчал Черный. Я не стал его останавливать. Пусть хоть так выпустит злость, иначе затеет бучу на корабле, и, кто знает, чем и кому отольется его недовольство.
Теперь для устрашения выпускаемые стрелы поджигали. Красивые хвостатые вспышки взлетали в воздух, расчерчивали яркими дугами темное небо, шлепались в воду и с шипением шли на дно. Я махнул рукой и уселся на землю. О схватке можно было забыть и спокойно выспаться. Если Рангфред все-таки решится на вылазку, он будет самым большим дураком, которого я встречал в своей жизни.
Он не был им. К утру его последний корабль покинул прибрежные воды. Сопя и отдуваясь, мы стянули «Акулу» с пологого валуна. Я стоял чуть в стороне и глядел, как люди Хакона толкают в море свои драккары. Ярл был недоволен. Он притворно улыбался, но по его душе царапали острые когти злости.
— Ты еще успеешь убить его, — утешил я. Хакон обернулся, покосился на угодливо вертящегося рядом Скофти и зло оскалился:
— Рангфред завладел всеми землями к югу от мыса Стад! Моими землями! Я проучу этого выродка!
Впервые я видел его ненависть, и впервые он не прикрывал ее ложью. Должно быть, долгие годы вражды с детьми Гуннхильд не прошли для ярла даром.
— Ты теряешь рассудок, — упрекнул я. Злость покинула лицо Хакона, его голубые глазки засветились:
— Ты слишком умен для берсерка, Хаки. Слишком умен, а значит, слишком опасен.
Он на самом деле боялся, но, пожалуй, и понимал меня лучше других. Да и я угадывал мысли норвежца так, словно был его родным братом. Я не верил ему и восхищался им.
— Я хуже берсерка, Хакон, — сказал я. — Орм был прав — я стал совсем другим. Он думал, рана отнимет у меня силу, но вышло иначе, и теперь, обретая силу Одина, я уже не утрачиваю разума.
Ярл замолчал, задумчиво поглядел мне в глаза и негромко признал:
— Это неплохо для воина, но…
Его корабль накренился и пополз в воду. На ходу запрыгивая на борт, воины загомонили. Догоняя их, ярл обернулся:
— Но боги ничего не дают даром, Хаки! Помни: ничего не дают даром!
Наверное, то же самое сказал бы мой отец.
Бонд пришел ко мне утром.После битвы с Рангфредом мы вернулись в Трандхейм, и зимой ярл все-таки женился на сестре Скофти Новости. Прежде чем разделить с ней ложе, он дал большой пир. Столы ломились от яств, а котел для пива был огромным, как тот, в котором много лет назад утонул Фьельнир, сын Ингви Фрейра. Всю ночь мы пили и слушали песни скальдов, поэтому утром я проснулся с шумом в голове и в дурном настроении. А тут еще и этот бонд!
Почесываясь и потягиваясь, я вышел из шатра и по взгляду нежданного гостя почуял недоброе. Бонд был маленький, кряжистый, с ладонями-лопатами и светлосерыми, незаметными из-под кустистых бровей глазами.
— Какое дело привело тебя, Ральф? — спросил я.
— Забери свою рабыню, хевдинг!
Мне не понравились тон бонда и его резкие слова. Куда мне девать эту никчемную рабыню? Без забот о ней голова раскалывалась…
— Послушай, Ральф, — предложил я. — Если она провинилась, накажи ее сам. Девка меня не интересу. — И, считая разговор оконченным, собирался уйти, но бонд решительно возразил:
— Мне она тоже не нужна, хевдинг! Она — твоя! Если ты не хочешь разобраться с ней, я потребую тинг решить ее судьбу!
Я замер. Тинг?! Чтоб все увидели, что я сам не могу наказать ее за проступок?! Ну уж нет!
— Ладно, бонд, — вздохнул я. — На что ты жалуешься?
— Жалуюсь? Я?! — Он криво усмехнулся. — Я не жалуюсь, хевдинг! Никогда не жалуюсь… Не жаловался, когда наш ярл попросил у меня приюта для твоей рабыни, и когда он пообещал забрать ее, как только ты вернешься, и, когда, вернувшись, ты попросту забыл о ней…
— Ладно, — прервал я. — Чего ты хочешь?
Бонд потер ладони:
— Немногого, хевдинг. Забери ее.
Я сжал кулаки. Не знаю, чем допекла беднягу бонда темнокожая девка, но забирать ее мне не хотелось. Куда ее деть? Да еще поползут слухи о том, что Ральф отказался от рабыни. Кто тогда ее купит? А время походов уже близко, и драккары у берега устремили носы в морю, словно готовые взлететь птицы…
— Слушай, Ральф, — я миролюбиво потрепал бонда по плечу, — подержи девку до лета. Если она такая никудышная работница, что лишь даром поедает твою рыбу, я заплачу за ее прокорм, но пусть все это останется между нами. Мне нужно продать ее прежде, чем уйти в море-Бонд коротко рассмеялся. Его лицо собралось мелкими складочками, а потом вновь разгладилось:
— Нет, хевдинг! Я ни дня больше не продержу ее на своем дворе! И продавать не советую — лишь врагов наживешь. Пожалуй, будет лучше всего, если ты ее убьешь.
Я так удивился, что забыл про головную боль и ломоту в теле. Ральф слыл добрым человеком… Чем же моя рабыня довела его до подобного совета?.
— За что ее убивать? — спросил я.
Бонд огляделся, задумчиво почесал голову и корявым пальцем поманил меня поближе. Я склонился и поморщился. Исходящий от бонда запах навоза и скотьего пота напомнил о братьях…
— Послушай меня, хевдинг, — понизив голос, заговорил Ральф. — Не мое дело, где ты раздобыл эту девку, а только она — колдунья. Верно говорю!
Я вздохнул и отодвинулся. Все понятно. Зимой умер младший сын Ральфа, и у бедняги помрачилось в голове. Раньше он никогда не встречал женщин с темными глазами, волосами и кожей, вот и свалил свою беду на колдовские чары чужой рабыни.
— Ты не качай головой! — обиделся он. — А выслушай и подумай! Конечно, если не желаешь, чтоб о твоей девке узнал тинг.
Я не желал. Бонд усмехнулся:
— То-то… Так вот, слушай. Когда Хакон привел ее, я обрадовался: ожидались хорошие урожаи, да и скотина расплодилась, и мне не мешали лишние руки в хозяйстве. Однако новая работница ничего не умела — ни присматривать за скотом, ни доить коров, ни кормить свиней. Она не ела то, что едим мы, не спала там, где мы, и все время пела какие-то чужеземные песни. Песни нравились моему маленькому Скуди, и я взял рабыню в дом. Она играла со Скуди, пела ему, и с каждым днем Скуди становился все спокойнее и тише. А вскоре затих навсегда… После похорон жена долго плакала, а потом позвала меня и сказала: «Эта странная рабыня своими песнями накликала несчастье! Они — вовсе не песни, а какие-то заклинания! Сходи к ярлу и расскажи ему обо всем!» Я не поверил бабе, но пошел к ярлу и попросил его забрать рабыню. «Подожди немного, Ральф, — ответил он. — Скоро придет Хаки Волк и возьмет ее». Поэтому я обрадовался, увидев во фьорде твой драккар. Но ты не пришел за ней. Вместо тебя пришел Хакон. Он сказал, что ты его друг и скоро пойдешь с ним в поход, и попросил оставить твою рабыню еще на один год. Ярл многое сделал для меня, и я согласился, хотя она не перестала петь. Другие рабы говорили, будто она поет трижды в день, всегда в одно и то же время, повернувщись лицом на восток и сидя на коленях. Однажды я сам увидел это. Скажу тебе правду, хевдинг: я испугался и поверил, что она ведьма, но промолчал ради нашего ярла. А вчера я отправил рабыню к новорожденным козлятам. Они родились крепкими и сильными, эти козлята. Она стала их кормить, но едва взошло солнце, упала на колени, повернулась к востоку и запела. Перед ней стояло корытце, и самый маленький козленок стал пить из него. Она пела над этим корытом, а он пил. Мне рассказали об этом рабы. Они боялись за козленка, но не помешали колдунье, только стояли и смотрели. А сегодня я нашел этого козленка мертвым… Если ты не веришь моим словам, хевдинг, сходи и посмотри сам!
Я верил ему. О таком не лгут. Далеко за горами, на севере, жили могущественные колдуньи из рода финнов. Они были удивительно красивы и жестоки. Многие храбрые викинги попадали в их сети, а затем умирали мучительной смертью. Об одном из них, славном Валланди, сыне Свейнгдира, даже была сложена драпа. Кажется, она пелась так:
Ведьма волшбой
Сгубила Валланди,
К брату Вили
Его отправила,
Когда во тьме
Отродье троллей
Затоптало даятеля злата.
Пеплом стал
У откоса Скуты
Мудрый князь
Замученный марой
Но если северные колдуньи не страшили меня, то южная насторожила. О таком колдовстве я слышал впервые и не знал, как с ним бороться. А худшим было то, что из всего предложенного Бьерном богатства моя рука выбрала эту рабыню, значит, таковой была воля богов! Как можно убить дар друга и дар богов?
Бонд, не мигая, глядел мне в глаза и ждал ответа. Я скорчил недовольную гримасу:
— Ты хорошо поступил, Ральф, что не стал болтать о колдовстве. Я заберу рабыню и хорошо заплачу-тебе за молчание.
Широкое лицо бонда расплылось в улыбке.
— Я знал, что мы поладим, — сказал он и указал на темнеющий за валунами лес: — Я оставил твою девку там. Больше не хочу видеть ее в своем доме!
С этими словами Ральф тяжело затопал прочь, а я чуть не взвыл от злости. Проклятая рабыня! Теперь понятно, для чего она понадобилась Бьерну! Она приносила ему удачу — ведь колдунья может призывать не только беды, но и милости богов. То-то он так ловко расправился с кораблем собственного сына! Что ж, если ведьма служила ему — будет служить и мне!
Я выругался и направился к лесу. Узкая тропа сбежала в ложбину, повернула и скрылась в молодом сосняке. Рабыня оказалась там. Бонд привязал ее к дереву, а рот заткнул клочком какой-то ткани. Должно быть, это случилось рано утром, потому что веревки глубоко врезались в тело колдуньи и она уже ничего не соображала, только бессмысленно водила голубоватыми белками и что-то мычала. Под моей ногой хустнула ветка. Рабыня подняла голову. В ее длинных черных космах запутались сосновые иглы. Я вытянул меч. Глаза ведьмы налились слезами. Она испугалсь совсем, как обычная девка. Наверно, боги отзывались лишь на ее песни, а с завязанным ртом много не напоешь…
«Может, просто вырезать ей язык? — подумал я и замахнулся. — Орм говорил, что где-то в Восточных Странах есть такой обычай».
Девка забилась и закрыла глаза. Меч разрезал веревки как раз между стволом и ее телом. Она упала. Я сел рядом на камень и стал ее разглядывать. Ведьма походила на магрибку. Орм рассказывал мне о таком племени. Они жили далеко на юге, почти на краю мира, в Великой Стране Сарацин, а в Валланде я сам видел на торгу рабов-магрибов. За них просили смехотворную плату, и Трор позарился на дешевизну, но Орм остановил его. «Они живут только на юге, — сказал он, — на севере они быстро умирают…»
Рабыня пошевелила смуглыми тонкими пальцами. Все-таки она магрибка! Но я никогда не слышал, чтоб среди них водились колдуньи — тамошние правители, халифы, не терпели на своей земле подобной нечисти…
Ведьма приподнялась, огляделась, а потом, поняв, что еще жива, подползла и ткнулась лбом в мои сапоги.
— Зачем ты убила малыша Скуди, сына Ральфа? — спросил я. — Разве Ральф обижал тебя?
Она широко распахнула глаза. В них крылось что-то загадочно-привлекательное. И пахло от нее иначе, чем от наших женщин. Так пахли захваченные в походах чужие дома и вещи.
— Зачем ты убила мальчика?
Она замотала головой и принялась что-то бормотать. Я не понимал ни слова.
— Говори на моем языке, — рассердился я. Она уже две зимы прожила в Норвегии и должна хоть немного знать по-нашему!
— Я никого не убивала, — протяжно, будто выдавливая из горла чужую речь, произнесла она.
— А козленка?
— Не убивала…
Я сплюнул. Хотелось, чтоб ведьма созналась в содеянном, а она предпочитала лгать. Добро… Пусть Трор объяснит ей, какова расплата за колдовство и ложь! Черный отучит магрибку ворожить.
— Вставай, — сказал я. — Пойдешь со мной. Рабыня поднялась и умоляюще заглянула мне в глаза.
— Не надо, — прошептала она. — Я не убивала…
— Умеешь притворяться, тварь! — Я замахнулся. Девка вскрикнула и прикрыла голову руками. Грязная, местами порванная одежда съехала с ее плеча, обнажив руку и часть груди. На темной коже, между локтем и подмышкой, мелькнуло что-то белое. Какой-то знак…
Я задержал ее руку и вгляделся. Она билась и что-то кричала, но меня интересовало только клеймо. Это был выжженный на коже круг с загадочными рунами внутри. Где-то я видел такое же, но где? Рабыня вырвала руку и прижала ее к животу. Ей очень не понравилось, что я рассмотрел ее метку. Мне это открытие тоже не принесло радости. Клейменых рабов никогда не продавали. Значит, девка была беглой, и, купив ее, Бьерн подвергался опасности. Ее настоящий хозяин всегда мог указать на кормщика как на вора. Может, Бьерн не купил ее, а взял в добычу? Но Орм говорил, будто кормщик не любил нападать и грабить. Я покачал головой. Нет, этот день поистине был днем загадок!
Рабыня покорно стояла рядом и тряслась, словно в лихорадке. Чего она боялась? Меня или что по клейму я отыщу ее прежнего хозяина и верну ее? Хотя это было бы неплохо…
— Хозяин…
Я посмотрел на колдунью. Ее губы дрожали, а темное лицо стало пепельно-серым.
— Никому не говори об этом, хозяин, — попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71


А-П

П-Я