) должны появиться в Пенглине не позднее восьми часов вечера.Другие говорили, что автобусы пылят по направлению к Британскому военному госпиталю. Они были абсолютно уверены, что нежные и преданные сестры милосердия, сжигаемые невидимой до поры страстью, тут же бросят больных и умирающих на произвол судьбы и попрыгают на кожаные сиденья, чтобы отправиться к погибающим от длительного воздержания молодым солдатам пенглинского гарнизона.Третья, несомненно, самая практичная, но, увы, такая же далекая от действительности версия заключалась в том, что автобусы, приняв на борт по одному патрулю военной полиции, соберут в городе сотню самых приличных сингапурских шлюх и доставят свой эротический груз к самому началу вечера, в программе которого будет одна лишь бесплатная благотворительность.Радужные иллюзии относительно того, что на гарнизонных танцах будет достаточно женщин, были удивительно живучи, хотя по своей невероятности они могли соперничать лишь с наивной убежденностью обитателей Пенглина в том, что какие бы женщины ни прибыли на праздничный вечер, каждая из них сочтет за честь уединиться с ними за ближайшим углом или в росистых зарослях слоновьей травы.Приготовления к этому воображаемому пиршеству страстей вылились в настоящую вакханалию чистоты. За два часа до назначенного времени личный состав начал прихорашиваться и наводить светский лоск: мыться, чиститься, скоблиться и гладиться. Всеобщему ликованию не могли помешать даже мрачные пророчества рядового Таскера – одного из немногих, кто знал горькую правду. Созерцая оживленно галдящую очередь в душ, состоящую из множества голых тел, он сказал, угрюмо покачивая головой:– Скребетесь? Ну что ж, скребитесь, вреда от этого, во всяком случае, не будет. Не пойму только, чего ради вы так стараетесь? Ради женщин? Никаких женщин не будет – даже добродетельных и богобоязненных тридцатилетних старух вы сегодня не увидите. Как ни старайся, из мыльной пены бабы не возникнут. Мытьем не добьешься ничего – разве что умопомрачительной чистоты.Но мало кто прислушивался к его словам. Очередь в душевую, окутанная клубами пара, гудела и шкворчала, словно труба, по которой течет кипяток. Волнение и оптимизм прочно овладели личным составом.– Мойтесь, мойтесь… – простонал Таскер. – Это вам не повредит. Только помяните мое слово: все кончится так же, как в прошлый раз. И в позапрошлый. Пятнадцать женщин на двести пятьдесят мужиков. Что же из всего выйдет? Да ничего хорошего. Большинство напьется и примется орать песни или играть в томбола Томбола – вид лотереи, где разыгрываются дешевые безделушки.

. Говорю вам, не будет никаких баб! Ни одной, ни для кого…И Таскер оказался прав. В назначенный час все они, – разбившись на группки и оживленно переговариваясь, сияя небесной чистотой и щеголяя в парадных костюмах, пошитых у деревенского портного на деньги, скопленные за несколько месяцев строжайшей экономии, – перешли через мостик, держа курс на гарнизонный танцзал. Как водится, немало было в этой толпе громогласных заявлений, что неплохо бы для начала зайти в кан-тину и промочить горло, однако все они делались лишь затем, чтобы тут же с великолепной небрежностью изменить свое решение и, ускорив шаг, поспешить к заветным дверям, увидеть желтые огни под крышей клуба и услышать, как мучительно и нервно настраивает инструменты оркестр морских пехотинцев, прибывший с военно-морской базы.И каждый из пенглинских узников чувствовал, как его сердце куда-то проваливается, когда, войдя в клуб, видел, что вместо таинственных незнакомок зал заполнен степенными и уравновешенными женами офицеров и войсковых сержантов, укрытыми скатертями и уставленными батареями пивных бутылок столами на козлах, да еще оркестрантами, склонившимися над своими дудками. Только пол был голым, только крахмальные скатерти сияли девственной чистотой, а сладострастные стоны доносились только с эстрады, которую оккупировали музыканты.Разумеется, еще некоторое время жива была надежда, что трижды легендарные автобусы полковника Пикеринга с их вожделенным грузом вот-вот покажутся из-за поворота шоссе, однако надежда эта угасала на глазах под звуки однообразных фокстротов и бульканье хлынувшего в кружки пива. В конце концов горькое разочарование похоронило последний ее отблеск, и большинство присутствующих, впав в пьяную сентиментальность, принялись лицемерно оплакивать своих далеких, давних любимых, которым они столько времени хранили нерушимую верность, или затянули песни олучших временах.Да, Таскер был прав; все происходило в точности, как в прошлый раз. Бригг с нетерпением ждал товарища, а Таскер и не думал торопиться. Как он справедливо заметил, не было никакого смысла спешить с бритвой и одеколоном, чтобы напиться пьяным и упасть лицом в сточную канаву.– Если все будет как обычно, – заявил Бригг, – то я, пожалуй, возьму такси и махну в Сингапур.– И я с тобой, – встрепенулся Таскер. – Ну вот, кажется, мы готовы…Но прежде чем идти, они тщательно причесались перед висевшим в казарме зеркалом, где не осталось ни единой живой души, если не считать Грейви Браунинга, стучавшего шариком для пинг-понга то о бетонную стену, то о бетонный пол – следующим вечером он выступал на всемалайском чемпионате.Первую часть пути Таскер и Бригг преодолели нарочито медленно, но уже на мосту оба невольно ускорили шаг, словно какой-то зловредный внутренний голос нашептал им, что на этот раз все же можно на что-то надеяться. Ни тот, ни другой не говорили об этом вслух, но каждый ясно чувствовал в товарище некий нездоровый оптимизм. В первые мгновения они просто пошли быстрее, якобы стараясь поскорее пересечь этот дурацкий мост, но когда впереди засияли ярко освещенные окна клуба и послышались томные вздохи оркестра, оба не сговариваясь перешли на рысь, а потом – не в силах справиться со своим разыгравшимся воображением – ударились в галоп.Двери танцевального зала стояли открытыми, и внутри виднелось довольно много народа, но все это оказались солдаты. Бригг и Таскер врезались в толпу, словно перед ними были повстанцы, и, прошив ее насквозь, вынырнули с другой стороны уже освобожденные от всяческих иллюзий. Повсюду, куда ни посмотри, виднелись сиротливые, вытянутые лица их товарищей. С вызовом гремел оркестр. В середине пустого пространства, демонстрируя преувеличенно четкий шаг, отплясывал с рано постаревшей супругой младшего капрала транспортного взвода сержант Любезноу. Он дергался, сгибался в поясе, скалил частые акульи зубы и кружил партнершу, явно наслаждаясь музыкой и вниманием, которое он привлекал к своей персоне.Наконец большинство зрителей отвернулись от жуткой парочки и начали собираться возле бара, где их ожидало (они уже поняли это) единственное на сегодня развлечение. Двигались они без особой охоты, ибо каждый с неизбежностью чувствовал, что к концу вечера будет пьян до отвращения, словно какой-нибудь шестнадцатилетний сопляк, впервые попробовавший вина.– Каждый раз одно и то же, – с отвращением фыркнул Таскер. – Каждый божий раз… А ведь я предупреждал их, верно? Ведь предупреждал…– Ладно, – печально согласился Бригг. – Давай все же выпьем по стаканчику, а потом махнем в Сингапур.Бригг пребывал в расстроенных чувствах. Он скучал по своей Люси, хотел ее – и стыдился этого. В конце концов, она была самой обычной проституткой, однако ему приходилось крепиться изо всех сил, чтобы не проводить в Сингапуре все свободные часы. После возвращения из лагеря в Баксинге его желание было жгучим, как горячий душ, и Бригг едва не поехал к Люси в первый же день. Каким-то чудом ему удалось взять себя в руки, и вместо того, чтобы сломя голову мчаться в Сингапур, он отправился в тихую гарнизонную контору и, сев за стол, принялся сочинять полное ласковых слов и любовных признаний письмо к Джоан. Но чем дольше он писал, тем сильнее становилась его подавленность, и завершение этой нелегкой работы принесло ему облегчение, сравнимое разве что с радостью, которую испытывает человек, долго бродивший по болоту и вдруг почувствовавший под ногами твердую землю. Отложив ручку, Бригг вздохнул, поднял голову – и увидел на чернильнице жуткого зеленого сверчка шести дюймов длиной, который смотрел на него с мрачным укором в глазах.Таскер купил два пива и повернулся к Бриггу.– Скоро они начнут выть на луну, – поделился он с товарищем своими соображениями. – Помнишь, как в прошлый раз придурок Таффи из оружейной мастерской сидел на перилах моста и орал песни про свой родной Уэльс, а потом заблевал всю лестницу в казарме? Через пару часов здесь будет полным-полно таких Таффи, а мне совсем не хочется любоваться этой картиной.– У меня есть девчонка в Сингапуре, – внезапно сказал Бригг, глядя в желтое озерцо пива в своем бокале.Таскер поперхнулся и выпустил обратно в стакан пиво, которое уже готов был проглотить. – Что у тебя есть? – спросил он.– Девчонка, – холодно повторил Бригг. – Китаянка.– Ты чертов обманщик! – с энтузиазмом воскликнул Таскер. – Что же ты молчал? Может быть, у нее найдется для меня симпатичная подружка?…Бригг жестом остановил его.– Она этим живет.Улыбка соскочила с лица Таскера.– Она… проститутка?– Верно, – подтвердил Бригг, одновременно и радуясь, что поделился с кем-то своим секретом, и жалея об этом.– А в каком смысле она у тебя есть! – с неожиданным пылом заспорил Таскер. – Эта девчонка принадлежит не только тебе, но и половине армии, и половине судоремонтных мастерских, и каждому грязному матросу, что заходят в порт.– Это не совсем обычная девушка, – туманно пояснил Бригг.– О небо! – простонал Таскер. – Ты хочешь сказать, что она – твоя личная шлюха и что она дожидается тебя, хлопая ляжкой об ляжку, чтобы посильнее возбудиться к твоему приходу?!– Я видел ее только один раз, – с жалкой улыбкой выдавил Бригг. – До того как нас отправили в Баксинг.Таскер с облегчением засмеялся.– Пожалуй, тебя следовало бы отправить домой и…Он не закончил, потому что в двери танцевального зала вошли женщины. Правда, это были всего-навсего девицы из ЖВС и с ними – три сиделки из гарнизонного медпункта, но зато их было целых двадцать человек. Солдаты устремились к ним навстречу с горячностью, с какой пожилые люди торопятся увидеть выезд королевской семьи.Таскер бросил Бригга на произвол судьбы и ринулся вперед, словно выпущенная из лука стрела. Бригг видел, как он ловко ввинтился в плотную толпу своих товарищей, в чьих душах снова ожила надежда, и спустя несколько секунд появился в центре зала, держа за руку молодую женщину с толстыми ногами и тугим бюстом, на лице которой сразу же появилось затравленное выражение. Поставив жертву перед собой, Таскер повел ее в функциональном фокстроте. На его губах играла улыбка рептильного довольства.
Филиппа Раскин прибыла в клуб в сопровождении родителей. Отец и мать первыми вошли в распахнутые двери, и она последовала за ними, робко прячась за широкой спиной старшины Раскина. На танцы Филиппа надела любимое розовое платье с блестками, старшина облачился в полную парадную форму со всеми медалями, а миссис Раскин удовлетворилась чем-то желтеньким, с разбросанными по всему полю букетиками мелких роз.По контрасту с розовым шелком загорелые руки и шея Филиппы выглядели не особенно черными, что было совсем неплохо. Что касается отца, подумала она, то он всегда выглядел представительно, стоило ему нацепить эти свои побрякушки. Серое лицо и серые волосы над оранжерейно-канареечным платьем матери являли собой куда более жуткое зрелище.Между тем старшина Раскин сунул дочери стакан джина с оранжадом и прошептал:– А теперь иди и развлекайся. И постарайся быть естественной. Пусть не думают, что ты какая-нибудь герцогиня…– Или лесбиянка, – поддела Филиппа. Лицо старшины сердито покраснело, но он сдержался.– Не будем больше об этом, – сказал он, неуверенно оглядываясь по сторонам. – Не принимай слишком близко к сердцу… В конце концов, ничего особенного в этом нет.– Для меня – есть! – твердо отрезала Филиппа.Отвечавший за организацию вечера артиллерийский капрал с синими угрями на лице объявил белый танец. Он сразу почувствовал себя увереннее, когда после удручающего начала многочисленные кавалеры расслабились и принялись наперебой ухаживать за гостьями.Как только Филиппа услышала его призыв, она двинулась вперед, несмело, но решительно. Старшина Раскин, решивший, что дочь движется к дверям с намерением сбежать, попытался загородить ей дорогу, но вовремя остановился, сообразив что Филиппа идет к высокому, худому рядовому, с несчастным видом стоявшему в десятке ярдов от нее.Старшина Раскин был удивлен, но не так, как Бригг. Бригг поначалу растерялся и решил, что девушка ищет туалет.– Да, – с дрожью в голосе ответил он, разобравшись, чего хочет от него Филиппа. – Да, конечно. Разумеется.– Может ты для начала поставишь свою кружку? – предложила Филиппа, которой пристрастие к пиву не нравилось в солдатах едва ли не больше всего.– О, да, конечно… – спохватился Бригг и, повернувшись на каблуках, сунул свой кубок прямо в руки удивленному Лонтри, который случайно оказался позади него. Бриггу очень не хотелось упустить словно с неба свалившееся счастье. Лонтри поначалу опешил, но, увидев, как Бригг ведет Филиппу в круг, с удовольствием поднес пиво к губам.А Бриггу все не верилось, что его руки сжимают нежные женские пальцы, что черные волосы Филиппы почти касаются его щеки и что стоит ему набраться храбрости и опустить взгляд, и он увидит тенистую ложбинку в вырезе ее платья. Двигаясь как можно небрежнее, он нарочно направил партнершу в ту часть зала, где скопилось больше всего танцующих, надеясь, что в толчее им придется крепче прижаться к друг другу. Странный жар волнами накатывал на него, и в конце концов Бригг раскалился, как кочерга. Краем глаза он заметил Таскера, отплясывавшего со своей толстушкой, и довольно улыбнулся.Но Филиппа не желала поддаваться его чарам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35