https://wodolei.ru/catalog/vanni/gzhakuzi/
А всадники все молчали, как каменные. Хэтфилду их замысел был предельно ясен: жуткий свет луны внушающий суеверный страх, дрожащие тени испуганных людей, группа всадников — зловещая, неподвижная — все это должно было вселять ужас в души пеонов и парализовать их рассудок, ибо несмотря на примесь испанской крови, они, по сути, оставались индейцами, со всеми присущими индейцам суевериями и безотчетным страхом перед неведомым. Смуглолицые жители прибрежных поселков не страдали недостатком физического мужества, они умели со стоическим безразличием смотреть в глаза смерти, без слова жалобы переносить ужасную боль. Но сейчас они столкнулись с чем-то таким, чего не могли понять, а потому — боялись. Сила их духа была подорвана, как и способность сопротивляться…Раздался голос, резкий, властный, говоривший по-испански.— Алькальд! Пусть выйдет алькальд!Дрожащий мэр вышел вперед, шаркая ногами и с опаской поглядывал в сторону говорящего. Взгляд Хэтфилда тоже был обращен на всадника, который восседал на своем коне впереди остальных. Одинокий Волк всмотрелся — и глаза его расширились, челюсти сжались. а на скулах заиграли желваки. Он не мог поверить своим глазам: казалось, у этого человека нет лица! Нет лица в истинном значении этого слова. То, что можно было разглядеть между полями низко надвинутой шляпы и пышным платком на шее, не имело черт, это пространство было как-то стерто и размазано. На нем только пылали глубоко посаженные глаза. В этот момент много бы дал Хэтфилд за один луч солнечного света!Человек без лица заговорил вновь громким звенящим голосом.— Нужно десять человек, — сказал он, — десять мужчин для работы за хорошую плату. Хозяин приказал.Старый алькальд наклонил свою седую голову, затем резко вскинул ее.— Сеньор, — возразил он, — негоже нашим парням ездить туда, на север. Тот, кто оттуда вернулся, уже не живет…Предводитель всадников ничего не сказал. Поднял руку — раздался щелчок, и длинная плеть рассекла лицо старика, которое обагрилось кровью. И тогда вперед вышел Джим Хэтфилд. Он отодвинул плечом ошеломленного мэра и повернулся к всадникам. Раздался его голос, в котором тяжело зазвенел металл:— Слазьте с лошадей и становитесь здесь, вы все! Именем штата Техас вы арестованы!Всадники не могли разглядеть его лица, но в слабом свете луны на груди у него сияла серебряная звезда рейнджера, а голос звучал властно. В течение минуты не было слышно ни звука. А затем Хэтфилд заметил отблеск металла в чьих-то руках, и реакция его была молниеносной.Он пристрелил того, кто выхватил оружие, прежде, чем тот успел нажать на спусковой крючок.Убитый рухнул на землю, и в тот же миг раздался грохот множества выстрелов. Длинные «Кольты» Хэтфилда изрыгали пламя. В темной массе всадников ответные выстрелы сверкали, как молнии по краям грозовой тучи.Пеоны в ужасе бросились врассыпную. Только старый Мануэль Карданас вытащил из-под полы своего плаща допотопный седельный пистолет, и тот грохотал до тех пор, пока вдруг затвор не звякнул по пробитому капсюлю — осечка! От страшного толчка в грудь Хэтфилд откинулся назад, но устоял на ногах.Прошли три долгих мгновения — и бой был окончен. Всадники, нахлестывая обезумевших лошадей, спешно покидали поле ночного сражения. Шестеро из них неподвижно лежали в пыли. Седьмой откинулся навзничь в своем седле, когда вдогонку бегущим просвистела последняя пуля, выпущенная Одиноким Волком.Лицо Хэтфилда стало пепельно-серым и застыло, как каменное, кровь текла изо рта и пульсирующей струйкой била из маленькой синеватой ранки на груди, слева. Негнущимися ногами он сделал несколько шагов и остановился возле неподвижного тела, вглядываясь в искаженное лицо одного из убитых.Невидящий взгляд широко раскрытых глаз бандита был устремлен в небо, залитое лунным светом. Было в этом мертвом лице нечто такое, чего менее наблюдательный человек мог бы и не заметить, если к тому же внимание его притуплено болью. Но от Хэтфилда это нечто не ускользнуло, и глаза его сузились. Какую-то минуту он вглядывался, не веря своим глазам и неспеша убирая свои разряженные «Кольты» в кобуры. Потом его крупная фигура покачнулась и рухнула в пыль рядом с убитым.Мануэль оставил попытки перезарядить свое неуклюжее оружие и, спотыкаясь, бросился к Хэтфилду.Стремглав примчалась Роза, за ней подошли другие. Мануэль торопливо осмотрел раненого. Через минуту появился доктор. Над обнаженным торсом рейнджера взгляды доктора и Мануэля встретились. Старик печально покачал головой.— Не выживет.Доктор кивнул, нехотя соглашаясь. Красивые губы Розы сжались, черные глаза вспыхнули гневом.— Он будет жить! — воскликнула она. — Помогите же мне, растяпы! Вы то же самое говорили и раньше, — о других, а они и по сей день живы-здоровы!Хэтфилда отнесли в дом и уложили на кушетку. Настоем трав, известных только индейским женщинам, юная мексиканка омыла его рану, умело перевязала его — и сильнейшее кровотечение прекратилось. В предрассветных сумерках рейнджер лежал неподвижный и белый, как мел, но все-таки дышал, хотя так слабо, что было почти невозможно заметить как поднимается и опускается его широкая грудь. Роза и отец вопросительно смотрели друг на друга. Наконец девушка заговорила:— Есть только одна надежда, падре, — сказала она.Старый Мануэль понимающе кивнул.— Да. Это сеньор Пейдж.На лице девушки с запавшими от волнения и усталости глазами отразилось сомнение.— Ты думаешь, он согласится помочь? Этот человек — не нашей крови.— Я попытаюсь его уговорить — ничего лучшего не придумаешь, — ответил Мануэль. — Приготовь поесть, а я оседлаю лошадь…
Двигаясь на северо-восток, старый Мануэль направлялся в сторону большого ранчо под названием «Плюс П», владельцем которого был человек с Востока по имени Нельсон Пейдж. Он купил эту землю и поселился тут всего года два назад.Пейдж был затворником, из дому почти не показывался. Соседи его уважали, хоть он был не слишком разговорчив и они мало что знали о нем. По слухам, родом он отсюда, с Запада, но долго жил где-то на Востоке, а на склоне лет решил вернуться и последние годы провести здесь, на границе: он, как будто, любил индейцев и мексиканцев, со многими из них водил дружбу, а если кто-то обращался к нему за помощью, отказа никогда не было.А вот своих белых соплеменников он, вроде бы, недолюбливал. Рассказывали, что там, на Востоке, в цивилизованных краях, Пейдж натерпелся разных бед: вроде бы, занимался бизнесом, но вероломные партнеры его обжулили, и вообще причинили массу неприятностей. Доктор-китаец спас его от смерти и тем завоевал его признательность.Старик Мануэль добрался до ранчо «Плюс П» еще до полудня, и его сразу же впустили.Нельсон Пейдж принял его в полутемной комнате с очень высоким потолком, которая служила ему библиотекой и кабинетом.Хозяин ранчо сидел за громадным письменным столом, ноги его были укутаны теплым пледом. Стены большой затененной комнаты были затянуты черным бархатом. Свет настольной лампы уютно падал на сверкающую поверхность стола, наполовину заваленного книгами.Пейдж сидел в глубоком кресле, откинувшись назад, в тень. Его красивое белое лицо было непроницаемым, а бесстрастный взгляд устремлен на мексиканца. Рядом с хозяином высилась гигантская фигура, это был врач-китаец Цянь — его неизменный спутник. Пейдж выслушал просьбу Мануэля. Затем взглянул на китайца — тот утвердительно кивнул головой.— Я поеду с тобой и сделаю все, что смогу, — Цянь говорил на прекрасном английском языке без малейшего акцента. — Судя по всему, это безнадежно, но я поеду.— Вот и хорошо, — произнес Пейдж звучным голосом. — Если тебе потребуется помощь — всегда обращайся ко мне, Мануэль.— Спасибо, спасибо, сеньор! — воскликнул пеон.Идя к выходу, он продолжал бормотать слова благодарности. Пейдж смотрел ему вслед. Лицо его было все так же бесстрастно…
Но отнюдь не бесстрастным было лицо китайца, когда он вглядывался в застывшие черты Хэтфилда, лежащего в домике Мануэля.— Он белый! — сказал китаец, и это прозвучало, как обвинение. — Ты же знаешь, как мой господин относится к белым! Ты ведь говорил, что это твой родственник!— Я сказал, что он мне как сын, — возразил он. — И это правда, сеньор. Так оно и есть. Этому человеку я обязан самой жизнью!Глядя на белое лицо рейнджера, китаец задумался. Старик, наблюдая за ним, с тревогой ждал, что он скажет. Губы Розы беззвучно шевелились, как будто она молилась про себя. Цянь, казалось, взвешивает все «за» и «против» на весах своей непостижимой логики. Наконец на его лице отразилось принятое решение.— Свети, — сказал он. — Дайте свет, как можно больше, и горячей воды.Он щелкнул замком своего черного кожаного саквояжа и открыл его. Взгляду окружающих предстала целая коллекция сверкающих инструментов. Быстрыми, уверенными движениями сильных рук он обнажил широкую грудь Одинокого Волка. При виде искусно наложенных повязок и ароматических примочек он не смог скрыть одобрения, которое явственно отразилось в его раскосых восточных глазах.Он взглянул на стройную мексиканку.— Твоя работа?Роза утвердительно кивнула.Цянь заговорил бесстрастно, по своему обыкновению четко произнося каждое слово:— Если этот человек выживет — а теперь я думаю, что он выживет — будет обязан жизнью этой женщине.Роза стояла, не поднимая красивой головы, но ее влажные ликующие глаза сияли, как звезды… Глава 3 Ночь, опустившаяся на огромное ранчо «Ригал», была трепетна и пуглива, как антилопа. Под ее темной мантией, отороченной тенями и расшитой звездами, таинственная бесконечность прерии шепотом отзывалась на музыку ветра. Холмы, скалы и вздыбленные утесы казались во тьме огромными, пугающими в неясном мареве ночи. Запекшимися ранами темнели каньоны, края их серебрились, отражая рассеянный свет, сочатся сквозь бесконечность опрокинутой небесной чаши.Клочки пустыни напоминали во тьме вкрапления выбеленных временем истлевших костей. Они как будто светились, отдавая впитанное ими сияние звезд и жалкие остатки солнечного тепла.От берегов величественной Рио-Гранде вплоть до зловещих нагромождений гор Тинаха и дальше вглубь их нехоженых лабиринтов простиралось огромное ранчо, размерами с небольшой восточный штат. По долинам, поросшим кустарником, по каньонам и склонам крутых холмов бродили здесь огромные стада ганадо — здешней породы коров. Откормленных, холеных коров, ибо под здешним горячим солнцем и ласковыми дождями произрастали роскошные сочные травы — кудрявые мескитовые бобы, мясистая бизонья трава, а также не менее питательные, но более выносливые кустарники.Стража охраняла рубежи этих владений, надежная стража — надежные часовые из дуба и других прочных пород деревьев. Колонна глубоко врытых в землю столбов, повторяя изгибы ландшафта, стояла на своей бессонной и вечной страже. И от столба к столбу тянулись туго натянутые ряды колючей проволоки. Ибо ранчо Ригал, несмотря на свои гигантские размеры, было огорожено. Огороженное ранчо — прямо в сердце бескрайней прерии!Владел этим ранчо дон Себастиан Гомес. Перебравшись сюда из Мексики и купив эти богатые земли, он поначалу называл свое владение Эль Рей — Король. В силу местных привычек испанское Эль Рей вскоре превратилось в английское Ригал — Королевский, и дон Себастиан, изысканный джентльмен, не стал перечить соседям и сам с тех пор всегда называл свое ранчо — «Ригал». Его тавром было ЛР — «Лежащее Р».Это было еще до распри с кланом Маккой. Глава этого клана старик Анси Маккой, ненавидел мексиканцев и все мексиканское. Ветеран войны с Мексикой возрастом под девяносто лет лелеял свою ненависть с тех самых пор, когда, раненый мексиканской пулей, он на всю жизнь остался калекой. Маккоя взбесило появление по соседству мексиканского «гидальго», хотя ту войну все давно забыли, если не считать горстки седобородых ветеранов. Злобный и ядовитый, как гремучая змея, которой наступили на хвост, старый вояка умудрился-таки затеять ссору из-за какого-то пустяка, да еще втянул в, нее некоторых своих друзей и знакомых.Началось все с того, что дон Себастиан, обиженный и возмущенный несправедливостью соседей-американцев, прекратил с ними всякое общение и обнес изгородью свое ранчо. Старик Анси очень скоро почувствовал, что ненависть испанца может быть такой же колючей и ядовитой, как и все, что произрастает в горах Кентукки.Вакерос дона Себастиана, стройные смуглолицые парни, которые почти ничем не отличались от ковбоев Техаса, получили приказ охранять границы огромного ранчо и немедленно удалять за его пределы всех непрошеных гостей.В стране, где единственным законом до сих пор оставался «Кольт», неизменный спутник каждого, такой приказ не способствовал укреплению мира и добрососедства.Старик Анси Маккой ни разу в жизни не испытывал чувства страха, и дон Себастиан, хотя и получил некоторое образование, тоже не боялся ничего на свете.Поначалу симпатии остальных соседей поровну разделились между враждующими сторонами, но потом, когда дон Себастиан огородил свое ранчо, симпатии стали склоняться не в его пользу. Скотоводы Западного Техаса терпеть не могут колючую проволоку и всякого, кто ею пользуется.В результате гордый испанец удалился в свое огромное поместье и постепенно превратился в затворника. Но о перемирии не могло быть и речи, и в округе стало неспокойно.Ранчо «Ригал», помимо прочего, могло похвастать лучшими охотничьими угодьями во всей округе. Горы Тиноха изобиловали дичью, а участок, обнесенный ржавой колючей проволокой, стал своего рода заповедником. Молодые скотоводы, рисковые парни, наведывались туда, за изгородь, и порой возвращались с полными сумками добычи. Но иногда им приходилось весьма, поспешно уносить ноги под свист пуль и крики мексиканских вакерос дона Себастиана. Многим смельчакам довелось отведать кнута или мастерски брошенного лассо. Один ковбой, которого изрядно отделали кнутом, схватил свой дробовик и принялся палить, буквально изрешетив своих мучителей мелкой дробью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Двигаясь на северо-восток, старый Мануэль направлялся в сторону большого ранчо под названием «Плюс П», владельцем которого был человек с Востока по имени Нельсон Пейдж. Он купил эту землю и поселился тут всего года два назад.Пейдж был затворником, из дому почти не показывался. Соседи его уважали, хоть он был не слишком разговорчив и они мало что знали о нем. По слухам, родом он отсюда, с Запада, но долго жил где-то на Востоке, а на склоне лет решил вернуться и последние годы провести здесь, на границе: он, как будто, любил индейцев и мексиканцев, со многими из них водил дружбу, а если кто-то обращался к нему за помощью, отказа никогда не было.А вот своих белых соплеменников он, вроде бы, недолюбливал. Рассказывали, что там, на Востоке, в цивилизованных краях, Пейдж натерпелся разных бед: вроде бы, занимался бизнесом, но вероломные партнеры его обжулили, и вообще причинили массу неприятностей. Доктор-китаец спас его от смерти и тем завоевал его признательность.Старик Мануэль добрался до ранчо «Плюс П» еще до полудня, и его сразу же впустили.Нельсон Пейдж принял его в полутемной комнате с очень высоким потолком, которая служила ему библиотекой и кабинетом.Хозяин ранчо сидел за громадным письменным столом, ноги его были укутаны теплым пледом. Стены большой затененной комнаты были затянуты черным бархатом. Свет настольной лампы уютно падал на сверкающую поверхность стола, наполовину заваленного книгами.Пейдж сидел в глубоком кресле, откинувшись назад, в тень. Его красивое белое лицо было непроницаемым, а бесстрастный взгляд устремлен на мексиканца. Рядом с хозяином высилась гигантская фигура, это был врач-китаец Цянь — его неизменный спутник. Пейдж выслушал просьбу Мануэля. Затем взглянул на китайца — тот утвердительно кивнул головой.— Я поеду с тобой и сделаю все, что смогу, — Цянь говорил на прекрасном английском языке без малейшего акцента. — Судя по всему, это безнадежно, но я поеду.— Вот и хорошо, — произнес Пейдж звучным голосом. — Если тебе потребуется помощь — всегда обращайся ко мне, Мануэль.— Спасибо, спасибо, сеньор! — воскликнул пеон.Идя к выходу, он продолжал бормотать слова благодарности. Пейдж смотрел ему вслед. Лицо его было все так же бесстрастно…
Но отнюдь не бесстрастным было лицо китайца, когда он вглядывался в застывшие черты Хэтфилда, лежащего в домике Мануэля.— Он белый! — сказал китаец, и это прозвучало, как обвинение. — Ты же знаешь, как мой господин относится к белым! Ты ведь говорил, что это твой родственник!— Я сказал, что он мне как сын, — возразил он. — И это правда, сеньор. Так оно и есть. Этому человеку я обязан самой жизнью!Глядя на белое лицо рейнджера, китаец задумался. Старик, наблюдая за ним, с тревогой ждал, что он скажет. Губы Розы беззвучно шевелились, как будто она молилась про себя. Цянь, казалось, взвешивает все «за» и «против» на весах своей непостижимой логики. Наконец на его лице отразилось принятое решение.— Свети, — сказал он. — Дайте свет, как можно больше, и горячей воды.Он щелкнул замком своего черного кожаного саквояжа и открыл его. Взгляду окружающих предстала целая коллекция сверкающих инструментов. Быстрыми, уверенными движениями сильных рук он обнажил широкую грудь Одинокого Волка. При виде искусно наложенных повязок и ароматических примочек он не смог скрыть одобрения, которое явственно отразилось в его раскосых восточных глазах.Он взглянул на стройную мексиканку.— Твоя работа?Роза утвердительно кивнула.Цянь заговорил бесстрастно, по своему обыкновению четко произнося каждое слово:— Если этот человек выживет — а теперь я думаю, что он выживет — будет обязан жизнью этой женщине.Роза стояла, не поднимая красивой головы, но ее влажные ликующие глаза сияли, как звезды… Глава 3 Ночь, опустившаяся на огромное ранчо «Ригал», была трепетна и пуглива, как антилопа. Под ее темной мантией, отороченной тенями и расшитой звездами, таинственная бесконечность прерии шепотом отзывалась на музыку ветра. Холмы, скалы и вздыбленные утесы казались во тьме огромными, пугающими в неясном мареве ночи. Запекшимися ранами темнели каньоны, края их серебрились, отражая рассеянный свет, сочатся сквозь бесконечность опрокинутой небесной чаши.Клочки пустыни напоминали во тьме вкрапления выбеленных временем истлевших костей. Они как будто светились, отдавая впитанное ими сияние звезд и жалкие остатки солнечного тепла.От берегов величественной Рио-Гранде вплоть до зловещих нагромождений гор Тинаха и дальше вглубь их нехоженых лабиринтов простиралось огромное ранчо, размерами с небольшой восточный штат. По долинам, поросшим кустарником, по каньонам и склонам крутых холмов бродили здесь огромные стада ганадо — здешней породы коров. Откормленных, холеных коров, ибо под здешним горячим солнцем и ласковыми дождями произрастали роскошные сочные травы — кудрявые мескитовые бобы, мясистая бизонья трава, а также не менее питательные, но более выносливые кустарники.Стража охраняла рубежи этих владений, надежная стража — надежные часовые из дуба и других прочных пород деревьев. Колонна глубоко врытых в землю столбов, повторяя изгибы ландшафта, стояла на своей бессонной и вечной страже. И от столба к столбу тянулись туго натянутые ряды колючей проволоки. Ибо ранчо Ригал, несмотря на свои гигантские размеры, было огорожено. Огороженное ранчо — прямо в сердце бескрайней прерии!Владел этим ранчо дон Себастиан Гомес. Перебравшись сюда из Мексики и купив эти богатые земли, он поначалу называл свое владение Эль Рей — Король. В силу местных привычек испанское Эль Рей вскоре превратилось в английское Ригал — Королевский, и дон Себастиан, изысканный джентльмен, не стал перечить соседям и сам с тех пор всегда называл свое ранчо — «Ригал». Его тавром было ЛР — «Лежащее Р».Это было еще до распри с кланом Маккой. Глава этого клана старик Анси Маккой, ненавидел мексиканцев и все мексиканское. Ветеран войны с Мексикой возрастом под девяносто лет лелеял свою ненависть с тех самых пор, когда, раненый мексиканской пулей, он на всю жизнь остался калекой. Маккоя взбесило появление по соседству мексиканского «гидальго», хотя ту войну все давно забыли, если не считать горстки седобородых ветеранов. Злобный и ядовитый, как гремучая змея, которой наступили на хвост, старый вояка умудрился-таки затеять ссору из-за какого-то пустяка, да еще втянул в, нее некоторых своих друзей и знакомых.Началось все с того, что дон Себастиан, обиженный и возмущенный несправедливостью соседей-американцев, прекратил с ними всякое общение и обнес изгородью свое ранчо. Старик Анси очень скоро почувствовал, что ненависть испанца может быть такой же колючей и ядовитой, как и все, что произрастает в горах Кентукки.Вакерос дона Себастиана, стройные смуглолицые парни, которые почти ничем не отличались от ковбоев Техаса, получили приказ охранять границы огромного ранчо и немедленно удалять за его пределы всех непрошеных гостей.В стране, где единственным законом до сих пор оставался «Кольт», неизменный спутник каждого, такой приказ не способствовал укреплению мира и добрососедства.Старик Анси Маккой ни разу в жизни не испытывал чувства страха, и дон Себастиан, хотя и получил некоторое образование, тоже не боялся ничего на свете.Поначалу симпатии остальных соседей поровну разделились между враждующими сторонами, но потом, когда дон Себастиан огородил свое ранчо, симпатии стали склоняться не в его пользу. Скотоводы Западного Техаса терпеть не могут колючую проволоку и всякого, кто ею пользуется.В результате гордый испанец удалился в свое огромное поместье и постепенно превратился в затворника. Но о перемирии не могло быть и речи, и в округе стало неспокойно.Ранчо «Ригал», помимо прочего, могло похвастать лучшими охотничьими угодьями во всей округе. Горы Тиноха изобиловали дичью, а участок, обнесенный ржавой колючей проволокой, стал своего рода заповедником. Молодые скотоводы, рисковые парни, наведывались туда, за изгородь, и порой возвращались с полными сумками добычи. Но иногда им приходилось весьма, поспешно уносить ноги под свист пуль и крики мексиканских вакерос дона Себастиана. Многим смельчакам довелось отведать кнута или мастерски брошенного лассо. Один ковбой, которого изрядно отделали кнутом, схватил свой дробовик и принялся палить, буквально изрешетив своих мучителей мелкой дробью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18