Удар пришелся солдату в живот. По тихому хрусту позвонков под ногой Римо понял, что у противника сломан позвоночник.
Без видимого усилия, не задумываясь, он поднял руку — она взметнулась быстрее молнии. Локоть угодил другому охраннику в челюсть, раздался хруст, и голова закрутилась, словно карусель. Римо не переставая работал руками. Постепенно окружающее пространство стало расчищаться, отовсюду слышались горловые хрипы умирающих и быстрая чечетка тяжелых солдатских ботинок по кафельному полу — это смертельно раненые бились в последних конвульсиях.
Тут раздались автоматные очереди, и Римо понял, что преодолел лишь первую линию обороны. Усилием воли заставив глаза смотреть, он разглядел еще одну группу солдат, вооруженных автоматами; они были выстроены по периметру крыши с трех сторон. У четвертой стены, за спиной у Римо, сгрудились в кучу плачущие женщины.
Римо не мог допустить, чтобы солдаты открыли по нему огонь. Сам он мог в крайнем случае увернуться от пуль, но женщины этого сделать не могли.
Тут вперед вышел командир, и автоматчики начали сжимать вокруг Римо кольцо.
— Цельсь! — скомандовал командир.
Солдаты сделали еще один шаг вперед.
В этот самый момент Римо увидел кусочек синей парчи, выглядывавший из-за надвигающейся стены солдат, и понял, что теперь его будет трудно остановить.
Он подпрыгнул, оторвавшись от земли настолько высоко, словно взлетел, а затем начал снижаться, согнувшись пополам и нацелившись ногами точно в грудь командира автоматчиков. Тот вскрикнул, выпустив из рук автомат. Толчок оказался настолько сильным, что командир отлетел к дальней стене, ударился о верхний край зубца, перевернулся в воздухе и полетел со стены головой вниз.
Остальные, удивленные странной траекторией полета своего командира, на какое-то мгновение задержались со стрельбой.
Но этого мгновения оказалось достаточно. В атаку пошел Чиун, огибая каждого солдата и сокрушая все на своем пути. Старец двигался так быстро, что даже Римо был не в состоянии уследить за мельканием его рук и ног. Но по четким, резким звукам он знал, что каждый удар попадает в цель.
Пока Чиун делал свое дело, Римо собрал женщин и незаметно повел их к выходу. Одна была настолько изранена, что не могла идти. Ее длинные черные волосы были в крови, лицо распухло, но все же Римо сумел разглядеть, что она настоящая красавица.
— Так вы и есть Консуэла? — спросил он, бережно поднимая ее с земли.
Девушка кивнула, изо всех сил пытаясь открыть заплывшие от побоев глаза.
— Там, внизу, лежит человек, который вас любил, — начал он, но осекся.
С колокольни донесся звук, который он не мог спутать ни с чем — это был стрекот вертолета.
Забыв, что держит на руках девушку, Римо попытался увидеть, что происходит на колокольне. В большой, выкрашенный ярко-синей краской вертолет садились два человека. Один из них был в гражданском, другой в черной форме, как солдаты, охранявшие монастырь. Гражданский забрался в машину, даже не оглянувшись; второй быстро обернулся назад, отвернулся, затем вдруг словно замер и снова поглядел назад. Он узнал Римо.
И Римо тоже вспомнил это лицо, лицо пыток и смерти, оторванных рук и умирающих детей. Для Римо война имела лицо майора Дика Бауэра.
Внезапно в памяти Римо всколыхнулся вихрь забытых образов и ощущений: зажаренная на вертеле птица — ее белое оперение развевается на поднявшемся перед тропическим ливнем ветерке; подвешенные на проволоке тела, словно вытанцовывающие зловещую джигу в первых утренних лучах; запах разлагающихся, гниющих тел.
С губ его сорвался слабый стон. Сверхчеловеческие рефлексы, выработавшиеся в нем за десять лет работы с Чиуном, куда-то пропали. Для него больше не существовало Синанджу, не существовало ничего, кроме войны и бесконечной, бессмысленной комедии на холме.
Словно в замедленной съемке, он наблюдал, как Бауэр достает автомат.
«Завтра прилетит вертолет с продовольствием...» — произнес позабытый голос из глубин памяти.
«Я захватил эту высоту и буду ее удерживать, и мне плевать, пусть хоть все вы подохнете здесь...»
«Протяните еще одну проволоку. Мы им покажем, как связываться с армией США!»
— Ложись! — внезапно прервал его размышления чей-то истошный крик, и Римо вместе с рыдающей девушкой на руках бросился на землю.
Сэм стоял, вытянув руки. Вдруг Римо услыхал свист пуль, и индеец свалился на Римо, истекая кровью.
— О Боже! — воскликнул Римо, приходя в себя. — Сэм!
Винты вертолета разрезали воздух. Он плавно поднялся, немного повисел и, быстро набирая скорость, скрылся за горизонтом.
Покончив с солдатами, к ним подошел Чиун и ловко поставил индейца на ноги. У Сэма была почти оторвана рука. Старый кореец быстро перевязал его, использовав вместо бинта шелковую полосу, оторванную от кимоно.
— Будет жить, — наконец сказал он. — Правда, не знаю, сколько именно, но какое-то время уж точно. Но в таком состоянии он вряд ли сможет спуститься с горы, даже если мы его понесем.
Римо, потрясенный, продолжал лежать. Вдруг он смутно почувствовал, что девушка выскользнула у него из рук.
— Он спас нам жизнь, — произнесла Консуэла. — Иначе пули...
— Да, я видел, — сказал Чиун, глядя на раненого индейца. — Я сразу почувствовал, что в нем есть что-то героическое, — с нежностью добавил он.
Губы Уолфши дрогнули в улыбке, и он медленно открыл глаза.
— Я все слышал, — прошептал он. — Может, теперь научите меня приемам Синанджу.
Чиун положил свою прохладную руку Сэму на лоб.
— Сын мой, храбрость, подобная твоей, превыше любого учения.
Римо отвернулся. Он видел лицо врага, этот взгляд чуть не стоил Сэму Уолфши жизни. Это был непростительный грех, и Римо его совершил. Он забыл о Синанджу.
Во всем виноват вертолет, сказал он себе. Проклятый вертолет.
И вдруг он вновь услышал его, угрожающий и неумолимый, этот живущий у него в подсознании звук, который сведет его с ума.
Но нет, это не галлюцинации. Внезапно Консуэла разразилась тирадой по-испански, указывая на восток.
Римо тоже увидел его. Он летел со стороны, противоположной той, куда улетел Бауэр. По мере приближения машины Римо разглядел, что и знаки на нем были другие. Это был полицейский вертолет.
— Карен! — выдохнула Консуэла. — Она, должно быть, успела перед смертью связаться с полицией.
— Ваша белокурая подруга в кабине, — улыбнулся Чиун.
— Какое же должно быть зрение, чтобы видеть на таком расстоянии! — поразилась мексиканка.
— И не спрашивай, — ответил ей Сэм.
Но кореец уже был на ногах.
— Нам надо спешить. Полиция позаботится о лекарстве и месте для тебя, сынок, только ни в коем случае не говори, что я и Римо были с тобой.
— А почему? Ведь вы.
— Наш император желает, чтобы мы оставались инкогнито. Скажешь властям, что действовал один. — Он кинул прощальный взгляд на Консуэлу. — И попроси женщин одеться. Это неприлично!
Подняв Римо за ребра, он кинул его в сторону лестницы. Когда полиция в сопровождении Карен Локвуд появилась в монастыре, их уже и след простыл.
Глава двенадцатая
К ночи Римо и Чиун достигли подножья горной гряды. Римо не произнес ни слова с того самого момента, как пули Дика Бауэра прорезали залитую солнцем крышу монастыря. Автоматная очередь чуть не убила Сэма Уолфши, и это была полностью вина Римо.
И как только я мог забыть? — снова и снова вопрошал себя Римо. — Как можно было забыть все приемы и уроки Синанджу из-за простой вспышки ярости?
Один вид Дика Бауэра заставил его потерять контроль над собой. И он это допустил! Именно в тот момент, когда больше всего нуждался в собственном мастерстве и уверенности в себе, он их утратил. И Сэм Уолфши вынужден был заплатить за неудачу Римо дорогой ценой.
На опушке хилого леса, возле струящегося ручейка Чиун наконец выпустил руку ученика из своей и велел ему сесть. Римо послушался; на лице его застыла ненависть к себе.
Чиун развел костер. Затем с помощью камня выдолбил из деревянного чурбана котелок и наполнил его водой. Затем достал маленький шелковый мешочек из пояса кимоно, высыпал содержимое в воду и поставил котелок на огонь.
— Это рис, — тихо сказал он. — Даже Мастер Синанджу должен иногда есть.
Римо поднялся на ноги и отвернулся.
— Равно как и ты, — добавил Чиун, — вне зависимости от того, заслуживаешь ты этого или нет.
Римо прислонился к дереву и стоял так, погруженный в себя, пока не сварился рис. Наконец он подошел к костру и опустился перед старцем на колени.
— Прошу тебя, сделай мне одолжение, — еле слышно проговорил он.
— Итак, белый наконец решил заговорить. И, конечно, первым же делом просит меня об одолжении. Что ж, я готов. Продолжай.
— Я прошу тебя вернуться к Смитти и сказать, что меня можно списывать в тираж.
Выражение лица Чиуна не изменилось.
— И все лишь потому, что ты оказался не на высоте?
Римо опустил голову.
— Да. — С его губ сорвался невеселый смех. — Так, чуть-чуть. Из-за меня Сэм всего-навсего едва не лишился руки.
Чиун положил себе риса.
— Что ж, в одном могу с тобой согласиться — ты самым недостойным образом всех подвел.
Римо ждал, что он станет продолжать, но вместо этого Чиун в полном молчании приступил к еде. Римо встал.
— Тогда, пожалуй, здесь мы и расстанемся. Я ухожу.
Чиун кивнул.
— Да-да, конечно. Только прежде позволь задать тебе один вопрос. Неужели у тебя никогда раньше не бывало неудач?
— Таких — никогда.
— А-а.
Чиун проглотил еще пригоршню риса.
Прошло несколько минут, показавшихся Римо вечностью.
— Что означает это «а-а»? — спросил он.
— Ничего. Только то, что ты получил хороший урок, но, судя по всему, урок этот ничему тебя не научил.
— О чем ты говоришь? — вскричал Римо; вены у него на шее напряглись. — Я вынужден бросить то, что для меня дороже всего на свете!
— А почему?
— Потому что я этого заслужил, черт побери!
— А-а, — повторил Чиун. — Я так и думал.
Римо глубоко вздохнул.
— Мне кажется, ты знал, что я собираюсь уйти.
— Естественно.
— Ах, извини! — взорвался Римо. — Я недооценивал твои способности пророка.
— Не пророка, а летописца.
— Но такого прежде никогда не случалось!
— С тобой нет, а с другими случалось. Ну что, рассказать тебе одну историю или ты предпочитаешь бесславно уйти в небытие?
Кинув на Чиуна испепеляющий взгляд, Римо сел.
— Надеюсь, не про то, как Мастера Синанджу предлагали свои услуги в качестве наемных убийц, чтобы прокормить голодающую деревню?
— Именно про это, — радостно закивал Чиун.
Римо закатил глаза. Слава Богу, это в последний раз, решил Римо. Хотя он слышал эту историю уже несчетное число раз, он хотел вновь услышать ее.
— Хорошо, — согласился он.
— Я никогда прежде не рассказывал тебе всю историю о Великом Ванге, первом истинном Мастере Синанджу, целиком, — начал Чиун. — Тебе известно лишь то, что именно он спас деревню, предложив иностранному монарху свои услуги в качестве наемного убийцы, но ты не знаешь, как эта мысль пришла Вангу в голову. Дело в том, что сам Мастер явился причиной несчастья, которое уничтожило деревню и заставило ее народ голодать.
— Ванг? А я-то думал, что он просто восточный Робин Гуд.
— Тогда слушай же, сын мой.
Старец расправил кимоно. В свете луны его пергаментная кожа, казалось, испускала сияние.
— Ванг стал Мастером, когда ему было уже далеко за пятьдесят. Но в народе он с юных лет слыл героем. Еще юношей он разработал и использовал учение Синанджу, чтобы защитить деревню от алчного князя. Народ ценил его за ратные подвиги. Люди украшали его дом гирляндами цветов и пели ему хвалебные песни. И называли его в деревне не иначе, как Ванг Непобедимый.
В его честь ежегодно проводился большой праздник, когда все юноши деревни соревновались в силе и ловкости с могучим Вангом. Никто, конечно же, не мог его победить, потому что даже в те времена мастерство Дома Синанджу считалось непревзойденным. Но Ванг делал вид, что действительно соревнуется с участниками, поэтому каждый заканчивал поединок с чувством удовлетворения.
Те же, кто не участвовал в соревнованиях, торговали сувенирами, играли на музыкальных инструментах, устраивали танцы и пировали, и праздник в честь Непобедимого Ванга был днем радости и удовольствия для всех.
Но однажды во время последнего праздника один маленький мальчик ушел поиграть к морю. День был ветреный, на море был шторм, и волны выбрасывали на скалистый берег, усеянный водорослями, красивые раковины. Мальчик заметил раковины и полез на скалы, чтобы с ними поиграть. Но скалы были скользкими, а волны высокими, и мальчик утонул.
Когда Ванг узнал о случившемся, то отправился к безутешным родителям. Одетый в лучшую одежду, мальчик лежал в гробу. И тут Ванг заметил, что пальчики ребенка ободраны до костей, и понял, что он не сразу захлебнулся, а из последних сил цеплялся за скользкий камень скалы. Понял он еще и то, что все это время, пытаясь спастись, мальчик звал на помощь, но в шуме музыки и смеха никто не услышал его. Дело в том, что никто не прислушивался — даже сам Ванг, обязанностью которого было охранять жителей деревни.
— Но... разве это была его вина? — перебил Римо.
— А разве нет? Ради удовольствий позволить уйти в небытие ни в чем не повинной душе! Разве это не его вина?
Некоторое время Римо молчал.
— И как же поступил Ванг? — спросил он наконец.
— Именно то, что намеревался сделать и ты. В наказание за собственное ротозейство он отправился в пещеры Синанджу, где жил отшельником ровно тридцать лет, так что никто даже не мог сказать ему слова утешения.
Римо кивнул. Приговор был суров, но справедлив.
— А тем временем набеги соседей разрывали Синанджу на куски — до тех пор, пока в деревне не перестали собирать урожай, не погибла торговля, даже рыба в море перестала водиться. Воинственный князь знал, что без Ванга деревня не окажет никакого сопротивления, так что он взял в Синанджу все, что хотел, а деревню оставил умирать. Селяне так обнищали, что вынуждены были отправлять младенцев обратно в море, ибо их нечем было кормить.
И вот в пятьдесят семь лет Ванг вернулся в Синанджу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17