Шоу Копры Инисфри”. Мисс Инисфри сообщила полиции, что Фонг знал, кто напал на него в аэропорту. Фонг утверждал, что это офицер вьетнамских спецслужб, капитан Дай. Мисс Инисфри полагает, что Дай выслеживал Фонга от Таиланда до Лос-Анджелеса, а потом от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка с единственной целью — не дать ему рассказать правду. А это означает, что у нас в стране действует агент вьетнамской разведки. Он был начальником лагеря, в котором находился в заключении Фонг. Он может нам рассказать о многом.— Вы хотите, чтобы я его нашел?— Да. И оставили его в живых. Он может дать нам новые рычаги воздействия на вьетнамцев.— Отлично, — сказал Римо. — Я найду его и заставлю отвести меня в лагерь.— Нет, вы найдете его и передадите нам. А мы сделаем все остальное.Римо раскрыл папку и заглянул в нее. И страшно побледнел.— В чем дело? — удивился Смит.Чиун в беспокойстве вырвал папку из рук Римо. Сверху лежала фотография. На ней был изображен какой-то человек. Лицо его было покрыто оспинами, а глаза — маленькие и злобные, как у крысы. Он стоял в телевизионной студии и держал в руке автоматический пистолет. Фотография была неважного качества — явно переснятая с телеэкрана.— Почему у тебя лицо цвета смерти? — спросил Чиун.— Я знаю его. Я знаю этого косоглазого, — глухо отозвался Римо.— Вот как?— Да. Я убил его. Во время войны. Больше двадцати лет назад. Я его убил. Его тут быть не может. Он мертв.Мастер Синанджу еще раз взглянул на фото и снова перевел взгляд на бледное ошарашенное лицо Римо.— Хватит! — крикнул он и швырнул папку вверх. Ее содержимое разлетелось по комнате. — Сначала ты видишь имя своего друга, написанное на спине мертвеца, а теперь ты утверждаешь, что призраки ходят по земле. Тебе больше нельзя поручить ни одного сколько-нибудь серьезного дела. Ты должен немедленно вернуться в “Фолкрофт” на отдых. И для переподготовки. — Чиун развернулся и обратился к Смиту: — Император Смит, все задания, намеченные для Римо, вам придется перепоручить кому-нибудь другому. Мы с ним будем заняты. Возможно, несколько месяцев.— Ну, если вы полагаете, что это абсолютно необходимо... — неуверенно начал Смит.— Послушайте-ка... — прервал его Римо.— Вы видите, как он себя ведет. Вы слышите, как он говорит. Он говорит, как Римо давно минувших дней. Его ум регрессирует. Причиной этого стал шок, который он испытал, когда вбил себе в голову, что его покойный друг все еще жив. Римо не может проститься со своим прошлым. Я должен стряхнуть с него это состояние.— Я сам знаю, что я знаю, — упрямо заявил Римо.— Ты видишь призраков своего прошлого — сначала это был твой друг, а теперь враг, которого ты, как пытаешься нас уверить, убил.— Так попытайся меня остановить! — крикнул Римо и бросился к двери.Мастер Синанджу взмыл в воздух, веером раскинув свое кимоно. Мгновение — и он оказался возле двери, преградив Римо путь.— Стой! — Чиун предостерегающе поднял руку.— Ты меня не остановишь! — рявкнул Римо и попытался продолжить свой путь.Чиун угрожающе выставил вперед сжатый кулак. Руки Римо инстинктивно взвились в воздух, пытаясь парировать возможный удар.Внимание Римо было полностью сконцентрировано на правой руке Чиуна, а Чиун тем временем выбросил из-за спины левую руку и швырнул комок мятой бумаги.Бумага полетела в лицо Римо с такой скоростью, что он не успел среагировать. Удар пришелся прямо в лоб. Голова дернулась назад, словно от удара кузнечного молота, и Римо завалился набок.Мастер Синанджу подхватил его прежде, чем Римо упал на пол, оттащил к дивану и аккуратно уложил.Смит с недоверием поднял с пола комок бумаги и развернул его. Он думал, что внутри окажется что-нибудь очень тяжелое, но, кроме бумаги, ничего не было. Фотобумаги — это была смятая фотография капитана Дая.— Он ранен? — спросил Смит.— Разумеется, нет. Только оглушен. Я ведь воспользовался просто бумагой.— А разве можно сбить с ног человека смятым листком бумаги? — в голосе Смита по-прежнему сквозило недоверие.— Надо придать ей очень большую скорость, — ответил Мастер Синанджу, ощупывая у Римо бровь. Глава 8 Римо Уильямсу казалось, что он снова очутился в джунглях.Ему представлялось, что он продирается сквозь заросли слоновой травы где-то к югу от Кхесана, а может — от Даутьенга. Окружающий пейзаж не позволял определиться точнее. Слоновая трава — она везде слоновая трава. Листья с острыми краями, стебли выше головы, да еще и постоянно цепляется за ноги. Лишь слегка прикоснись к ней — и почувствуешь, как по пальцам тебе полоснула тысяча бритв. Остальные бойцы продирались сквозь траву позади Римо, но только самого ближайшего еще кое-как можно было разглядеть. Чернокожий верзила с серьгой в ноздре. Лицо его казалось Римо знакомым, но имени он вспомнить не мог. Лицо его было неподвижно — узкая маска. Единственная движущаяся деталь — глаза.Уильямс целеустремленно шел вперед, внимательно следя, чтобы под ноги не попались скрытые провода, соединенные с расставленными вьетконговцами минами. Мины, которые взрываются, когда на них наступишь, его не волновали. Что толку беспокоиться о том, что предотвратить ты не в силах? Это — часть войны, когда ты случайно оказываешься в неподходящее время в неподходящем месте. Явление того же порядка, что минометный обстрел, или эпидемия дизентерии. Или — автомобильная катастрофа там, во внешнем мире. Так что лучше об этом не думать. Но провода заметить можно.Уильямс перевел рычажок переключателя на своей винтовке М-16 с положения “полуавтомат” в положение “авто”, досчитал до двадцати и передвинул назад. Это стало для него привычным ритуалом где-то начиная с третьего месяца пребывания во Вьетнаме, когда он осознал, что случайность смерти подчиняется неким строгим математическим законам. Никогда нельзя сказать заранее, кто выскочит на тебя из зарослей. И никогда нельзя заранее предсказать, в каком случае у тебя больше шансов — если ты ввяжешься в бои, стреляя в полуавтоматическом режиме или в автоматическом. Но само по себе это может иметь роковые последствия. Поэтому трижды в минуту Уильямс передвигал рычажок переключателя. Конечно, строго говоря, вероятность того, что режим стрельбы будет выбран правильно, оставалась одинаковой, но у Римо создавалась иллюзия, что он способен контролировать то, что не поддается контролю. Если говорить серьезно, то это всего лишь предрассудок, но, в конце концов, кто не суеверен здесь, во Вьетнаме?Уильямс снова передвинул рычажок в положение “авто”, и как раз в этот момент раздался резкий свист, словно кто-то резанул серпом по толстым стеблям слоновой травы. Отряд замер. Римо поднял руку, приказывая товарищам остановиться. И тут раздался прерывистый звук автоматных очередей. Заговорили АК-47.— Вьетконг! — крикнул кто-то.Но это были не партизаны. Вьетнамцы были одеты в военную форму: это были солдаты регулярной армии Северного Вьетнама. Уильямс видел серые фигурки, короткими перебежками передвигающиеся в густых зарослях слоновой травы. А за ними угадывалась высота 881.“Кхесан, — подумал Уильямс. — Я снова в Кхесане”.Он открыл огонь. И все в отряде тоже открыли огонь. Сначала падали только стебли слоновой травы. Потом упал чернокожий парень с серьгой в носу. И тут Уильямс вспомнил его имя. Чеппелл. Рядовой Лэнс Чеппелл. Именно это с ним и произошло в октябре шестьдесят седьмого, когда он решил испытать АК-47, который нашел на тропе в джунглях. Чеппелл не мог знать, что отряды специального назначения армии США завели обыкновение заменять порох в трофейном оружии на взрывчатку “Си-4” и оставлять автоматы в лесу специально для вьетконговцев. Чеппелла разорвало в клочки.Магазин Уильямса иссяк. Римо упал на колени, сменил обойму и снова переключил рычажок в положение “полуавтомат”. Вьетнамцы бросились врассыпную — видимо, они не ожидали встретить столь плотный ответный огонь. Уильямс побежал вперед, стреляя одиночными выстрелами.Кто-то заорал там, среди деревьев, куда скрылись вьетнамцы.— Ты зацепил одного, Уильямс! Давай, жми!“Кто это? Я знаю этот голос”.Отряд Уильямса продвигался по направлению к деревьям. Ответный огонь открывался лишь изредка и никого не задевал.— Кто-нибудь видел, сколько их там? — крикнул Уильямс.— Трое. Не меньше трех.— Ну, этого желтомазого, который там вопит, можно больше не считать, — произнес все тот же знакомый ироничный баритон.Американцы добежали до деревьев. Впереди всех — Уильямс. Раненый вьетнамский солдат лежал на боку. Он больше не орал, а только стонал и всхлипывал: “Трой ой! Трой ой!” Пуля попала ему в грудь, и теперь с каждым словом на губах его лопались розоватые пузырьки. Задето легкое.— Кто-нибудь понимает, что он говорит? — спросил Уильямс.— Ага, — отозвался все тот же невидимый знакомый голос. — Он молится своему богу. Похоже, скоро они встретятся.— Почему бы не помочь ему поскорее увидеться с богом? — предложил кто-то.— Хорошая мысль!Обладатель знакомого голоса выстрелил в упор. Очередь прошила грудь. Вьетнамец дернулся и замер. Американец обернулся к Уильямсу и поднял вверх большой палец. И тут вдруг, взглянув на его ухмыляющуюся физиономию, Уильямс вспомнил и его.И улыбнулся в ответ. Эд Репп. В последний раз он видел Эда, когда они вместе ходили в разведку в районе высоты 860. Уильямс шел впереди. Эд крикнул: “Подожди, пузырь лопается!” — и скрылся в зарослях. Минутой спустя раздался взрыв.Уильямс побежал туда, где скрылся Эд. Сначала он нашел его правую руку. На месте локтя была лишь кровавая каша с белым пятном кости. Остальные части тела Эда были разбросаны в радиусе пятидесяти ярдов. Мина. Вьетконговские мины были начинены стальными шариками, и если такая взрывалась у вас под ногами, то это было равносильно тому, как если бы в вас выстрелили в упор одновременно из семидесяти охотничьих ружей, заряженных картечью. Минутное дело.Уильямс не плакал. И вообще не выказал никаких эмоций, лишь достал из рюкзака специальный мешок для останков и начал наполнять его. Он ничего не чувствовал — даже не чувствовал тех капель, которые упали на него сверху после взрыва. Это не дождь, и цвет совсем другой.Эд Репп был последним, с кем Уильямс подружился во Вьетнаме. После этого он перестал заводить новых друзей. Инвестиции в друзей не окупались.Эд Репп, убит при отправлении малой нужды под Кхесаном, Республика Вьетнам, лето 1967 года.Увидеть его снова было приятно.— Ну и как ты жил все это время? — поинтересовался Уильямс.Эд перестал улыбаться, и в глазах у него, как это всегда бывает в джунглях, появилось отсутствующее выражение — словно он смотрел вдаль на какой-то объект, находящийся в тысяче ярдов от него.— Мертв. Я был мертв все это время, — тихо ответил он.— Да, я знаю. Я тоже там был, помнишь?Глаза Эда снова приняли нормальное выражение, лицо его озарила улыбка, а вокруг глаз появились мелкие морщинки. Он сразу как-то помолодел — теперь на вид ему нельзя было дать больше двадцати четырех лет. А ему было девятнадцать.Эд не успел ответить. А кто-то сказал:— Слушайте, а что будем делать с двумя другими желтожопыми? Здесь где-то должен быть базовый лагерь армии ДРВ.Уильямс посмотрел на говорившего, пытаясь понять, кто это, но в тусклом свете догоравшего дня лица было не разглядеть, и Уильямс решил, что лучше и не пытаться.— Ну, что скажешь, начальник? — лениво поинтересовался Эд Репп. В глазах у него заиграли знакомые Уильямсу озорные искорки.— Потом, — отозвался Уильямс. — У нас в отряде тяжелораненый. Слушайте, кто-нибудь, возьмите рацию и вызовите санитарный вертолет. Эд, запусти дымовуху, просигналим им.Вертолетные винты прижали слоновую траву к земле. Чеппелла погрузили на вертолет, и все остальные тоже поднялись на борт. Вертолет взмыл вверх, и с борта солдаты помахали Уильямсу, оставшемуся на земле. Он помахал им в ответ, недоумевая, почему же он остался.Потом Уильямс отвернулся и увидел вдали горы, покрытые буйной зеленой растительностью и совершенно не тронутые войной. Над горами поднимался густой туман, как пар изо рта ангелов. Уильямс сел, положил винтовку на колени и устремил свой взор на это дивное зрелище. Он смотрел и смотрел, пока слезы не застили ему глаза и он не испытал всепоглощающее чувство восторга, которое не понять никому, кто не прошел через Вьетнам. И даже те, кто прошел, не нашли бы слов выразить это чувство.“Черт побери, это будет длиться вечно. И никакое количество смертей, никакие политики, никакая трескотня и лапша, которую нам вешают на уши, никогда ничего не изменят. Вьетнам — это навсегда, и мне кажется, что я стал его неотъемлемой частью”.Римо проснулся в незнакомой комнате. Стены были обиты какой-то невыразительной мягкой материей. Римо лежал на большой, но неудобной койке.Откуда-то снизу раздался скрипучий голос:— Ага, ты проснулся.— Чиун?Мастер Синанджу сидел в углу, прямо на полу, как всегда. Он переоделся в короткое желтое кимоно с укороченными рукавами. Кимоно для тренировки.— Ты меня помнишь? Это хорошо, — сказал Чиун и потянул какой-то шнурок. За тяжелой металлической дверью раздался звонок.— Конечно, я тебя помню, — раздраженно отозвался Римо. — А почему бы и нет?— Там, где ты побывал, возможно все, — пожал плечами Чиун.— А где я побывал?— Неважно где, — отрезал Чиун. — Сейчас ты в штате Нью-Йорк. Вот так-то. Хе-хе!Римо не поддержал веселья Чиуна. Лицо Чиуна посуровело.— Где я? В “Фолкрофте”?— Да. Император Смит и я решили, что твой дом здесь.Римо встал с кровати.— Я в резиновой комнате?Щелкнул замок двери, и в комнату вошел Смит.— Римо, Мастер Синанджу, — сказал он вместо приветствия. — Как вы себя чувствуете, Римо?— Голова кружится. Чем ты меня ударил, Чиун? Кирпичом?Чиун достал из рукава смятый клочок бумаги, перекинул его из правой руки в левую и швырнул Римо. Бумажный шарик круто взлетел вверх и резко опустился вниз. Римо поймал его на лету и тупо на него уставился.— Ты шутишь. Тебе уже много лет не удавалось подловить меня на эти шуточки с бумажками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27