— Вы его еще не знаете. А я его знаю и люблю. Так что лучше не вмешивайтесь. К тому же на карту поставлена ваша жизнь.
— Вы, наверное, не хотите, чтобы я сообщала о происшедшем в полицию?
— Да, было бы лучше этого не делать.
— Лучше для чего?
— Не для чего, а для кого. Для вас. Это помогло бы сохранить вам жизнь. Кто-то пытался вас убить. А мы можем вас спасти. Вряд ли на это способна полиция.
— Какой же полицейский поверит, что эти бандюги сами себя перебили в какой-то разборке, а потом уложили свои собственные тела аккуратным штабелем возле мусорного бака?
— Можете им сказать, что штабелем их сложили мы.
— Но ведь всех этих парней вы уложили голыми руками. Разве это не подозрительно? Если бы я была полицейским, то рапортовала бы об этом происшествии как о чем-то совершенно исключительном.
— Не волнуйтесь, — сказал Римо. — Все будет в порядке.
Как и предсказывала Консуэло, следователи отдела по расследованию убийств полиции Мак-Киспорта отнеслись к происшедшему с большим недоверием. В обычной ситуации это дело повергло бы их в замешательство. Но поскольку недавно управлением была получена инструкция докладывать о подобных фактах — случаях смерти, вызванной “без видимого применения оружия”, — в центральное бюро, то действия полиции были совершенно очевидны. Надо это дело просто спихнуть.
Но вот о чем ни один из полицейских не догадывался, так это о том, что их рапорт пойдет не в ФБР, а в санаторий Фолкрофт, где Харолд В.Смит с помощью компьютера следит за передвижениями Римо и Чиуна. Инструкция, разосланная во все полицейские управления страны, исходила от него, причем не только для того, чтобы знать точное местонахождение Римо и Чиуна в каждый конкретный момент, но и для того, чтобы полиция на местах думала, будто кто-то наверху отслеживает все загадочные убийства. Смит не хотел бы, чтобы провинциальные полицейские объединили свои усилия и стали сопоставлять свои сведения, это могло бы вызвать нежелательный резонанс. Было уже столько трупов, столько убитых, что либеральной прессе хватило бы этих безвинных жертв до конца дней.
И неважно, поднялся бы шум против этих убийств или за них — и то и другое было бы одинаково опасно. Главное, что это привлекло бы к организации внимание общественности, чего никак нельзя допустить.
Но сегодня Смит почти не придал значения рапорту из Мак-Киспорта. В стране что-то происходит, а у него на этот счет лишь самые отдаленные представления. У него пока нет веских доказательств, но ясно, что кто-то пытается создать в Америке государство в государстве. На мониторе компьютера появились персонажи, занимающиеся накоплением того единственного источника, на котором можно построить собственную империю, — золота. Было ясно, что, вопреки всем статистическим отчетам, они уже обладают достаточным богатством, чтобы образовать свое независимое государство. Сегодня утром Смит работал именно над этим материалом. С Римо и Чиуном все будет в порядке. С ними всегда все в порядке. Их безопасность никогда не вызывала опасений. Тревогу вызывает безопасность страны.
* * *
Прошло два дня. Для Консуэло Боннер был день узнавания. Прежде всего, она без труда узнала то, что было запечатлена на предъявленных ей фотографиях. Потом внимательно посмотрела на знакомый на вид нагрудный знак сотрудника, который ей их показал, — знак работника Агентства по контролю за атомной энергетикой. И наконец — что было тоже немаловажно — она увидела действительно красивое лицо. Этот парень был потрясающе хорош собой. У него были светлые, почти белые волосы, светло-голубые глаза и белоснежная кожа. Она сочла бы его привлекательным, но это было слишком слабое определение. Звали его Франциске. Он поинтересовался, нет ли и у нее испанских родственников — ведь ее зовут Консуэло.
— У вас осанка как у испанской дворянки, — польстил он.
— Можете убрать свой значок, — сказала она. Никогда прежде ей не приходило в голову представить себе какого-либо мужчину нагим. Но сейчас она подумала именно об этом. Еще она подумала, каким был бы ребенок, рожденный от этого мужчины.
Но все же сильнее ее занимал вопрос, зачем ему понадобились фотографии Римо и Чиуна. По всей видимости, они были сделаны с большого расстояния. Скорее всего, снимки делались на высокочувствительной пленке — отпечатки имели большую зернистость и поэтому были не очень четкие. Римо на снимках улыбался, словно позируя для семейного альбома.
— Вы знаете этих людей?
— Почему вы спрашиваете?
— Мы подозреваем, что это опасные преступники.
— На каком основании?
— Они убивают людей.
— Если они убивают тех, кого надо, они вполне безопасны для общества.
— Вы рассуждаете мудро, сеньорита, — сказал Браун. — Вам следует понимать, что Агентство по контролю за атомной энергетикой следит за усилиями, которые вы предпринимаете в последнее время. Мы не виним вас в пропаже сырья.
— Это для меня новость, — ответила Консуэло.
— Вас хотят представить к повышению — вам предложат должность, которой не удостаивалась еще ни одна женщина.
— Что ж, от этого все только потеряли.
Браун поднял руки, выражая этим жестом поспешное согласие.
— Совершенно верно. Совершенно верно. Конечно, женщины и должны занимать такие посты. Вот вы и покажете всему миру, на что способен слабый пол.
Консуэло еще раз взглянула на фотографии.
— А что вы сделаете, если я скажу, что знаю этих людей?
— А, хороший вопрос. В конце концов, они слишком опасны.
— Так что бы вы сделали?
— А что бы вы хотели, чтобы мы сделали? За вашу собственную безопасность отвечаете прежде всего вы сами. Мы же только хотим предупредить вас об опасности — опасности, которая исходит от этих двоих.
— Я бы хотела, чтобы вы не делали ничего, — сказала Консуэло.
— Могу я спросить, почему?
— Если я вам отвечу, это будет означать, что я призналась, что видела их.
— Вы и так уже дали мне это понять, — ответил Браун.
Он сидел в кресле напротив с безмятежным выражением лица. Консуэло обставила свой кабинет без лишних украшений. Все стулья и столы были невыразительные и однообразные. В этот интерьер красавец Франциско вписывался с трудом.
Одета Консуэло была в темный костюм, который она сама называла убедительным — иными словами, ее наряд был строгим под стать обстановке.
— Я ничего вам не говорила, — ответила она с нажимом.
Браун заметил, что она слишком часто улыбается. Без конца застегивает и расстегивает пуговку. Закидывает ногу на ногу и опять ставит на пол. Облизывает губы и усилием воли заставляет себя их сжать. Было видно, что она пытается взять себя в руки.
Он встал и, подойдя ближе, положил ей руку на плечо.
— Не надо, — сказала она, но руки не убрала.
Он прижался к ней щекой. Она ощутила мягкость и гладкость его кожи. Она чувствовала рядом с собой его тело, вдыхала аромат его дыхания. Он шепнул, щекоча ей ухо:
— Я здесь, чтобы помочь вам.
Она сглотнула.
— Я офицер безопасности. И я не позволю, чтобы со мной обращались иначе, чем вы обращались бы с мужчиной.
Голос ее прозвучал твердо, но она не высвободилась из его рук. Чьи-то пальцы играли верхней пуговицей ее жакета.
— С мужчинами я тоже занимаюсь любовью, — ответил Франциско.
— О-о, — выдохнула она.
— И с женщинами.
— О-о, — повторила она.
— Ты очень красивая.
— Ты тоже.
— Я буду делать только то, что ты мне позволишь.
— Значит, вы не сделаете им ничего плохого?
— Уж во всяком случае их никто не станет арестовывать. Мне только надо знать, где они находятся. Ведь они у тебя, да?
— Да. Они меня охраняют.
— Отлично. А где они сейчас?
— Здесь недалеко.
Гладкая щека вдруг отпрянула, а руки перестали теребить ей жакет. Франциско Браун выпрямился.
— Где? — резко спросил он.
— Поблизости. Мы все собираемся в Калифорнию — в Ла-Джоллу.
— Почему именно туда? Ты ведь должна обеспечивать безопасность своего предприятия здесь, в Пенсильвании.
Испугавшись своей реакции на внезапную перемену в настроении Франциско, Консуэло отказывалась признаться себе в том, что она только что осознала.
— Но вы говорили, вам надо только знать их местонахождение.
— Законом не возбраняется сообщить мне нечто большее, — сказал Франциско. Он оглянулся — надо было убедиться, что в этой комнате их нет. — Не забывайте — я могу ходатайствовать о вашем повышении, если вы мне поможете. Можете спросить ваше начальство. Спросите у директора АКАЭ.
Она так и сделала. Как только за его спиной закрылась дверь и она собралась с мыслями, она сейчас же связалась с агентством. Глава агентства не только подтвердил то, что она узнала от Франциско, но и приказал ей оказывать ему всяческое содействие, о чем бы он ни просил. Еще он сказал, что очень доволен ее работой.
— Я очень рада, ведь обычно, когда пропадает так много урана, как на нашей станции, принято винить во всем службу безопасности.
— Мы вас очень ценим, мисс Боннер. И не в наших традициях раздавать направо и налево беспочвенные обвинения.
— Но я надеюсь, что почести вы умеете раздавать, ибо мне кажется, я напала на след. Надеюсь, что скоро смогу раскрыть это дело.
— Каким образом?
— Сами увидите.
* * *
На следующее утро Консуэло, Римо и Чиун прибыли в Ла-Джоллу. Консуэло никогда не видела, чтобы такие изящные домики были с таким вкусом вписаны в не менее живописный пейзаж. Римо сказал ей, что в Ла-Джолле самый хороший во всей Америке климат. В этом симпатичном маленьком городишке на тихоокеанском побережье всегда весна. Чиун заметил, что тут слишком много белых.
— Было бы лучше, если бы здесь было побольше корейцев, — пояснил он.
— Если бы здесь было больше корейцев, то это место было бы похоже на рыбацкий поселок, — сказал Римо.
— А чем тебе не нравятся рыбацкие поселки?
— Я видел деревню Синанджу. Хотя она тоже находится на берегу моря, там далеко не так приятно, как здесь.
— Пойду наведу справки, — сказала Консуэло. — Здесь у нас первое недостающее звено.
— Валяй, — отозвался Римо.
Вот было бы интересно, подумал он, пожить в этом местечке. Жить в собственном доме, со своей семьей. Иметь свою машину, ставить ее в свой гараж и каждую ночь спать в одной и той же постели.
Такие мысли совершенно не волновали Джеймса Брустера, бывшего работника атомного объекта в Мак-Киспорте, который не так давно вышел на пенсию. Теперь он получал двенадцать тысяч долларов в год.
При такой скромной пенсии, он только что купил за 750 тысяч квартиру в кондоминиуме в Ла-Джолле, в котором все жильцы были, как и он, пенсионеры.
Ипотечная компания недавно связалась с ядерным комбинатом в Мак-Киспорте по поводу довольно крупного кредита. Им был нужен человек, доходы которого по бумагам не превышали бы двенадцати тысяч долларов, тогда, дав ему ссуду, они выводили бы из-под налогообложения полмиллиона.
Джеймс Брустер был тем самым диспетчером, который осуществлял отправку груза урана по маршруту через бульвар Кеннеди в Бейонне. Это была последняя партия из пропавшего топлива. И Джеймс Брустер был для Консуэло Боннер ниточкой к разгадке. Судя по всему, утечка шла именно через него. И сейчас она должна его разыскать.
— Он мой, — сказала Консуэло, когда они вошли в парадное роскошного городского дома. С другой стороны дома доносился шум океана. — Все должно быть законно и совершенно официально. Никакого шума. Вы меня слышите?
— Что она называет шумом? — спросил Чиун, который всегда действовал исключительно бесшумно.
— Она хочет сказать, что в допросе мы помочь не сможем. В этой стране проведение допроса регламентируется законом. Ей нужно получить от него улики, которые могут быть приняты судом, — сказал Римо.
В кондоминиуме было три квартиры. Над одной из кнопок на медной табличке у входа значилась фамилия Брустер. Чиун огляделся по сторонам. Невыразительное жилище, начисто лишенное подлинно корейского уюта.
Чиун пытался осмыслить маловразумительные объяснения Римо.
— Что это такое — улики, которые будут приняты судом? — спросил он, внутренне опасаясь, что оказывается втянутым в непостижимое нечто, которое заставляет американцев вести себя как ненормальные.
— Видишь ли, нельзя, например, добывать улики противозаконными методами. Судья их не примет.
— Даже если то, что ты пытаешься доказать, — правда? — изумился Чиун.
— Неважно, служат ли твои улики установлению истины или нет, как и то, виновен подсудимый или нет. Если ты нарушаешь правила, тогда судья не примет твои улики к рассмотрению.
— Значит, правда никого не интересует? — спросил Чиун.
— Ну, в некотором смысле она всех интересует. Конечно. Но люди ведь должны и от произвола полиции быть защищены. Иначе это будет полицейское государство, диктатура, тирания, — объяснил Римо.
Он мог бы сказать Чиуну и о том, что не что иное, как такое гипертрофированное представление о правосудии и является первопричиной существования всей их организации, но Чиун этого никогда бы не понял. Он просто не хотел этого понять.
— Среди тиранов были и замечательные личности, Римо. Никогда не говори плохо о тиранах. Тираны хорошо платят. История Синанджу знает немало щедрых на похвалу тиранов.
— В этой цивилизации тиранов не жалуют, — сказал Римо.
— Именно поэтому мы и не относим себя к этой цивилизации. Чем вот ты сейчас занимаешься — гоняешься за каким-то украденным металлом, как какой-нибудь сторож на складе? Тирания чтит настоящего ассасина.
— Тшш, — сказала Консуэло и позвонила в дверь.
— Без шума, — передразнил Чиун и поискал глазами какого-нибудь здравомыслящего человека, который мог бы разделить его скептическую оценку происходящего. Естественно, вокруг никого не было — только они с Римо и Консуэло. И как всегда, Чиун оказывался единственным здравомыслящим из всех.
— Кто там? — послышалось из-за двери.
— Здравствуйте, — сказала Консуэло. — Меня зовут Консуэло Бонер, мы приехали из Мак-Киспорта.
— А кто этот странный тип?
— Его зовут Римо, — ответил Чиун.
— Я не его имел в виду, — сказал Брустер.
Чиун оглянулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26