Родине нужны ваши мозги, ваша кровь, ваша сила. Ну, мальчик. Расскажи нам все об этом американце.
— Он проник через самые лучшие системы защиты в Лондоне, захватил женщину, которая все знает об оружии, которое... вас интересует, но я о нем ничего сказать не могу...
— Еще что-нибудь? — спросил Земятин.
— Думаю, это провал, — сказал молодой генерал. Он поправил свой “Ролекс”. Когда-то он думал, что его могут убить где-то в чужой стране, но что здесь, в его собственном кабинете...
— Вы даже не знаете, как вы провалились.
— Я упустил женщину. Недооценил американца.
— Проиграть бой может каждый. Вы меня слышите? Вы все меня слышите? Мы проиграли много битв! — взревел Земятин, а потом вдруг стих. — И еще много проиграем.
Потом он немного помолчал.
— Но, — сказал он наконец, поднимаясь со стула и наступив на труп человека, которого он велел убить наугад, — мы не имеем права проигрывать войн. Кажется, никто из вас так и не понял, в чем наш мальчик провалился.
Земятин замолк всего на мгновение. Он знал, что никто ему не сможет ответить. Они все были в шоке. А этого-то он и добивался.
— Он кое-чего не сделал. Он не смог обнаружить методы, коими пользуется этот американец. Сегодня мы знаем немногим больше, чем знали до поражения. Мы так и не поняли, как его убить. Я требую, чтобы с сегодняшнего дня по всему миру искали американца и эту женщину. Я сам подготовлю команду, которая будет их брать. Кто ответственный за спецназ?
В кабинете поднялся встревоженный гул.
Наконец кто-то сказал:
— Вы на нем стоите, товарищ Земятин.
— Неважно. Пришлите ко мне его заместителя. А что касается остальных, сейчас самое главное — найти американца и женщину. У нас ведь есть ее фотография и материалы на нее? Или только психологический портрет?
— Фотография есть, — ответил молодой генерал.
Человека, отвечающего за спецназ, звали просто Иван. Фамилия его была Иванович. На самом деле он был штабным офицером и объяснил с самого начала, что никогда никого не убивал. Возможно, предложил полковник Иван Иванович, фельдмаршал Земятин предпочтет кого-то более искушенного? У молодой штабной крысы лицо было белое и рыхлое, а губы — как бутон розы.
Это такие у нас цепные псы? — удивился Земятин. Но наверное, ум какой-никакой у него есть, раз он так высоко взлетел.
— Нет, нет, — ответил Земятин. — И ты сгодишься. Что нам надо, Иван, так это заставить американца показать, как его убить. Без этого он неуязвим.
На сей раз обошлось без разговоров о старомодных методах. Одного выстрела в толпу хватило. Это проняло даже самых косных кремлевских чиновников. Может, теперь он добьется толка от этих неумех.
Докладов о новых испытаниях за последние два дня не поступало. Эта передышка дала русским время на подготовку еще нескольких ракет. Тем временем надо было найти где-то на земном шаре мужчину и женщину, а уж что КГБ умело, так это идти по следу. В Москву шло столько бесполезной информации, что компьютеры, украденные у американцев, уже не справлялись. Но сейчас вся сеть работала на поиск только трех вещей — мужчины, женщины и оружия.
Алексей Земятин чувствовал, что набат войны все ближе и ближе. Американцы послали лучшего человека на охрану женщины, проводившей эксперимент. Так что не было ни малейшего сомнения, что именно они стояли за этим оружием.
Были бы они честны (правда, в это Земятин никогда не был склонен верить), стали бы они прятать эту женщину? И зачем задействовать секретных агентов? Секреты выставляют напоказ только тогда, когда хотят скрыть что-то поважнее. Значит — война. И все же мысль о миллионах, которые должны погибнуть в такой войне, заставляли Земятина оттягивать решающий шаг до последнего. Они еще посмотрят, понаблюдают за Америкой. Может, эксперименты прекратятся. Может, оружие еще недоработано. Или не годится для некоторых ситуаций.
Россия будет продолжать готовить ракеты прямой наводки. День начала операции останется прежним. Он хотел, чтобы Америка сама доказывала, что не готовит сокрушительного удара по коммунизму. А теперь для этого было необходимо найти три вышеупомянутые вещи.
Той ночью Земятин шел по Москве с одним-единственным телохранителем, слушал пьяные грустные тесни, смотрел, как то одна, то другая темная машина мчит вон из города — поразвлечься. Он набрал полную грудь воздуха. Дышалось легко. Ему вдруг подумалось, интересно, что от всего этого останется, если их первый запуск будет удачным.
Но он никак не мог понять, что при этом выиграют американцы. Глупость врага всегда настораживала Земятина. У него еще было время остановить систему ядерной атаки которая пока что только осваивала все новые и новые базы. Пока есть время. Он не знал, что сейчас американец рушит все надежды на мир, потому что у него есть заботы поважнее, чем существование жизни на Земле. Его карьера была под угрозой.
Глава десятая
Ример Болт получил последнее известие от Кэти сразу после эксперимента. Но это было и не важно: система обошлась “Химическим концепциям” дороже тех фантастических пятидесяти тысяч долларов. Фантастических, потому что при нынешних обстоятельствах компания была под угрозой разорения. Эта финансовая катастрофа в некоторой степени и поставила Римера Болта у руля, он-то и понял, что осталось последнее средство. Нужно было преодолеть лишь небольшое препятствие, которое к самой установке отношения не имело.
— Слава Богу, — сказал председатель правления. — Так значит, заработало?
Правление собралось в кабинете директора, огромной комнате с деревянными полами и распахнутыми окнами, в которые, казалось, врывался воздух завтрашнего дня. Использовался кабинет для заседаний и для демонстрации возможным заказчикам возможных решений их проблем.
— Мы можем открывать озоновый слой даже за океаном на контролируемый промежуток времени, — ответил Болт. — Джентльмены, Мы сделали окно в озоновом слое, которое можем открывать и закрывать, как нам будет удобно. А это дает нам доступ к мощнейшей энергии.
Говоря это, Болт встал. Выдержал паузу. Члены правления заулыбались. Ример Болт мечтал об этом дне. И — вот он настал. Люди, в чьих руках были деньги, выказывали свое одобрение. Даже если бы он сказал им, что катастрофы пока не произошло, они все равно были бы довольны. Но теперь на смену страху пришла жадность. Он улыбнулся им в ответ.
Раздались аплодисменты. Сначала — робкие, потом — овация. Ример Болт умел работать с аудиторией.
— Патент наш. Еще аплодисменты.
— Джентльмены! Вы сделали ваши ставки, и вы выиграли.
Аплодисменты.
— Вы поставили на сегодня еще вчера. И теперь завтрашний день — ваш.
Возникло несколько технических вопросов, но Болт обещал на них ответить “когда вернется доктор О’Доннел”.
— Это самый важный проект “Химических концепций”, — сказал один из директоров. — Так сказать, все перед нами. Почему нет доктора О’Доннел?
— Она позвонила и сказала, что берет, как я считаю, вполне заслуженный отпуск.
Снова аплодисменты. Даже на это. Эти люди были у Болта в руках. На самом деле звонок был не столько просьбой об отпуске, сколько торопливым сообщением, что она скоро вернется и просит ничего без нее не предпринимать. И в конце: “Он идет. Я должна повесить трубку”.
— “Он”? Кто он?
— Не то, что ты, дорогой, — сказала ему Кэти, послала по телефону воздушный поцелуй и повесила трубку.
Итак, ему было приказано ничего не предпринимать. Но он знал, с чем все это связано. Она хочет получить свою долю благодарности за успех установки. Если чем-то в себе Ример Болт гордился, так это знанием женщин. Ведь недаром он был столько раз женат.
Так что он сообщил правлению, что доктор О’Доннел успешно справилась со своей задачей, а в настоящее время в ее присутствии нет необходимости. Программу доступа к солнцу можно продолжить и без нее.
— Не думаю, что слова “доступ к солнцу” здесь подходят, — сказал один из директоров. — Доступ к солнцу имеет каждый. Мы должны продавать что-то уникальное.
— Дельное замечание, сэр. “Доступ к солнцу” — это просто рабочее название.
— Думаю, “Милдред” было бы неплохим рабочим названием, — сказал директор. Он был этаким поджарым типом, курил длинные сигареты, а потом безжалостно давил окурок в пепельнице.
— Почему “Милдред”? — спросил другой директор.
— Так звали мою мать.
— Может, что-нибудь поблагозвучнее? — сказал еще один.
— Как рабочее название. Мне нравится.
— Давайте-ка дадим мистеру Болту закончить. Мы остановили его на полдороге.
Еще аплодисменты. Ример Болт мечтал о таком дне.
— Итак, на чем мы остановились, Ример? — спросил председатель правления.
Он не курил. Не пил минеральную воду, и его аплодисменты были едва слышными. В лице его было не больше теплоты, чем в мороженом куске сала.
— На том, как сделать вас самыми богатыми людьми в мире.
Аплодисменты.
— Отлично. Что посоветуете?
— Многостороннее централизованное развитие, но сначала стоит определить приоритетные направления. Другими словами, перед нами множество дорог, следует выбрать лучшую из них.
— Звучит неплохо, мистер Болт. Какие направления вы предлагаете?
— Мне бы не хотелось сейчас нас ограничивать. Думаю, худшее, что мы сейчас можем делать, это двигаться вперед исключительно ради движения. Я не хочу потом с сожалением оглядываться на сегодняшний день и думать, что мы держали в руках солнечную энергию и упустили ее только потому, что не додумали до конца.
— Я не призываю вас перестать думать. Я спрашиваю о предполагаемых направлениях.
— Что ж, давайте посмотрим, что мы имеем. Мы имеем доступ к прямым солнечным лучам. Они наши. И мы можем держать их под контролем. Вы же понимаете, что в подобном эксперименте была опасность, что мы откроем озоновый щит и превратим Землю в кучку пепла. Тогда наши идеи были бы никому не нужны. — Болт выдержал паузу и оглядел присутствующих. Аплодисментов не было.
— Теперь, — продолжал Болт, — мы перешли к стадии прикладных разработок с фантастическим преимуществом.
— Ну? — сказал председатель правления. — Что же мы будем делать с этой штукой, чтобы вернуть свои пятьдесят миллионов долларов и заработать еще? Кому мы это продадим? Для чего будем использовать? Я читал ваши секретные отчеты. Пока что мы можем палить лужайки и убивать животных мучительной смертью. Думаете, мы найдем хороший рынок сбыта для этого?
— Разумеется, нет. Эти эксперименты были нужны, чтобы понять, что мы имеем.
— Мы знаем, что имеем. Для чего мы будем это использовать?
Председатель правления докопался-таки до того мал-ленького препятствия.
— Мне бы не хотелось с этим торопиться. Я хотел бы, чтобы группа маркетинга провела исследования и выбрала лучшее направление, — ответил Болт.
— Болт, эти пятьдесят миллионов обходятся нам в сто тридцать пять тысяч в неделю одних процентов. Поторопитесь представить нам проект, который можно продать.
— Хорошо, — сказал Болт и постарался исчезнуть из зала заседаний как можно скорее, пока его никто не спросил, какие у него самого идеи насчет коммерческого использования.
Сложность открытия, которое обошлось вам в пятьдесят миллионов, в том, что его нельзя применять по пустякам. Нужно что-то большое. Очень большое.
Это-то и кричал Ример Болт своим сотрудникам на следующее утро.
— Крупное производство! Масштабные идеи. Масштабные, понимаете?
— А что, если использовать как оружие? Это было бы сверхмощное оружие. А пятьдесят миллионов долларов — это гроши за что-то, что может уничтожить жизнь на Земле.
— Не так быстро. Деньги в этом есть, но правительство этого не допустит. Оружие — это на крайний случай. Нужно какое-то крупное производство. Мы должны совершить промышленную революцию.
Одному из младших сотрудников пришла в голову великолепная идея. Никакой связи с животными. И с лужайками тоже. Но эффект печи использовался.
Они поздравляли друг друга, но никто из них и не подозревал, что для любого русского генерала эксперимент, который они планировали, послужил бы сигналом к войне во всей Европе.
Но, подозревай об этом Болт, это бы его не остановило. Эта идея не только могла вытащить “Химические концепции” из ямы, она могла бы произвести революцию в одной из отраслей промышленности. И даже хорошо, что до этого додумался какой-то клерк. Тем легче ему будет пожинать лавры.
* * *
— Ты уверена, что это те джунгли? — спросил Римо.
— Абсолютно, — ответила Кэти.
Она никак не могла оправиться от перемены времени и ужасающей посадки в аэропорту Читибанго. Посадочная полоса была построена специально, чтобы удобнее было выгружать контрабандный кокаин и принимать туристов, решившихся побывать там, где не ступала нога других туристов. Сан-Гаута всегда выглядела девственно нетронутой. Отличные пейзажи для любительских фотографий.
На фотографиях не видно было ни клопов, ни ужасного гостиничного сервиса. Во всей Гауте было только четыре человека, умевших определить, который час. И все они были в правительстве. Остальные считали, что в этом маленьком раю важны только время обеда и сна. Спать ложились по солнцу, а обедали — по велению желудка.
Время нужно было только психам-туристам и Пожизненному Вождю. Вождю время было нужно, чтобы знать, когда встречать самолеты, начинать парады и сообщать, что настала пора.
В пятидесятые генералиссимус Франциско Экман-Рамирес объявил, что настала пора бороться с коммунистами-атеистами. В шестидесятые была борьба с империализмом. В семидесятые — по определенным дням недели — то Куба, то Америка. Теперь настала пора контроля над рождаемостью.
Генералиссимус не вполне знал, как это делается, но предполагал, что в невероятной неразборчивости девушек Сан-Гауты и потрясающей похотливости мужчин следует обвинить Запад, в особенности Америку. Ужасные санитарные условия, болезни и голод помогали все-таки поддерживать рождаемость на уровне простого воспроизведения.
Но из-за сообщений, что пора настала, с Запада стали приходить корабли с продовольствием, западные благотворительные общества стали чистить помойки и читать лекции о том, как продлить жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32