– Предоставьте в мое распоряжение сегодняшнюю ночь, – попросил Кэлли.
– До которого часа?
– До завтрашнего утра.
– Предоставить вам?
– Хорошо, – согласился Кэлли, – предоставьте ей.
– Вы в самом деле думаете, что она сможет получить что-нибудь? – поморщился Буллен.
– Я думаю, что у нее на это больше шансов, чем у меня.
– Теперь, когда мы узнали его имя, мы уже наводим справки. Кто-нибудь может поинтересоваться...
– Он мог сам назвать его нам.
– Хорошо, – кивнул Буллен. – Завтра утром, самым ранним. – А потом сказал то, о чем Кэлли подумал раньше: – Кто-то всегда знает.
– Почти всегда. И что же нам дали эти справки?
– Немногое. На вашем столе лежит несколько факсов. Я бы сказал, что это профессионал, а вы как?
– Плохо представляю, чтобы он занимался этим как хобби.
– Конечно нет. – Буллен взглянул на темные круги под глазами Кэлли, на густую поросль щетины на его щеках и решил не обращать внимания на его язвительность. – Но даже в этих обстоятельствах ему удалось остаться безвестным. Маленький домик на юге Лондона, милый садик, там, конечно, ни души. Соседи думали, что жена увезла ребятишек немного отдохнуть. Она, должно быть, так им сказала. Поэтому я полагаю, что нам удастся не сообщать о ней еще немного подольше. Один из ваших... Доусон, так, кажется?..
– Да.
– ...спрашивал там нескольких людей на улице. Конечно, так, чтобы не вызвать подозрений. Насколько им известно, Росс ничем не отличается от любого человека за соседней дверью.
– Он сам и есть человек за соседней дверью.
– Да, я полагаю, так. То есть я хотел сказать...
– Я понимаю. Но в этом-то все и дело! У них есть жены, дети, приятели... Они просто такие, как все остальные.
– Если не считать того, что они убивают людей наобум, да.
– Я не имею в виду конкретно Росса. Любой преступник: грабитель, убийца, мошенник, насильник, хулиган... Они ведь все живут где-то. Им всем нужно какое-то место, чтобы спать по ночам, чтобы был стол, за которым едят, чтобы была ванна, телевизор. И какую-то небольшую часть своей жизни, своего свободного времени они убивают, мошенничают, грабят и все прочее. И это не мешает им жениться, иметь детей, быть обыкновенными...
«Обыкновенными»? – Буллен обдумал эту мысль, и она не вдохновила его.
– Вы вот недавно сказали: «Кто-то всегда знает», оставив непроизнесенным вопрос: «Почему же они не рассказывают?» Я тоже над этим думал. Видимо, это потому, что они могут убеждать себя, что на самом деле ничего этого нет: этой проблемы, бремени этого знания. А, кроме того, как они могут знать? Разве они видят это? Нет. Разве им рассказывают об этом? Сомнительно. Разве они хотят видеть это или знать об этом? Почти наверняка нет. Муж уходит из дому. Через некоторое время возвращается. Совсем так, как делают большинство мужей. Только этот вот убивает или грабит. Но это ведь не дома, где бы это ни происходило, где-то там еще. А дома все совсем не так. Все вполне обыкновенно.
– А жена Росса?
– Я думаю, что ситуация перестала быть для нее обыкновенной не так уж и давно.
– Он сумасшедший. Вы ведь это хотите сказать? Он безумен?
Кэлли поглядел в окно. Спустя некоторое время он сказал:
– Я не знаю. Я не знаю, что это означает.
* * *
Он позвонил Элен в восемь часов из своего гостиничного номера. Гремел оркестр в полную мощь. Это была середина финала. Послышался легкий стук, когда телефон поставили на стол. Кэлли не расслышал этого, но представил, что она попросила подождать. Музыка смолкла, и она вернулась.
– Это я, – сказал он. – Это был Моцарт?
– Для тебя все Моцарт. Ты деревенщина. – Судя по голосу, она была слегка пьяна. – Это правда... ну, что ты поймал его?
– Да. Думаю, что так.
– Ты не уверен?
– У него была винтовка. Та самая.
– И это все?
– Он сознался.
– Ты ему веришь?
– Да.
Потом наступило молчание. Это была манера Элен спрашивать: «Что тебе нужно?» Он сказал:
– У меня к тебе одна просьба.
На этот раз он услышал, как она произнесла:
– Подожди минутку. – И с небольшого расстояния донеслись тихие звуки, которые означали: джин, стакан, тоник. Элен сказала: – Вряд ли тебе удастся что-нибудь от меня получить. Я не знаю, почему я вообще позволяю себе разговаривать с тобой.
– Есть одна галерея... галерея Портера. Ею руководит человек по имени...
– Ральф Портер, да.
– Ты его знаешь?
– Знаю о нем.
– У него есть ряд партнеров, вкладчики, члены правления, ну как они там еще называются...
– Надеюсь, что есть.
– Там есть парочка, о которой мне страшно нужно знать. Две женщины. Элисон Траверс и Мари Уоллес.
– Ты просишь меня сделать это по старой дружбе?
– Ради Бога, Элен.
– Просто как приятель, как дружок, ты не держишь на меня никаких обид?
– Только вот это дело. Я же сказал тебе. Я должен закончить с этим делом. А потом я сделаю то, о чем ты просила. Уйду оттуда и начну новую жизнь. Я хочу этого. Я хочу этого с тобой. Только вот это дело. – Он помолчал. – Мне нужно знать, кто они такие, эти две женщины. Ты же занимаешься всем этим. Если ты спросишь кого надо, кто-то должен знать.
– Робин, послушай...
– Единственное, что тебе придется...
– Пошел в задницу, ладно?
– Но я только...
– Пошел прямо в задницу.
* * *
Было невозможно поверить, что они так и не двигались. Ее рука все еще лежала на его руке, клин из подушек так и оставался за его спиной. Они были бок о бок, глядя прямо перед собой, король и королева, ожидающие появления придворных. Кэлли посмотрел сквозь прозрачную панель, и голова Энджи чуть-чуть повернулась. Он отправился во флигель подождать. Она пришла, неся два картонных стаканчика с чаем, и рассеянно передала один из них Кэлли, кажется не замечая, как она этим отрекламировала себя хорошей хозяйкой. Кэлли сел на диван, она – в кресло: его место и ее место. Энджи ссутулилась над чаем, положив локти на колени, как будто чтобы утишить боль в желудке.
– Сколько времени могу я еще быть с ним?
– Несколько часов. До завтрашнего утра.
– И что будет дальше?
– Я не знаю.
– Если он расскажет вам то, что вы хотите знать? Расскажет мне?
– Ничего не будет.
– Никакой разницы?
– Ну а какая может быть разница? – широко развел Кэлли руками. – Он убил так много народа. Чего вы хотите? Не двадцать пожизненных заключений, а пятнадцать?
– Тогда чего ради я делаю это?
– Эрик признает свою вину.
– Что?
– Я не прошу вас соглашаться со мной. Я не прошу вас ничего говорить. Просто слушайте. У вашего мужа не тот сорт работы, что у большинства мужей. Вы это знаете, но ни вы, ни он не желаете говорить об этом. Что ж, хорошо. Я не хочу слышать о прошлом. Я вот о чем говорю: он работал внештатно, люди время от времени давали ему задание. Он сделал то, что сделал, не потому, что на него блажь нашла. Поначалу нет. Кто-то поручил ему это. Вы понимаете, Энджи? Это была идея кого-то другого. И то, что происходит с ним сейчас, то, что происходит с вами, – все из-за этого. Из-за кого-то другого.
– И вы хотите знать, кто он?
– Он. Они. Как правильнее сказать... Я не знаю. А Эрик знает.
– А что это даст, если я добуду их имена? Что это даст Эрику и мне?
Кэлли медленно покачал головой, словно эту головоломку ему было не под силу решить.
– Спросите что-нибудь попроще. – Потом он добавил: – Кто-то ведь виновен в этом. Почему вы здесь? Что вас привело сюда? Подумайте об этом. Разве вам не кажется, что кто-то виноват?
* * *
Здание пощелкивало и постукивало – звуки, слышные только по ночам. Шаги, когда никто не показывается. Кэлли дремал на кушетке, то просыпаясь, то засыпая, как будто что-то оказывалось то в фокусе, то вне фокуса.
Он прогуливался с Элен по парку, она что-то говорила, но сон отключил звук. На вершине Бетел-Тора Гуго Кемп размахивал обеими руками над головой, то ли приветствуя, то ли предостерегая. Рядом с ним стояла Энджи Росс, держа в руках листок, вырванный из блокнота.
Глава 51
Когда Росс думал о торфянике, перед глазами вставала только одна картина: он стоит на вершине Бетел-Тора, а Мартин по-змеиному спускается к нему по склону холма. Он прокручивал в мозгу эту картину снова и снова, подобно упущенной возможности. Иногда он понимал, что не видит, не чувствует окружающий мир таким, каков он на самом деле. Сознание заполняли обрывки снов. Темный ангел, темное пришествие, человек-птица. Он не мог никому рассказать об этом сне, но хотел бы это сделать.
Мартин, спускающийся по склону, и он сам на вершине... Есть еще одно правило: наступай, когда у тебя появляется шанс. Он видел слабые желтые огоньки кустарника между глыбами гранита, разбросанными как попало по торфяному болоту. Все это было ясным и близким. Он увидел себя, стоящего, его контур четко вырисовывался над скалой. Это видение подарило ему полет. Крылья рассекали воздух, связки и сухожилия ответвлялись от его плеч, какой-то огромный стержень вырастал под сердцем.
Он думал об этой скалистой вершине и поэтому подумал о башне. Не о себе, но о Мартине, который выбирал, кто из тех людей должен умереть. Той ночью он был рассержен. Он хотел убить Мартина за то, что тот украл его роль, став самозванцем. Он вспомнил, как ветер ерошил его волосы, когда он стоял на зубчатых стенах башни. Он вспомнил о других ночах и о других утренних часах – о том, как он смотрел вниз, на полный огней город, со своей наблюдательной позиции на холме, как он летел, подобно тени, о трепете крыльев, об этих тварях под ним, каждая из которых просила, чтобы он выбрал ее.
Энджи сидела рядом с ним, держа в руке авторучку и блокнот. Он знал, кому было нужно это имя – Робину Кэлли, который подобрал его и вынес с торфяника. Напрасная трата времени. Шататься под тяжестью другого человека, перепачкаться в крови другого человека... Росс не был ни благодарен, ни рад. Он назвал Энджи это имя, и она унесла его с собой.
Он пытался вернуться мыслями ко дню их женитьбы, к рождению их детей, но все, что он смог увидеть, – это были люди, которых он знал, и какой-то человек, который был им самим. Он припомнил праздничные дни, домашнее кино, которое обожали смотреть ребятишки. Пока Энджи наводила кинокамеру, детишки бегали по пляжу, и оба поднимали руку, чтобы ухватиться за руку другого. Что-то вприпрыжку проскочило между ними. Оно было белым и неясным, подобно фигуре на негативе фотографии.
Две жизни, два человека, как же это было возможно? Соседи, люди, которых он встречал, могли иногда спросить: «Чем ты занимаешься?»
Он предлагал им такую ложь, которая выглядела самой подходящей в данных обстоятельствах: горный инженер, коммивояжер, организатор разных встреч, исследователь... Такие занятия требовали постоянных путешествий и были эпизодическими. Но он мог при этом думать: «Я убиваю людей, чтобы заработать на жизнь», словно он говорил правду, и иногда, после того как его собеседник отходил, он невнятно бормотал это. Жизнь дома и жизнь вне дома. Жизнь там, внутри, и жизнь на улице. Он приходил домой, не забывая по пути купить подарок на день рождения, который Энджи заказала для одного из детишек. Он так и шел: в одной руке завернутый в бумагу подарок, в другой – сумка с винтовкой. Он убирал сумку с винтовкой, запирал двери стенного шкафа и, надев шляпу для пикничка, присоединялся к веселью.
Две жизни... Когда же это началось? После армии. После того мига на Бетел-Торе, когда он выступил из укрытия и прострелил Хэллидею спинной хребет. После того ощущения, которое он получил от этого: от власти, от своей полноценности, от потрясающего чувства покоя. Возможно. Или даже еще раньше? Этого не дано было знать. Детские игры и истории, в которые он попадал в детстве, – все это тоже было снами.
Что-то вернулось к нему, видимое чрезвычайно ясно. Он просматривал какую-то книгу с картинками, – он не мог припомнить точно, когда это все происходило, – на картинках были люди из разных сказок и легенд. Каждая изображала какой-либо конкретный момент, а внизу страницы был текст. Вот спираль из ярких существ, покрытая куполом света и поднимающаяся в небеса. Мужчина и женщина бегут среди деревьев, а буря бушует прямо над их головами. Огромная башня уходит своей верхней частью к тучам. Какая-то фигура, кувыркаясь, падает с неба лицом вверх, словно чья-то гигантская рука сбросила ее с солнца.
Эту картинку сопровождал какой-то текст. Росс вспомнил его и улыбнулся. А в следующее мгновение он увидел лицо Мартина Джексона, прошедшего мимо прозрачной панели двери. Оно напоминало лицо какой-то знаменитости, мелькнувшее на улице.
* * *
Кэлли взял листок из блокнота и позвонил Майку Доусону. Потом он вернулся к Энджи.
– Пора сделать соответствующее заявление, хорошо? – проговорил он.
Она кивнула. Они воспользовались обычным путем Кэлли наружу, чтобы избежать журналистов, выйдя через выход, который вел на кухню, а потом через служебную дверь. Джексон прошел в те же двери несколькими секундами позже, когда увидел, что они ушли. Это был не первый его визит в больницу, хотя в предыдущих двух случаях он использовал главный вход и приходил в то время, когда здесь бывало большинство посетителей. Он тоже был посетителем: с несколько смущенным видом он нес букетик цветов и выглядел так, как будто знал, куда идет.
Он действовал открыто, и потому-то это было надежно. Никто не знал, кто он такой и как он выглядит. В свой первый визит он отыскал коридор, который вел к палате Росса. Во второй раз он прошел весь путь от служебного входа до конца этого коридора. Возвращаясь назад, он увидел Криса Буллена, который разговаривал с работницей справочной службы, но он разминулся с Энджи Росс на несколько секунд. Встреча с Энджи обеспокоила бы его, поскольку она-то, разумеется, знала, кто он такой.
Джексон наблюдал за Кэлли возле больницы и знал, что тот пользуется служебными дверями. Он даже больше наблюдал за машиной Кэлли, чем за ним самим. Он дожидался надежной возможности. При прочих равных обстоятельствах он предпочел бы совершить задуманное попозже, уже в разгар дня, когда посетителей бывает особенно много, но, увидев Энджи Росс вместе с Кэлли, он понял, что возможности выбирать у него уже не осталось.
Это было прохладное утро, поэтому его легкий плащ не выглядел неуместным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59