- Это первая самостоятельная операция, папа!
- Ну и что? Почему это знак тебе, а не кардиологам, кото рые обязаны исключить подобные случаи? Пациент погиб не потому, что ты ошибся, у него остановилось сердце! Почему это не знак анестезиологам, невропатологам, которые, возможно, накануне операции не рассчитали дозу реланиума, не провели соответствую щую психотерапию пациента?
- Первая операция - это ведь, как печать в профессиональ ной пригодности человека. Мне эту печать не поставили.
- Глупости! Первая операция - это всего лишь первая опера ция, и ничего больше.
- Ты так думаешь, папа?
- Я в этом не сомневаюсь. А посему, возьми себя в руки и не говори глупостей. У меня в баре стоит бутылка коньку, выпей рюмку-другую. легче станет. Кстати, и я с тобой выпью. За твое боевое крещение, это так можно назвать. И пусть победа усколь знула от тебя, она непременно придет в следующий раз.
- Знаешь, в чем моя самая большая слабость, папа?
- Профессор Лаврентьев знает все... о нейрохирургии и пси хологии собственного сына.
- Моя самая большая слабость в том, что я не могу спорить с тобой. Хорошо, я закончу ординатуру, но если из меня получит ся плохой хирург, в этом виноват будешь ты.
- А если хороший - тоже я. И знаешь, твоя слабость может оказаться решающим фактором в становлении тебя, как отличного хирурга. Не у каждого молодого врача есть рядом такой совет чик, - довольно усмехнулся Павел Сергеевич. - Мать пригласим вы пить рюмочку за успешное окончание трудных переговоров?
- За успешную промывку мозгов, - сказал Вадим. - Пригласим. Я все время чувствовал её присутствие.
- Еще бы! Она испереживалась в спальне, пока мы тут бесе довали.
Телефонный звонок разбудил Вадима. Он открыл глаза, бросил взгляд на светящиеся цифры электронного будильника - половина первого. И взял трубку, не сомневаясь, что это Женя, только она могла позвонить в такой поздний час.
Он не ошибся.
- Вадик, ты что, совсем обиделся на меня? Я же не знала, что твоя первая операция закончится так ужасно! - затараторила она. - Мог бы сказать мне, а не врываться, как Джеймс Бонд!
Вадим скрипнул зубами. Они что, веселились до полуночи, и лишь потом ей взбрело в голову позвонить ему? Даже после того, что он сказал ей в шесть вечера?! И на этой женщине он собирал ся жениться...
- Ты разбудила меня.
- Я и сама только проснулась. После того, как ты ушел, и все ребята, мои однокурсники, тоже ушли, а я хотела тебе позво нить, ждала, когда ты доберешься домой, и нечаянно уснула.
- Одна?
- Что - одна?
- Уснула.
- Ну конечно одна... Ой, Вадим, ну как ты можешь говорить всякие глупости? Я что, давала тебе повод для подозрений?
- Ты просто не помнишь, одна уснула или нет, - усмехнулся Вадим.
- На что ты намекаешь?
- На твою плохую память.
- Думаешь, что я... Замолчи, дурак! За кого ты меня прини маешь? Я все помню, и как ты пришел, и как драку устроил, по голове бутылкой получил. Ночью проснулась и сразу решила позво нить. А ты мне гадости говоришь!
- Больше не буду.
- Вот и замечательно. Голова не болит? Ты нормально доб рался домой?
- А это больше не должно тебя интересовать.
- Что ты хочешь сказать, Вадим? Пожалуйста, перестань злиться и разговаривай нормально.
- Это и есть самый нормальный разговор. А чтобы тебя он не огорчал, больше не звони мне. Никогда.
- Никогда?.. Ты хочешь сказать, что...
- Я уже сказал это. Спокойной ночи, Женя, - Вадим бросил трубку и поудобнее устроился в постели.
- Отцу я не могу сказать "нет", но это не значит, что всем должен говорить "да" и делать то, что мне не хочется, - пробор мотал он.
7
Июль 1993 года. Ростов-на-Дону
Юля варила на кухне компот из вишен. Сидела на низеньком табурете у газовой плиты и задумчиво смотрела, как в большой полированной кастрюле лениво булькает темно-красная жидкость.
В кирпичной кухня, стоящей во дворе напротив дома, было две комнаты. В передней - печка, обеденный стол, старый шкаф с посудой, газовая плита с огромным красным баллоном, ведра с во дой. Под земляным полом был небольшой, два на два метра, погреб с деревянной крышкой, прикрытой старой циновкой. Юля старалась не ступать на крышку под циновкой, старые доски угрожающе скри пели, того и гляди, провалишься. Говорила отцу, чтобы он приде лал железную крышку, да теперь это стоит очень дорого. А во второй комнате стоял старый диван, купленный за бесценок у со седей, которые не знали, как избавиться от ненужной вещи, стол, накрытый льняной скатертью, да трюмо. Здесь Юля частенько ноче вала, оставляя пьяного отца в доме.
В последнее время он много пил, и Юля боялась, что вот-вот его уволят с завода. На деньги, которые она получала в книжном магазине, работая теперь, после окончания школы, полноправным продавцом, очень трудно было прожить вдвоем. А ещё у отца в последнее время часто болело сердце, два раза даже "Скорую" пришлось вызывать. Но для него, по-прежнему, водка была главным лекарством от душевной и сердечной боли.
Вытянув длинные ноги в стареньких, протертых на коленях до ниток, джинсах, Юля пыталась найти способ, который помог бы ей выбраться из этого унылого существования. Но все её мысли сво дились к одному: изменить что-то можно лишь тогда, когда встре тится ей Алладин с джинном, или Иван-дурак, который на самом деле окажется царевичем...
Мать в Москве стала большим начальником, в прошлом году по телевизору показывали рекламу фирмы, где она стала генеральным директором: "Фермопил". Смешно было слушать. Все же знают, что на самом деле - Фермопильское ущелье, где триста спартанцев от ражали нападение персидского царя. Фермопилы. Неужели мать не знает этого?
Можно было поехать в Москву, разыскать её, глядишь, и по могла бы встать на ноги, поступить в институт, все ж таки - мать. Да отца ведь здесь одного не бросишь. Да и через собс твенную гордость трудно было переступить - она же сама трижды отвергала её настойчивые приглашения приехать в Москву. И даже разговаривать с ней не стала. Последний раз осенью того года, когда Котов скатился вниз на бочке с квасом. Тогда мать разоз лилась, крикнула: ну и живи, как знаешь! Больше я к тебе и близко не подойду!..
Ну и не надо!
Во дворе залаяла собака. Юля нехотя поднялась - наверное, кто-то из отцовых дружков пожаловал, а его дома нет, сказал, что вернется поздно. Откуда вернется - этого Юля не знала.
Она подошла к калитке и удивленно подняла брови. За забо ром стоял... Саня Иваненко.
- Ты чего приперся? - спросила она.
- Юля, если не можешь пригласить меня к себе, то хотя бы выйди, посидим на лавочке, - уверенно сказал он.
Саня здорово изменился за эти два года: повзрослел, возму жал. Теперь перед нею стоял крепкий девятнадцатилетний парень с широкой грудью и тугими мышцами под голубой футболкой. Она ни чего не знала о его жизни в эти два года и не хотела знать. А он, видите ли, решил заявиться к ней!
- Чего это я должна приглашать тебя?
- Я на каникулы приехал из Москвы... Ну и решил заглянуть к тебе. Посидим на лавочке?
- Да уж ладно, пришел, так заходи. В кухню, я там компот варю. Подожди, я собаку закрою.
В кухне она сняла с плиты кастрюлю с компотом, поставила её на стол, выключила газ и лишь после этого повернулась к Са не.
- Говори, зачем пришел, а то мне некогда. Скоро отец вер нется, надо ужин готовить. Небось, хочешь похвастаться, каким журналистом уже стал?
- Я не стал журналистом и не стану, - усмехнулся Саня. Он присел на табуретку у плиты и внимательно смотрел на неё снизу вверх. - Я поступил в милицейскую школу и скоро стану самым нас тоящим ментом.
- Надо же... - удивленно протянула Юля. - И долго ты думал, прежде чем поступить?
- Целый месяц. С того вечера, как я позорно удрал и до конца выпускных экзаменов. И понял, что так жить дальше нельзя. Какая там журналистика, если не можешь защитить любимую девуш ку?
- Про любимую - не надо, не хочу этого слышать.
- Юля, ты с кем-нибудь встречаешься?
- Нет, и наверное, долго ещё не буду. Не хочется, - с вызо вом сказала Юля.
- Понятно... - Саня опустил голову, куда подевалась его уверенность! - Если я в этом виноват, может быть... я сумею и помочь тебе?
- Интересно, как?
- Ну-у... пойдем куда-нибудь, я на твоих глазах отлуплю пятерых хулиганов. Теперь я смогу это сделать. Жаль, что этих ублюдков нельзя теперь встретить, я бы им показал! - он стукнул кулаком по колену.
- Они свое получили. А ты не переживай, я в помощи не нуж даюсь.
- Это ты их? Слухи всякие ходили, будто ты сама рассчита лась с Котовым и Кочегаром, да так все устроила, что и следс твие ничего не заподозрило.
- А это неважно.
- Юля... - Саня вскинул голову, заглянул в её глаза. - Пер вый год без тебя я нормально выдержал. Много тренировался, и потом - вокруг же Москва, думал, встречу девчонку, похожую на тебя и все будет нормально. А второй год - только ты была перед глазами. Чуть ли не каждую ночь снилась.
- Не бери дурного в голову, Саня. Компоту хочешь? Он, правда, горячий, только сварила.
- Юля, я не знаю, как исправить свой подлый поступок. Сам себя не могу простить. Лучше б меня избили, покалечили, убили бы тогда! Мы в Москве в наряды ходим, улицы патрулируем... Ес ли вижу каких-то подонков, сам не свой становлюсь, просто зве рею. Ребята уже опасаются со мной в наряд ходить. Юля, что сде лать, как заслужить твое прощение?
Она с нескрываемым интересом следила за этим взволнованным монологом, и вдруг почувствовала что-то вроде жалости. Он ведь ничего не мог сделать в тот вечер, как и она, а переживает... Их обоих сделали несчастными два пьяных подлеца.
- Забудь об этом, Саня, - сказала она, и ласково взъерошила его жесткие волосы. - Становись знаменитым милиционером, найди себе хорошую девушку в Москве, ты парень видный, за такого лю бая пойдет, и не думай обо мне.
Иваненко обнял её ноги, прижался щекой к коленке.
- Юля, такую, как ты я никогда не найду. Потому что таких больше нет...
- Да ладно тебе, - усмехнулась Юля. - В Москве - и нет?
- Нигде нет. Юля... я ведь тогда ни разу не обнял тебя, не поцеловал, а так хотелось...
- А я ждала, когда ты поцелуешь меня, - неожиданно вспомни ла Юля. Но ты все рассуждал о роли журналистов в политической и вообще, всякой жизни страны...
- Юленька!.. - Саня вскочил, крепко обнял её, и, прежде чем она успела что-либо сообразить, жадно приник губами к её губам.
Юля замычала, попыталась оттолкнуть его, но Саня был нас тойчив, и она смирилась. Поцелуй оказался приятным, сладостной истомой от отозвался во всем её теле. Юля тихонько застонала, отдаваясь во власть его крепких рук и властных губ.
И вдруг в её голове явственно зазвучали голоса.
"Я хочу сделать что-то невероятное для тебя..."
"Ну так сделай, Саня!.."
"Классная телка, Стас... дай и мне..."
"Резинка нужна, чтобы по сперме не определили, если кос нется..."
"Ну так сделай, Саня!... Сделай... сделай... сделай..."
"А ты будешь трусы ей натягивать, да?... Классная телка..."
"Ну так сделай!..."
"Подержи голову, зальем ей в бензобак водяру..."
"Ты же хочешь этого? Хочешь? Хочешь?!"
Тошнота подступила к горлу, живот как будто огнем обожгло. Поцелуй стал мерзким, а сладостную истому сменила боль.
- Нет! - закричала Юля, отталкивая Саню. - Нет! Никогда не смей ко мне прикасаться, слышишь - никогда!
- Юля... - он тотчас же разжал свои объятия. - Юленька...
- Никогда, слышишь - никогда!
- Извини... пожалуйста, прости меня, Юля. Я не хотел тебя обидеть, причинить тебе боль, прости, прости меня, Юля! Я готов ждать, сколько угодно, хоть тысячу лет. Тысячу лет, Юля! Только прости меня... когда-нибудь.
- Когда-нибудь - может быть, - сказала она, успокаиваясь. - Но сейчас... я хотела, но сам видишь - не могу.
- Я понимаю... - опустил голову Саня. - Он достал из заднего кармана джинсов блокнот и авторучку, написал номер телефона, адрес, протянул Юле. Если когда-нибудь понадоблюсь тебе в Москве или в Ростове - найди меня. В Москве адрес может изме ниться, звони родителям, они скажут, где меня искать. Я твой вечный должник, Юля. Я сделаю для тебя все, только бы ты прос тила меня.
- Хорошо, Саня... Компоту хочешь?
- Спасибо, Юля. Я увидел тебя, я понял, что ты стала ещё красивее, чем была... Я люблю тебя, Юля, но ты не можешь... ты не можешь... Найди меня, ладно? Если будет трудно, пожалуйста, только скажи. Где бы я ни был, чем бы не занимался - я твой должник, Юля...
- Хорошо, Саня...
- Я пойду, да? Я увидел тебя, понял, что не зря ты мне снилась. Ради такой девчонки стоит жить и надеяться, - он усмех нулся. - Я даже не спросил, как ты живешь, чем занимаешься?
- Работаю в книжном магазине... Никуда не хожу, ни с кем не встречаюсь...
- Это все потому, что...
- Не надо об этом, Саня...
- Хорошо, не буду. Я пошел, Юля. Спасибо тебе... спасибо за то, что ты такая... красивая. И вообще...
8
Лай собаки и пьяные голоса во дворе разбудили Юлю. Она вышла из кухни, где задремала, читая роман Даниэлы Стил, зябко поежилась, обхватив себя за плечи.
- Это ты, папа?
- Я, дочка, я.
- Мы! - возразил другой, скрипучий голос.
Опять отец вернулся пьяным, да ещё и не один, привел како го-то забулдыгу! Она взглянула на свои часики - без двадцати двенадцать. Ну и что ей теперь делать с ними? Кормить ужином?
Рядом с отцом маячил невысокий, кривоногий мужчина лет со рока в широких штанах и грязной куртке.
- Папа, - укоризненно сказала Юля. - У тебя же больное серд це, а ты напиваешься так, что завтра не встанешь на работу! И ещё приводишь кого-то с собой. Мне, между прочим, тоже завтра вставать рано, я уже спала!
- Суровая у тебя дочка, - одобрительно проскрипел мужик. - Так ему, так, задай жару пахану!
- Суровая, но - справедливая! - поднял вверх указательный палец Малюков. - Она - моя самая главная надежда и опора. Без Юльки я - никак. И никуда. Хозяйка!
- Ну и что будем делать, Гриша?
- Пошли в дом, выпьем. Бутылка у тебя, не разбил?
- Как можно!
- Папа, кого ты притащил? какая бутылка, ты и так еле сто ишь на ногах! - возмутилась Юля.
- Это - Борис Рогатулин. Мой кореш. Он сейчас пока не ра ботает, но парень за-ме-чательный.
- А кто работает? - хмыкнул Рогатулин. - Дураки одни, да слишком умные, хитрожопые. Нормальному человеку разве можно ра ботать, когда платят гроши?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47