Бот все эти факты в совокупности и позволили мне сделать изложенный в докладе вывод.
— Хотелось бы заметить, полковник, что вы, таким образом, вышли за рамки задач разведки, — строго сказал адмирал. — Впрочем, высказанные вами замечания вполне резонны. Как вы понимаете, в меру сил мы боремся с негативными проявлениями в Белом движении.
— Боюсь, ваше превосходительство, что нам вряд ли удастся изжить их в ходе гражданской войны. Они, так сказать, врожденные, достались нам в наследство от старой системы. Если победим, дай Бог нам лет за десять — двадцать изжить их.
— Так и в чем же дело? — сухо спросил Колчак. — Стоит ли причитать, как бабка у разбитого корыта, если сделать все равно ничего нельзя?
— Очень хочется выиграть войну. И очень не хочется становиться к стенке в чекистском подвале или заканчивать свои дни таксистом в парижской эмиграции.
— Тогда извольте предлагать реальные меры, — резко потребовал Колчак.
— Нам нужны союзники. В одиночку мы можем проиграть войну и потерять Россию.
— Есть у нас союзники, — криво усмехнулся Колчак. — Сами знаете, только и ждут возможности ограбить Россию и порвать ее на части. И они уж точно не допустят, чтобы Россия возродилась сильной державой.
— Я не об Антанте и Японии. Я о других союзниках, ваше превосходительство. Печальные события последних лет подарили полякам и финнам независимость. Ее они расценивают как высшую ценность. И главная сила, которая угрожает лишить их независимости, — это большевики. Мы естественные союзники Маннергейма и Пилсудского.
— Да вы с ума сошли! — бросил яростный взгляд на собеседника Колчак. — Как могут быть нашими союзниками люди, которые рвут нашу родину на части?! Вы критиковали нас за непредрешенчество. Так вот, лозунг, который предельно четко написан на наших знаменах: "Русь единая, неделимая". Финляндия и Польша являются ее частями. Соглашаться на их отделение — это большевизм. Только Ленину могло прийти в голову провозгласить право наций на самоопределение.
— Потому он и выигрывает в ситуации, когда должен был бы проиграть, — печально улыбнулся Крапивин. — Вспомните восемнадцатый год. Тогда офицерская рота одним своим появлением обращала в бегство сотни и тысячи красноармейцев. Нашим главным препятствием оказались латышские стрелки, китайские части, бывшие пленные немецкие солдаты и офицеры, перешедшие на сторону большевиков. Интернациональные бригады остановили нас. И это произошло благодаря Ленину и его демагогии. В итоге ваша ставка сейчас в Омске, а не в Москве. Боеспособные части, укомплектованные русскими красноармейцами, появились совсем недавно, я разведчик и знаю, что говорю. Зато на месте бывших национальных окраин империи стали образовываться отдельные государства, лидеры которых понимают, что большевики со своими разговорами о всемирном пролетарском обществе — их злейшие враги. Это реальная альтернатива большевизму для инородцев, которые в нашем непредрешенчестве видят угрозу попрания своих прав. Лучше поступиться частью, чем потерять все. Если мы сейчас не признаем права на самоопределение нерусских, то потеряем свою собственную страну. Чем вас так раздражают Пилсудский и Маннергейм? Тем, что борются за независимость своих народов? Так ведь и с точки зрения русского, за свою землю сражаться — высшая доблесть. Только вот для нас Дмитрий Донской, Минин и Пожарский — герои, а Тадеуш Костюшко — предатель. Может, пора признать за другими народами право жить своим умом?
— Да я вас за такие слова под арест, под суд! — рявкнул Колчак.
— Да хоть расстреляйте на месте, — устало посмотрел на него Крапивин. — Я же не о финнах с поляками пекусь, а о нас, о русских. Я хочу, чтобы русские офицеры и дворяне, деятели культуры, промышленники не оказались в эмиграции. Чтобы хоть кусок родной земли остался свободен от красной чумы. Для этого нам надо всего лишь согласовать весенне-летнее наступление с поляками. Красные уже двинулись на запад. В декабре они заняли Минск, в январе Вильно и Ковно. В настоящее время соответственно Вильнюс и Каунас.

Их столкновение с поляками — это лишь вопрос времени. Но если мы не согласуем наши действия, красные смогут воевать против нас по отдельности. Начнут мирные переговоры с Пилсудским и перекинут войска против нас; отбросят нас и примутся за поляков. А вот если мы атакует одновременно да еще убедим Маннергейма ударить с севера, для Советов это будет смерть.
— Так ли уж велики их войска? — презрительно бросил Колчак.
— Суммарная численность белых армий на данный момент не превышает двухсот пятидесяти тысяч. Это включая части Деникина и Юденича. Стоит ли нам презрительно относиться даже к небольшим армиям соседних государств? Польская армия стремительно формируется. Туда идут офицеры, служившие раньше в русской, австрийской и немецкой армиях. Польское население безоговорочно поддерживает восстановление независимости своей страны. Воодушевленный народ под руководством грамотных офицеров — это серьезная сила. Что же касается Маннергейма, то весной прошлого года он очистил свою страну от красных. Я имел честь встречаться с ним до войны. По-моему, это честный офицер, он всегда был беззаветно предан монархии и любил Россию. Обстоятельства сделали его президентом Финляндии, но я убежден, что он не откажет нам в помощи…
— Если мы признаем независимость Финляндии, — прервал его Колчак.
— Очевидно, рано или поздно, нам придется признать свершившийся факт, — развел руками Крапивин. — Так давайте сделаем это сейчас, чтобы превратить Финляндию и Польшу в союзников. Экономическая зависимость от России, которая сформировалась у них, пока они были частью империи, еще долго позволит оказывать на них сильное влияние.
— А потом и вновь присоединить, — добавил Колчак.
— Возможно. Но это уже дела будущих лет. Сейчас давайте выиграем гражданскую войну, ваше превосходительство.
Колчак тяжело опустился в кресло и забарабанил пальцами по столу. Пауза затягивалась.
— Мы планировали решить все внутренние вопросы России только после нашей победы в гражданской войне, — проговорил он наконец.
— Если мы не обозначим свою позицию хотя бы по основным проблемам, то эти вопросы будут решать другие, — возразил Крапивин.
— Признание независимости Польши и Финляндии может заставить отшатнуться от нас многих союзников.
— Только тех, кто не в состоянии реально оценивать ситуацию. Новые же союзники могут оказаться значительно сильнее.
— Ладно. — Адмиральская рука застыла на крышке стола. — Поезжайте в Варшаву, затем в Гельсингфорс. По крайней мере оставлять вас в разведке фронта с такими настроениями я не намерен. Проведите рекогносцировку, начните переговоры. Выясните, каковы требования Пилсудского и Маннергейма в случае признания независимости их государств и что они готовы дать взамен. Возможно, сам факт проведения переговоров заставит их активнее сотрудничать с нами. Конечно, мы не будем торопиться признавать их независимость, но поманить их этим можно. Координация их действий с нашими действительно не помешала бы. Естественно, нашим главным условием является вступление в войну на нашей стороне. Будем думать, может быть, вы и правы. Может быть, — подчеркнул он последние слова.

ГЛАВА 33
Переговоры

В дверь номера постучали. На всякий случай Крапивин изготовил к бою пистолет. Большевистские шпионы работали в Варшаве очень активно, и факт переговоров колчаковского офицера с руководством Польши не мог пройти мимо их внимания. Конечно, Москву беспокоила возможность союза между белыми и поляками. И устраняли причины своей обеспокоенности большевики обычно вместе с теми, кто был им опасен. Еще по прибытии в Варшаву Крапивин заметил за собой плотную слежку и теперь опасался и покушения.
— Войдите! — крикнул он, укрывая пистолет под разложенной на столе газетой.
Дверь открылась, и на пороге появился Янек в польской военной форме.
— Господи, Янек! — воскликнул Крапивин. — Какими судьбами?
— Только сегодня прибыл из Вильно. — Янек прошел в комнату, пожал руку полковнику и уселся напротив него. — Узнал, что вы здесь, и сразу пошел к вам.
— Погоди, а какое у тебя звание? — поинтересовался Крапивин, разглядывая погоны Янека.
— Капитан, — с гордостью ответил тот.
— Ого! Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Да у тебя, брат, карьера!
— Благодаря вам. Хорошо учили.
— Не преувеличивай. Ты где пропадал? Я тебя с четырнадцатого года не видел.
— Сначала в ссылке сидел…
— Где Сталина пристрелил?
— Откуда вы знаете?
— Твой отец рассказал.
— Жалеете?
— Нет. Пожалуй, ты правильно сделал. Кстати, отца давно видел в последний раз?
— В ноябре. Перед тем как он уехал к Маннергейму.
— Он у Маннергейма?
— Да, советником.
— И как вы встретились?
— Поссорились, как всегда, — печально ответил Янек. — Он все еще хочет, чтобы я защищал интересы России, а у меня свои планы.
— Он тебе рассказывал обо мне?
— Да, сказал, что вы служили в охране российского императора. Потом он потерял вас из виду.
"Ну и слава Богу", — подумал Крапивин.
— Значит, скоро в Финляндии можно ожидать перемен, — заметил он.
— Уже. — Янек довольно улыбнулся. — Сегодня утром финская армия перешла советскую границу. Маннергейм объявил войну советскому правительству.
— Что?! — Крапивин вскочил со своего места.
— Не беспокойтесь. Против России у Маннергейма ничего нет. Он объявил, что вступает в войну по просьбе какого-то Стокгольмского комитета русских эмигрантов и не имеет территориальных претензий. В его заявлении говорится, что единственная цель Финляндии в войне — борьба с мировым коммунизмом.
— Понятно. Значит, Сергей хорошо отработал.
— Еще как! То, как Маннергейм атаковал красных, похоже на немецкую стратегию во Второй мировой войне.
— Только неплохо было бы согласовать это выступление с нами.
— А по-моему, они правильно сделали. И колчаковский, и деникинский штабы просто напичканы красной агентурой, а белые генералы все равно не признают Финляндию.
— Ну не скажи. Я же приехал сюда, чтобы договориться о взаимном признании. Я очень многое сделал, чтобы мы стали союзниками.
— Я знаю. Но это сделали вы. Разве без вашей помощи Колчак согласился бы на переговоры?
— Возможно, нет. Но я же убедил его, значит, теперь мы имеем дело с новой реальностью. А вот Пилсудского, скажу тебе, переубедить сложнее. У него слишком большие амбиции. И в русских он видит только врагов.
— Согласитесь, не безосновательно. Вспомните, что может произойти в тридцать девятом.
— Значит, и ты считаешь, что Россия — враг Польши.
— Нет, я считаю, что Польша должна стать сильной уже сейчас. Значительно сильнее, чем в нашем мире.
— И что же ты хочешь для этого сделать?
— Я много думал, есть ли возможность избежать разгрома в тридцать девятом. Как ни крути, а удара с двух сторон Польша не выдержит… если не станет Речью Посполитой. В нашем мире, в девятнадцатом, Пилсудский подставил под удар красных Петлюру. Он думал, что Красная армия ослабит украинцев, и они легко подчинятся Польше. В итоге Украина попала в руки Советов. Пилсудский захватил Вильно и поссорился с литовцами. Если бы этого не произошло, могла быть создана Речь Посполитая как федерация Польши, Литвы и Украины. Сейчас эта идея здесь очень популярна, и не только у поляков. Я общался с литовцами и украинцами, они мечтают о федерации. Согласны даже сделать столицей Варшаву. Если мы объединимся, у нас будет государство с хорошим промышленным потенциалом, богатое хлебом, с многочисленным населением. Оно сможет противостоять давлению и с востока, и с запада.
Крапивин удивленно посмотрел на Янека:
— Не ожидал от тебя таких выкладок. Ты серьезен не по годам.
— Когда есть великая цель, взрослеешь быстрее. Я хочу спасти Польшу и больше ничего. Дядя Войтек… то есть дядя Игорь, когда приходил ко мне, сказал, что у Польши есть шанс. Я много думал, что это за шанс, и понял, что она может спастись от раздела и оккупации только в союзе с другими странами Центральной Европы.
— Ну, Украина-то больше тяготеет к союзу с Россией.
— А вам не приходило в голову спросить об этом украинцев? За годы пребывания в России они насытились по горло русским империализмом.
— Но, кажется, из Речи Посполитой они тоже с боем уходили. Имя Богдана Хмельницкого тебе ни о чем не говорит?
— Говорит, — поморщился Янек. — Мы были неправы тогда. Надо уважать всех, кто живет с тобой под одной крышей. Поляки тогда попытались сделать украинцев людьми второго сорта и потеряли Украину. Старых ошибок повторять нельзя.
— Насколько я знаю, в Польше до тридцать девятого года украинцам тоже было несладко. По крайней мере многие из них искренне радовались присоединению к СССР.
— Я же сказал, мы не должны повторять старых ошибок. Ни Украине, ни Литве в одиночку все равно не выжить. Россия и Германия разделят нас и разобьют. Только сильное государство в центре Европы может противостоять им, и Пилсудский понимает это…
— Только не хочет и слышать о союзе, — усмехнулся Крапивин. — Он готов лишь подавлять. Речь Посполитая в границах тысяча семьсот семьдесят второго года — только о том и говорит. Но он не склонен к компромиссам и переговорам. Поклоняется лишь силе.
— Откуда вы знаете?
— Я недаром провел с ним уже три дня в переговорах. С опытом начинаешь понимать людей.
— И каково ваше мнение?
— Как бы то ни было, мы обязаны наладить взаимодействие. Поодиночке нам с красной чумой не справиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46