Робер подошел поближе и прислушался к разговору двух паломников.– Кто это? – спрашивал один у другого.– Это Рыцарь Надежды! – отвечал его товарищ. – Говорят, он в Святой Земле не единожды побывал, а уж знает про земли и народы всякие, про мавров и сарацин, про доблестных крестоносных рыцарей столько, что ни в сказке сказать ни пером описать. Не успел Марселлос за кормой скрыться, так он как начал рассказывать – до сих пор не умолкает. И хоть бы раз повторился!– А он что – и в самом деле рыцарь?– Да вроде нет, одет как обычный бургер. Но осе его Рыцарем Надежды кличут, да и сам он только на это имя и отзывается.– Как только мы зайдем в мессинский порт, – продолжал разглагольствовать рыжий, – желающие всего за полденье могут проследовать со мной. Я познакомлю уважаемых пилигримов с достопримечательностями этого древнего города, укажу лучшую и очень дешевую харчевню, а также отведу в лавки, где мои друзья-торговцы, исключительно из любви к Господу, продадут вам свои товары со значительной уступкой в цене! Кроме того, уважаемые паломники…Что еще «кроме того» входило в услуги предприимчивого Рыцаря Надежды «всего за полденье», Робер не узнал. С кормовой башни, где располагался капитанский мостик, прозвучал зычный окрик: «К повороту!» – и палубные матросы кинулись загонять пассажиров в трюм, чтобы те во время маневров не путались под ногами. Капитан, с раннего утра наблюдающий за птицами, проследил, как четвертый или пятый по счету альбатрос, совсем почти не шевеля крыльями, устремляется в сторону Корсики, и решился-таки выйти в открытое море. Матросы налегли на шкоты, подбирая прямоугольный парус, рулевые – по два человека – на рулевые весла, и вскоре неф начал медленно разворачиваться кормой к берегу-Робер рыкнул на матросов и задержался наверху, наблюдая за галерой «Фалько», шедшей на веслах. Оттуда донеслись удары задающего ритм большого барабана и крики надсмотрщиков. Вскоре над кораблем тамплиеров поднялся косой латинский парус с красным восьмиконечным крестом.Спустившись вниз, Робер неожиданно обнаружил своего нового приятеля в компании студиозусов.– Ты все понял? Сделаешь так, чтобы комар носа не подточил, а если он догадается – пеняй на себя! – стоя перед везучим ломбардцем, втолковывал ему Жак.– Не беспокойся, уважаемый! – отвечал ломбардец. – Николо Каранзано всегда слово держит. Вот и братья подтвердят!При этих словах остальные студиозусы стали издавать возгласы, свидетельствующие о том, что они не имеют ни малейших сомнений относительно репутации своего предводителя.При виде достославного рыцаря Робера ле Мерлана высокие договаривающиеся стороны быстро свернули беседу и разошлись по местам.– О чем это вы там говорили? – спросил Робер у Жака.– Да так… – ответил тот. – Вот хочу тоже попробовать поиграть. Да только боязно.В глазах рыцаря снова появился лихорадочный блеск, и его усы опасно зашевелились.– Боязно? Слушай, а давай я за тебя? Ну, метать буду я, а играешь вроде как ты? Мне уже давно не везет, так что в этот раз я обязательно выиграю!– Давайте сделаем так, уважаемый господин! Я вам одолжу ливр, а вы сядете играть, за меня. Проиграетесь – так тому и быть. Ну а ежели Господу будет угодно, чтобы вы отыгрались, тогда все, что сверх ливра, – пополам.Прорычав что-то нечленораздельное, видимо выражая полное согласие с предложенными условиями, сир Робер выхватил протянутую монету и устремился к бочонку.– Значит, игрока за себя выставляешь? – спросил ломбардец, обращаясь к хитрому виллану и всем своим видом выражая обиду. – Ну, тогда и я сам играть не буду. Лучше пусть Рембо кости мечет, он у нас не только на лютне бренчать ловок. – Он указал пальцем на жонглера, при этом не удержался и зачем-то подмигнул Жаку.Под одобрительные крики студиозусов, перешедших с сидра на возникшее словно из-под земли анжуйское вино в больших глиняных кувшинах, Робер и Рембо уселись вокруг бочонка. Первый же бросок принес рыцарю пятерку и шестерку. Жонглер внимательно оглядел кости со всех сторон, покрутил их на ладони, накрыл стаканчиком, как-то очень уж заковыристо его крутанул и выбросил две тройки. Ломбардец недовольно засопел и швырнул на бочонок еще две монеты.На сей раз у Робера выпало восемь. Жонглер снова, еще более сосредоточенно поколдовал над костями и выбросил три и четыре.– Отдайте доспех! – просительно прогудел де Мерлан.По команде ломбардца один из студиозусов, тот, что все время бегал к торговцам за вином, порылся в груде вещей и протянул Роберу его сокровище. Рембо забрал с кона ливр и выложил взамен шесть серебряных денье.– Ну ладно! – примирительно произнес ломбардец. – Еще по два ливра на отыгрыш и на этом закончим, вроде как при своих. – Он бросил короткий взгляд на Жака, а тот утвердительно кивнул в ответ.Робер выбросил две тройки и сразу скис. Его противник тяжело вздохнул, снова поперекладывал кости на ладони и очень аккуратно, словно боясь спугнуть, катнул их по столу. Выпала тройка и единица.– Наконец-то! – взревел рыцарь. – Десять лет я ждал этого момента! Пошло, пошло везение! На все! – Он толкнул ногой к бочонку злосчастный доспех и пододвинул к середине все выигранные деньги.На рыцаря страшно было смотреть. Кончики усов его дрожали, лицо от носа до ушей покраснело, словно зрелая свекла, а пальцы выбивали по дну бочонка нервную беспорядочную дробь.– Снова рисковать доспехом я вам не дам, сир! – неожиданно заявил Жак. При этом в голосе его проявилась несвойственная крестьянскому сословию твердость. – Вы бросили кости три раза, противник не настаивает на игре. К тому же не забывайте, что одолженный вам ливр и половина выигрыша принадлежит мне.– На ливр! – просительно протянул Робер. – Остальное оставь себе. Нельзя упускать удачу!Жак пожал плечами; словно говоря: «Ну что тут можно поделать?» – принял у новоиспеченного компаньона два с половиной ливра, взял в руку доспех и медленно побрел в направлении своего места.На этот раз азартный, но неудачливый рыцарь взял себя в руки и разделил имеющуюся у него сумму на шесть ставок по два денье. Рембо, перехватив одобрительный кивок ломбардца, просиял. «Ну вот, наконец, давно бы так, – пробурчал он себе под нос, – а то, не ровен час, можно и руку сбить».После шестого кона всем, даже самому де Мерлану, стало ясно, что Фортуна покинула его столь же неожиданно, как и пришла. Он отказался от выпивки, предложенной студиозусами, и в полном расстройстве чувств вернулся на сено к своему новому приятелю. Но оказалось, что Жака совершенно не расстроило поражение рыцаря.– Спрячьте в мешок доспех, сир рыцарь, пока он снова от вас не сбежал, и извольте получить свои полтора ливра! – произнес он, протягивая монеты Роберу. – Кроме того, предлагаю подняться наверх и разделить со мной, по случаю столь блестящего выигрыша, мою скромную трапезу. Спертый воздух в этом трюме не способствует нормальному пищеварению.Они прихватили с собой часть припасов, поднялись на палубу, отыскали свободное место у кормовой башни и, разложившись на чистой холстине, принялись за еду.– Слушай, грамотей! – отхлебнув из фляги, вдруг спросил де Мерлан. – Если я бедный и азартный, то, по-твоему, совсем дурак и ничего не вижу? Что я, не понимаю, что вы мне нарочно подставили этого певца с шулерскими костми? Зачем ты за меня заплатил этим бездельникам?– Деньги небольшие, – чуть помедлив, ответил Жак, – а вы, уважаемый сир, лишившись снаряжения и последних средств к существованию, скорее всего, просто погибнете. Ибо, судя по всему, не привыкли вести жизнь бедняка. Раз уж судьба свела нас вместе на этом корабле, то я счел зля себя возможным выручить вас таким способом, который бы не унизил вашего рыцарского достоинства. Но выходит, что я оказался, как и любой неотесанный виллан, слишком неловок.– Так, значит, ты потратил четыре ливра? – почесал в затылке де Мерлан. – Ну что ж, приятель, спасибо. Я изыщу возможность вернуть тебе долг!– Только об одном вас прошу, сир! – улыбнулся Жак. – Никогда больше не садитесь играть в кости…– Земля! Земля! – завопил из «вороньего гнезда» впередсмотрящий. Они подходили к Корсике.
* * *
Пройдя вдоль корсиканского побережья, перед самым закатом «Акила» и «Фалько» дошли до глубоко врезающегося в остров залива Валинко с удобным рейдом, укрытым холмистыми берегами от опасных северных шквалов. Капитан поставил неф на якорь и отправил две шлюпки в деревушку Проприано, чтобы пополнить запасы питьевой воды, а заодно и прикупить вина, которое за первый день пути почти полностью уничтожили ненасытные студиозусы.Ночь прошла без происшествий – первый день путешествия изрядно утомил не только непривычных к морю паломников, но и моряков, отвыкших от плавания за долгие зимние месяцы вынужденного пребывания на суше. Многострадальное ухо достопочтенного мэтра Понше благодаря постоянным примочкам почти вернуло первоначальный цвет, и он, чтобы дать капитану отдохнуть перед Корсиканским проливом, самолично вызвался на ночную вахту. А в трюме между тем Жак и Робер, сытые, умиротворенные и в меру уставшие, расположились на сене, подложили под головы дорожные мешки и заснули праведным сном паломников. Они совершили первый и самый важный шаг на пути к Святой Земле, а стало быть, к обретению блаженства и, что гораздо существеннее, отпущению грехов, во искупление которых были приняты крестоносные обеты.Рано утром корабли подняли якоря и продолжили путь. Святой Николай в этот день был особо милостив к богомольцам – он наслал западный ветер, благоприятнее которого ничего и быть не могло. Ветер ударил в корму, наполнил парус, «Акила» вспенил форштевнем воду и без помех проскользнул между маленькими каменистыми островками, смертельно опасными для неповоротливого судна при навальном ветре.Когда остров Разолли остался за кормой и начал медленно удаляться, моряки перевели дух и вознесли молитвы своим покровителям. Следующий переход, до самого Неаполя, был для них необременительным.Но многочисленные пассажиры, в отличие от моряков впервые оказавшиеся на борту корабля, с выходом в Тирренское море оказались лицом к лицу с самым грозным испытанием, которое только может принести морская стихия. Северо-западный ветер, толкающий неф в сторону благословенной италийской земли, посвежел и поднял над лазурной гладью невысокие, но крутые волны. Началась бортовая качка. Уже к полудню палуба и пассажирский трюм «Акилы» представляли собой то ли госпиталь после кровопролитного сражения, то ли рыночную площадь пьемонтского городка наутро по завершении большого карнавала. На струганых досках, забыв про отведенные им места, вповалку лежали, кто где, зеленолицые стенающие путники. После очередного особо размашистого качка два-три человека обязательно вскакивали и, еле удерживаясь на ногах, неслись к бортам, чтобы исторгнуть в пучину то, что было съедено и выпито не только на корабле, но еще и до погрузки на неф, в хлебосольном Марселлосе. Одни лишь студиозусы, которые с раннего утра вернулись к прерванному занятию, не ощущали гибельной болтанки. Трудно сказать, в чем тут было дело – то ли в особых целебных свойствах доставленного на борт корсиканского вина, то ли в привычке парижских грамотеев к постоянной качке, которую, как известно, вызывает сей напиток при неумеренном употреблении.Как ни странно, но рыцарь и виллан, весь предшествующий опыт водных путешествий у которых ограничивался речными переправами да короткими плаваниями по Роне, почти не страдали от морской болезни. Конечно, до студиозусов, распевавших как ни в чем не бывало песни во весь голос, им было далеко, но и до полной потери человеческого облика, подобно несчастному бенедиктинцу, который тихо стонал в углу и пачкал палубу, не в состоянии даже подняться наверх, они не дошли.Понше с капитаном с высоты кормовой башни злорадно наблюдали за страждущими.– Парус с кормы! – неожиданно заорал впередсмотрящий.Вскоре то, что поначалу можно было разглядеть лишь с верхушки мачты, стало доступно взорам и тех, кто стоял на мостике. Точка на горизонте на удивление быстро росла и через некоторое время превратилась в примеченный еще на рейде в Марселлосе норманнский когг. Шел он круче к ветру и двигался намного быстрее нефа и движущейся на одном лишь парусном ходу тамплиерской галеры. Когг, горделиво надуваясь двумя парусами – прямым на мачте и косым, натянутым от клотика до бушприта, – поравнялся с флотилией и через небольшой промежуток времени представил завистливым взглядам марсельцев плоскую, словно топором срезанную корму, которая стала довольно быстро удаляться.– Чудны дела твои, Господи! – произнес, перекрестившись, Понше.Северные торговые корабли были в Средиземноморье большой редкостью. Мавры, хоть и проигрывали христианам одно сражение за другим, по-прежнему владели изрядной частью Пиренейского полуострова. По всему побережью, от кастильской крепости Оторно и до самой Барселоны, принадлежащей Арагону, не было ни одного христианского порта, а бискайские воды были полны сарацинских пиратов. Так что на переход от Англии через Геркулесовы столбы отваживались лишь вооруженные до зубов венецианские конвои да северные суда с отличными мореходными качествами и мощными гарнизонами на борту.– Мэтр Турстан! – обратился помощник к капитану. – Вы самый опытный мореход в нашей гильдии, а «Акила» – самый лучший и самый большой неф. Как же тогда получается, что эти северяне обходят нас, словно какую-нибудь речную барку?– Еще бы они нас не обошли, – скривился, словно от зубной боли, мэтр Турстан. – Посмотри на их корму, Понше. Вместо рулевых весел там прилажена особая доска, которую они называют «стерн», – она дает кораблю устойчивость на курсе. Вот из-за этой доски они и могут забирать круче к ветру да лучше управляться. Сколько раз я говорил старшинам на верфи: переймите, мол, да устройте и нам такой вот стерн – меньше будем терять кораблей в бурях и от пиратов сможем уходить. А они свое: «Деды строили с веслами, и мы будем точно так же строить.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7