Должно быть, радость оттого, что воины шли на запад, очищая землю от фашистских палачей, жажда мести придавали людям свежих сил.Трудно было в эти дни узнать нашего старого солдата. Казалось, подменили человека. Он как-то помолодел, и в глазах снова, как когда-то, играл радостный, счастливый огонек. Батя опять шутил со своими молодыми друзьями, рассказывал веселые истории в минуты затишья. Теперь он уже Мечтал только об одном, чтобы его гвардейский полк попал на самое главное направление, в те самые города и села, где старый солдат начинал воевать. Еще мечтал он побывать в родном городке – Деражне, хоть мельком глянуть на него, на то, что там осталось, как его дом, кузня. Наверное, осталась от них груда развалин…Часть в самом деле наступала в сторону Буга. Вот взяли штурмом зеленую, милую Винницу, а оттуда уже рукой подать до Деражни. В солдатском мешке бывалого солдата, вместе с махоркой, спичками, патронами и немудреным солдатским скарбом, лежали завернутые аккуратно в платок ключи от дома и кузни. Он себе отлично представлял, что вряд ли ему нужны будут эти ключи – фашисты, видно, превратили местечко, как и сотни других, в развалины. И нее же в душе теплилась надежда.Только бы попасть туда, в Деражню, хоть бы на часок. Любимое милое гнездо, как ты въелось в душу! В самые страшные минуты, когда жизнь была на волоске, кузнец вспоминал тебя. Лучшие годы жизни прошли в этом славном городке.Мечты, солдатские мечты.Кто же из бойцов не знает, как изменчиво солдатское счастье на войне?! Оно изменчиво, как погода в мае.Мечтаешь об одном, а получается совсем другое.Полк перебросили на другой участок фронта. Не посчастливилось увидеть родной уголок. В самый момент, когда казалось, что заветное желание вот-вот исполнится, пришел приказ грузиться в эшелоны.Тяжело пережил эту свою неудачу старый солдат. Знал бы он заранее, что так может получиться, попросил бы начальство отпустить его на несколько часов и добрался бы на перекладных в Деражню. Но что поделаешь – поздно. После драки, говорят, кулаками не машут. Обидно, конечно. Очень обидно. Но ничего не попишешь. Война – не распоряжаешься собой. Не к теще в гости едешь, а воюешь. Все зависит от боевой обстановки и воли высшего начальства.А Деражня родная осталась далеко в сторонке.Сочувствовали бате друзья – пушкари, но ничем – не могли помочь. Пробовали подшучивать над ним, посмешить его и говорили:– Ничего, папаша, все к лучшему. Видно, начальстве решило вместо твоей Деражни направить нас на Берлин, Ты ведь мечтаешь побывать в фашистском логове и посмотреть, как оно горит.– Что вы, ребята, если не везет, то не везет… – удрученно отвечал он. – Кто его знает, куда нас теперь забросит судьба.Однако мрачное настроение у папаши продолжалось недолго. Он понимал: по всякому поводу расстраиваться – добра не будет. Были страшнее времена, и тогда не унывал и другим не давал падать духом, то он теперь будет расстраиваться, когда дела пошли на фронте так быстро и успешно?И он отряхнул с себя мрак. Повеселел по-прежнему.Ребята подшутили, а в голову старого солдата вкралась добрая мысль: может, в самом деле к лучшему? Не посчастливилось побывать в родном углу часок-другой, может, благосклонная к нему судьба вознаградит его и он в самом деле побывает в Берлине и станет живым свидетелем того, как там издохнет фашистская гадина? Да, как было бы здорово, если б так вышло, что его полк врывается в Берлин, громит на его улицах врага и ребята-пушкари радуются, наблюдая незавидный конец бесноватого ефрейтора Гитлера и его братии!„Только бы это увидеть своими глазами, – думал старый солдат, – и за это жизнь не трудно было бы отдать“.Но тут же он спохватился: „Боже, что за глупости лезут в голову?“ В самом деле, если суждено будет побывать со своим полком, своими хлопцами в Берлине и своими глазами увидеть гибель фашистского зверя, то не лучше ли жить и радоваться? Зачем же думать о всяких глупостях – о смерти? Уж нет, батеньки, жить надо! Какая житуха пойдет после победы – представить себе даже трудно. Раздолье. Правда, придется все начинать сначала. Много надо будет трудиться, восстанавливать разрушенное хозяйство. Но это не беда: разве впервые нам приходится это делать?А некоторые ребята, глядя на возбужденного батю, подбадривали его, говорили улыбаясь:– Все же не повезло тебе, батя. Сплоховал немного. Начальство отпустило бы тебя на денек-другой побывать в местечке твоем. А теперь глянь, куда нас занесло!И Петро Зубрицкий, хлопая дружески старого солдата по плечу, добавил:– Да, начальство тебя уважает, старина. Вишь, вся грудь в орденах и медалях. Вернешься домой – первым парубком будешь в местечке и девчата засматриваться на тебя будут…– Какие девчата?… – тяжело вздыхая, отвечал Гинзбург. – Столько раз мы с тобой, Петро, в руках врачей побывали, какие из нас будут парубки?– Не говори, батя! После войны и такие, как мы, будут в цене, – смеялись пушкари, глядя, как старый солдат подкручивает длинные усы.– А знаете, ребята, что я вам скажу? – вмешался маленький кругленький ефрейтор Кутузов, фамилия которого ему совсем не подходила, только вызывала постоянно шутки. – По сводкам – весь твой край давно освобожден от фрицев. Подал бы рапорт начальству, чтобы тебя демобилизовали. С тебя хватит. И в капремонте у врачей побывал, да и годы почтенные… Да, кстати, если не военная тайна, не скажешь, сколько тебе лет? Наверное, годиков – ого!Это уже старика не на шутку рассердило, хоть по характеру он был человеком мягким. Не любил отвечать на такие вопросы. Уставившись недовольным взором на толстячка, он сказал:– Милый мой, фамилию ты носишь великого полководца, знатного человека, а уму-разуму у него не учишься. А жаль. Или ума наберись или фамилию меняй! Кто тебя уполномочил считать мои годы? Считал бы свои! – негодовал кузнец. – Сколько мне ни есть лет, надеюсь, что переживу и Гитлера и всю его клику… Усы у тебя еще не выросли, а ты уже лезешь со своими глупыми вопросами. Мой возраст тебя волнует? О моей демобилизации печешься? И напрасно! Советы твои мне ни к чему, запомни. Были у нас хуже времена, и то не думал о демобилизации. В госпитале меня и Петра Зубрицкого хотели списать с корабля, а мы отказались. Вернулись в строй. Понял? А теперь другое время настало. Наша берет верх, уже немного осталось до гитлеровского конца, ты, милый, всякий вздор несешь насчет лет, демобилизации…Бедный ефрейтор не знал куда деваться. Он долго приставал к старому солдату, чтобы тот его простил за неуместную шутку, но такого не мог простить. Кузнец хоть был старше всех в дивизионе, а возможно, и в истребительном полку, но выглядел он еще довольно браво, чем-то напоминал крепкий дубок. Он принадлежал к тем людям, которым трудно на глаз определить их возраст. В Деражне когда-то утверждали, что Гинзбург весь пошел в прадеда, который испытывал счастье служить царю-батюшке двадцать пять лет как один день, был кантонистом. Четверть века отбарабанил старик и вернулся со службы крепким, несогнутым и околдовал самую красивую деваху в Деражне, подарил миру десяток детей – один другого краше.Все шутки, однако, и мелкие споры можно было легко перенести, – хуже было то, что пророчества бати не оправдывались, подчас лопались, как мыльные пузыри.Когда его полк перешел германскую границу, старик подсказал, что путь части лежит прямехонько на Берлин. Быстро наступали вдоль широкой автомобильной магистрали, гнали врага к Одеру-реке. А немец, почуяв, что приближается страшная расплата, бросил сюда свежие части, танки. Завязались сильные бои, которые не прекращались ни днем, ни ночью.Истребительный артиллерийский полк отбивал яростные атаки вражеских танков. Много пушек, батарей вышло из строя. Редели все больше ряды артиллеристов. Все поле перед этой чудовищной рекой, заболоченной, илистой, с несколькими рукавами, притоками, буйными зарослями, покрылось горящими вражескими танками, тысячами трупов солдат, но немало пушек и солдат наших были выведены из строя.После нескольких дней жестокого кровопролитного боя полк пришлось отвести во второй эшелон на пополнение.Пушкари расстроились. Ходили как в воду опущенные. Сколько чудесных ребят пало в бою, сколько пушек разбито! Уже казалось, что мечта их вот-вот сбудется. Там, за Одером, уже не осталось никаких, казалось бы, преград, дорога ведет прямо в Берлин. И вот тебе! Непредвиденный отдых. Не повезло снова!Но ждать пришлось недолго. На всех фронтах могучей лавиной наступала Советская Армия на запад. Никто теперь не жаждал передышки. Полк, который на неделю расположился в немецкой деревне, получил подкрепление, новую технику. Люди привели себя в порядок. Пришел приказ выступить.На широкой асфальтированной дороге вытянулась бесконечная колонна – машины, пушки. Все сверкало свежей заводской краской, и ребята поражались: сколько техники дает Армии Родина, сколько добра! Скоро четыре года, как воюем, а народ шлет своей Армии все новую и новую боевую технику.Ребята осматривали новые пушки, машины, восторгаясь ими. Молодое пополнение в новеньких мундирах, не без зависти смотрело на бывалых артиллеристов, на боевые награды, сверкавшие на их груди.И снова артиллеристы стали гадать, в каком направлении выступит полк. Должно быть, опять туда, где неделю назад участвовали в жестоких боях. Но, когда двинулись колонны, понятно стало, что путь лежит на север, в сторону Померании.Снова не повезло. И, должно быть, больше всех расстроился старый солдат. Пророчества его потерпели полный крах. Но что поделаешь? Начальству виднее, куда бросать боевую часть, которая давно набила себе руку в борьбе с вражескими танками. Значит, там, куда отправляют, предстоят крепкие бои с моторизованными частями врага. „Стоит ли по этому поводу расстраиваться? – думал Гинзбург, стараясь успокоить самого себя и окружающих. – Как бы там ни было, уже виден конец войны. А это ведь самое важное. Легче теперь на душе – подумать только: четыре года воюет страна, а сплошным потоком идет сюда новая техника, самолеты, танки, пушки, свежие дивизии. Нет, песенка фашистских иродов окончательно спета. Никуда они теперь не уйдут от страшной кары. Вся наша земля очищена от нацистской сволочи. Отрубили раз и навсегда стервятнику крылья, хвост, осталось только голову отрубить – и на этом конец. По домам!“Эти мысли, нахлынувшие в пути, как-то успокоили солдата, и он готов был простить судьбе, что оказался не на главном направлении. И какая, собственно, разница, где воевать, на каком участке, – всюду надо бить врага, где б он ни был, иначе в Берлин никто не попадет. 5 Бесконечная колонна гвардейской части двинулась в сторону Померании.Мрачный край. Пахнет пруссачеством.Скучная дорога. Справа болота, слева болота. Тут и там сверкают озера. Все поросло редким лесом, диким кустарником. Среди этой глуши прячутся избы, постройки, крепко сколоченные, как казематы.Начиналась весна, но здесь она еще не чувствовалась. Холодом, мраком, гнилью веяло от этих скучных перелесков и зарослей. Неистовствовали холодные, пронизывающие ветры, неустанно моросил дождь. Он сеялся, будто сквозь редкое сито. То он ослабевал, и на смену приходил мокрый снег, то он лил вперемешку с лохматыми хлопьями снега.– Якийсь проклятый край, щоб він провалився!.. – злился Петро Зубрицкий не на шутку на проклятую погоду и отпускал по адресу Померании немало острых слов, которых даже трудно перевести.Ветер все усиливался. Чувствовалась близость холодного Балтийского моря.Марш длился долго. Без сна и отдыха мчались на новые позиции.Повсюду и здесь, в Пруссии, разворачивались бои, и полк с ходу вступил в дело.Теперь позабыли о погоде, об этом неуютном, мрачном крае, – впереди были танки и надо было их разгромить.Прусские вояки цеплялись за каждую высотку, за каждую скалу, выступ, стараясь последними силами сдержать наступление русских, чуяли приближение гибели. Они собрали здесь крепкий кулак, отборных головорезов, которые должны были отправиться к Берлину на выручку своим главарям, но их замысел был разгадан, и советские воины перепутали им все планы, громили их всюду на этой мрачной земле.Они сопротивлялись, чуя свою обреченность, чуя приближение часа расплаты. Преступники знали, что придется скоро уцелевшим встать перед судом народов, ответить за все злодеяния.Из последних сил они старались оттянуть этот последний для них час. Стонала под напором русских дивизий Пруссия – колыбель фашистских палачей, мерзкое гнездо, откуда начинались все войны.Днем и ночью, среди болот и озер, перелесков и диких зарослей кустарника не прекращались бои.Шаг за шагом, опрокидывая вражеские заслоны, шел истребительный полк, сметая на своем пути вражеские танки. По трупам пруссаков, через их пылающие города и села гвардейцы приближались к морю. Не помогло врагу прусское упорство. Не удалось им остановить гвардейцев. Развязка приближалась.А с главного участка фронта, с главного направления, где полк недавно сражался, приходили обнадеживающие вести. Они радовали душу. Советские воины форсировали Одер, перешагнули последнюю преграду на пути к вражескому логову – Берлину. Шли быстро вперед.Ликовали, радовались бойцы. Только грустновато было, что в эти славные дни находятся далеко от своей мечты. Особенно переживал, хоть ничего не говорил об этом, старый солдат. Он уже смирился с тем, что где-то здесь, неподалеку от моря, закончит поход полк, встретит конец войны.Но, пока она не кончилась, возможны всякие неожиданности.И однажды ночью, когда полк вел бой за прусскую деревню, его сменила другая часть, а гвардейцев отвели в тыл.Что случилось? Были еще большие силы, можно было еще бить врага… Но пришел приказ: в путь-дорогу. Куда? Зачем?Разве положено это знать солдатам?И в ту же ночь бесконечная колонна полка двинулась по широкой дороге бог весть в каком направлении.И снова начали гадать.– Что, ребятки, может, счастье улыбнется и пошлют туда?– Да нет! Дело будет там сделано, видно, без нас.
1 2 3 4 5 6 7