Он находится в отеле «Виктор Гюго» в Трувилле. Я только что его видела здесь минуту назад.На том конце провода хотели, для верности, что-то переспросить, но Алла уже положила трубку.Все — шах и мат!Конец вам, ребята!Конец тебе, Марлуша Недрищев, сотоварищи!Вот так — просто и красиво. Как в шахматах.Откинувшись на спинку кресла, Алла закинула руки за голову и сладко потянулась. На столике перед ней стояла бутылка «Дон Периньон» — лучшего, что нашлось в баре. Маленькие пузырьки тонкими струйками поднимались к поверхности бокала.Холёными наманикюренными пальчиками Алла погладила длинную ножку бокала. Если бы она только могла, то уже сейчас уехала бы из этого рафинированного и прилизанного, но такого скучного курортного городишки. Нет, что бы ни говорили про Россию-матушку, но в ней живёшь, а тут, на этом бережку серовато-синего моря, просто существуешь.Тут не кипит жизнь, не проводят разборок бандиты, не сливают друг на друга компромат политики, не отмывают левые деньги через её, Алкино рекламное агентство, большие начальники из МВД. Здесь все сыто и скучно. А ей бы так хотелось тяпнуть сейчас водочки, да закусить солёным огурчиком, да закатиться в какой-нибудь кабак…Алла подумала было, что и здесь она может отправиться в ресторан и выпить водки. Правда, насчёт огурца в меню местного кабака она сильно сомневалась, но это было не так уж важно. Ведь все равно она скоро полетит к себе домой, в родной город, где передаст Жоржу, точнее, Жорику, Гере, Гераклу Сушёному, видеокассеты и отчитается о вояже. * * * Полицейский отряд, посланный в отель на двух автомобилях, летел так быстро, что обогнал красного «Морриса» с Демьяном и Софи, лишь слегка обдав их специфическим ветерком голливудской романтики — всеми этими мигалками, сиренами, инспекторами с тяжёлыми «вальтерами» и элегантными «береттами» под ворсистыми спортивными пиджаками.Во всех странах мира работники органов правопорядка одинаковы — везде они любят одеваться в свободные, расклёшенные от талии пиджаки, за которыми легко прятать пистолеты и револьверы. Они и выглядят почти одинаково, и смотрят на других людей тоже одинаково — сурово-задумчиво: ведь вполне может быть, что их собеседники — это преступники, находящиеся в розыске. Такова уж специфика работы. Так, во всяком случае, сами работники правоохранительных структур любят объяснять эту свою насторожённость.— Это за мной, — убеждённо произнёс Демьян. — Эта сучка меня всё-таки узнала и сдала.— Не бойся, милый, я знаю, что нам делать, — сказала Софи и нажала на кнопку поднятия кожаного верха.Вскоре их машина остановилась на маленькой безлюдной улочке возле унылой парикмахерской с блекло-жёлтой вывеской. Наказав Демьяну оставаться в салоне автомобиля, француженка направилась в неприглядное заведение с пыльными стёклами.Из парикмахерской Софи вернулась с большим свёртком в руках. Потом они подъехали к универмагу «Карефур». И снова Софи на полчаса покинула своего возлюбленного.Демьян томился в длительном ожидании. Он беспрестанно нажимал на кнопки автомагнитолы, переключая каналы, но почему-то ни одна из многочисленных французских радиостанций не передавала его любимого Мишу Шуфутинского.«И что же я теперь буду делать? — озабоченно думал он. — Как я теперь отсюда выберусь? Что мне, как настоящему шпиону, границы переходить, что ли? Вот это называется, попал!»Софи вышла из универмага, нагруженная свёртками и пакетами. Демьян ловко открыл ей дверцу машины, не выходя из неё.— Ну все! Теперь тебя никто и никогда не поймает, — сказала довольная Софи, садясь в салон. — Едем на берег, я знаю одно безлюдное место.Она ловко вырулила на проезжую часть и покатила вдоль морского берега, изредка поглядывая на заметно волновавшегося Демьяна и непрестанно улыбаясь чему-то своему. * * * — Что? Гримироваться под бабу? Да никогда! Да это же «западло»! — кричал на самого себя Демьян, едва Софи вытащила из многочисленных пакетов пару париков, платье, туфли и женский плащ…Но Софи не была бы дочкой своего отца, если бы отступила под натиском обычного крика, выражавшего вековечное мужское недовольство теми изменениями, которые собиралась внести в его облик женщина. А мы разве поступаем иначе?— Я не знаю, что такое «западло», но точно знаю, чтоименно так мы можем вернуться в гостиницу и потом выехать из Трувилля в Париж, — жёстко проговорила Софи. — И, будь другом, доверься мне, ведь я училась на визажиста и год работала гримёром в студенческом театре, когда училась в Нью-Йорке.Сказаны эти слова были таким твёрдым и убедительным тоном, что Демьяну ничего не оставалось, как отдаться в нежные руки Софи.Он, тяжело вздохнув, стал покорно снимать с себя футболку и джинсы, вместо которых ему предстояло натянуть какие-то непонятные чулки на подвязках и, боже мой, лифчик с накладными грудями. А ещё парик, платье, туфли на каблуках. И не забудьте про грим…Море ласково накатывалось на песчаный берег, от души смеясь над перевоплощением и Демьяновым вынужденным позором, единственным свидетелем которого оно было. 5 Уже в аэропорту имени великого французского генерала и президента Шарля де Голля Демьян вдруг понял, какого друга он приобрёл в лице Софи и какую женщину в её лице он теперь теряет.Они постояли у входа в аэропорт, долго глядя друг на друга, но так и не сказали то, что надо было сказать в таком случае. А зачем? Тяжело вздохнув, Демьян направился в сторону стойки регистрации пассажиров.Он протянул документы девушке в русской аэрофлотовской форме…— Мадам Замоскворецкая? У вас совсем нет багажа?— Нет, — томно ответил писклявым голосом Демьян, слегка покачнувшись на высоких, всё время некстати подворачивавшихся каблуках.Этот голос… Со стороны казалось, будто эта русская мадам всю поездку во Франции только и делала, что дегустировала местные вина, причём дегустировала, не переставая: и утром, и днём, и вечером, и в постели. Но работники доблестного «Аэрофлота» уже столько всякого насмотрелись с нашими пассажирами, что какая-то очередная отъезжающая, судя по голосу, мучимая похмельем и посадившая себе голосовые связки, для них была не в новинку. Так что регистрация прошла гладко.Ах, какая, всё-таки, умница, эта Софи!Софи взяла ключи у главного менеджера, и пока в гостинице шёл шухер с полицией, просто и спокойно стянула из сейфа паспорт этой русской, мадам Замоскворецкой.А загримировать Демьяна под смазливую русскую бабёнку для неё — талантливой студентки-гримёрши, чуть ли не шекспировского театра — было уже парой пустяков. Тут прибавить штукатурки, там замазать лёгкую синеву над верхней губой.Девушка в фирменной аэрофлотовской форме с вежливо-безразличной улыбкой вернула Демьяну стянутый у Замоскворецкой загранпаспорт и сказала равнодушно: «Следующий». Молодые люди отошли от стойки.— Прощай, милый, — прошептала Софи.И поднявшись на цыпочки, чмокнула его в губы.— Передавай привет своей Полине.Демьян заглянул в ясные серо-голубые девичьи глаза и понял, что никогда, никогда он уже больше не сможет забыть этот влюблённый взгляд, который будет сниться ему всю оставшуюся жизнь.— Может, свидимся ещё, — тихо сказал он.— Может быть. Иди, не люблю долго прощаться, — сказала, так некстати осипшим вдруг голосом, Софи. — Все. Иди…И только когда Демьян скрылся в прозрачном тоннеле, уносимый движущейся лентой эскалатора, она вдруг в голос разрыдалась…Эта крепкая Софи… Она была такой слабой!Прощай, французская любовь…

Глава одиннадцатаяКТО-ТО СТРЕЛЯЕТ, А КТО-ТО НАВОДИТ 1 — Демьян, а можно тебя за титьку потрогать? — сидя рядом с вернувшимся из Франции непривычно задумчивым другом на заднем сиденье большого Папиного «Мерседеса», шутя спросил своего корешка Андрюха Путейкин.Пятак так и не успел ещё смыть с лица грим и выглядел, конечно, в глазах пацанов ужасно. Но он был герой. Он вернулся «на щите» и «со щитом». Точнее — с видеокассетами, которые были так нужны Папе Эдуарду. Так нужны, что он самолично приехал в аэропорт встретить своего подопечного.Такого уважения Эдуард Аркадьевич никому ещё не оказывал из своей братвы.Демьян ткнул Путейкина локтем в живот, да так, чтобы этому остряку мало не показалось.В салоне негромко звучала речь диктора с радиостанции «Азия-минус»:«Оригинальный метод борьбы с организованной преступностью изобрели вчера руководители оперативного штаба по празднованию последнего дня дней нашего города. После того, как было принято решение всех пойманных преступников считать киллерами, а непойманных — исключить из официальной статистики, показатели раскрываемости выросли в десять раз. Представитель президента, как всегда, остался удовлетворённым и оплодотворённым…»Папа, с интересом прислушиваясь к голосу диктора «Азии-минус», сидел на переднем сиденье, рядом с Адидасом, который лихо «подрезал» «носы» и «задницы» всем, еле тащившимся по мокрому асфальту машинам. Чтобы ехать быстрее, Адидас отчаянно моргал дальним светом фар и громко сигналил замешкавшимся лохам четырехтональным клаксоном.Папа обернулся к Пятаку и, ласково улыбнувшись, сказал:— Ну, молодец! Ну, герой! Как там, за бугром? Понравилось?— Понравилось, — признался Демьян и так же честно добавил: — Но дома лучше.— Вот то-то! — Папа поднял вверх указательный палец, довершая важность высказываемой мысли. — Все нашу Россию-матушку ругают, а за границей-то не так сладко, как кажется на первый взгляд. Там, за границей, не жизнь, а сплошное существование. Как у этих, у приматов. — Папа снял очки в золочёной оправе, делавшие его похожим на ректора престижного вуза, и стал важно протирать стекла зелёным платком с красиво вышитым в углу оленем. — Они там уже с жиру бесятся, а мы тут дела делаем. Так ведь, а?— Так, — хором подтвердили Простак и Адидас, которые, по правде сказать, ни разу не были за границей.Демьян вытащил из сумки пачку разовых гигиенических полотенец и прямо в машине начал смывать с лица ненавистный ему грим.— Переодеться-то хоть привезли во что? — не довольно буркнул Пятак.— А мы с Андрюхой сейчас штаны снимем да Пятаку отдадим, — сказал Адидас, не отрывая глаз от дороги.Все, включая и Папу Эдуарда, зашлись весёлым смехом. Они были рады тому, что Демьян благополучно вернулся. Даже Простак не обиделся, а с показной покорностью принялся стягивать с себя огромные широченные штаны, лихо расстёгивая крепкий ремень с увесистой пряжкой.— Они у меня немного того, большие… — и, не докончив фразу, Путейкин заржал, тыча Демьяна в бок пальцем, дескать, не серчай, братан, это всего лишь шутка, шуткую я так.А уж как был доволен сам Демьян, что вернулся в родные пенаты!— Мы сейчас куда? — спросил он Эдуарда Аркадьевича, зная, что нарушает бандитскую этику и лезет «поперёд батьки».Но он сознавал своё торжество и понимал, что сегодня ему многое можно, чего нельзя ни Адидасу, ни, тем более, Простаку.— К нам в ресторан поедем, в «Василия» в нашего — отпразднуем победу, — сказал Эдуард Аркадьевич добродушным баском. — Только сперва к Недрищеву заедем, отдадим товар, из-за которого весь сыр-бор городили.И Папин широкий чёрный с тонированными стёклами «Мерседес» вихрем помчался по направлению к хоромам Марлена Полуэктовича, разгоняя, словно снежинки, с дороги горе-водил. * * * Демьян до этого никогда ещё не был в офисе у Марлена Полуэктовича, но слыхал от Сани Бит-тнера, что там разве только что ручки на дверях не золотые, да унитазы в туалетах — не хрустальные.У подъезда, куда лихо подрулил Шнуропет, стоял выводок «мерсюков» и новых «вольвешников». Были ещё и такие тачки, что пригнали в нашу заснеженную и не избалованную хорошими дорогами страну прямо с парижского автосалона, уведя из-под носа у разных там японских миллиардеров да арабских нефтяных шейхов.— Круто Полуэктович стоит, — коротко, но весомо отметил Адидас, ставя машину на ручной тормоз. — Реально, в натуре!— Пятак со мной, остальным оставаться в машине, — распорядился Папа.Он уже было направился к дверям, но внезапно остановился и обернулся, строго глядя на подчинённого, растерянно сидевшего на заднем сиденье «Мерседеса» и выходить оттуда явно не собиравшегося.— Да как я пойду-то? — совершенно беспомощно развёл руками Демьян. — В колготках и на каблуках? Че вы меня позорите, в натуре?И тут Папа отдал приказ, которым и правда всех рассмешил. Всех, кроме Путейкина.Ох, Простак и пошипел, снимая брюки и ботинки.— Это тебе, чтобы над товарищем не потешался, — сказал Папа назидательно. * * * Марлен Полуэктович вышел встречать дорогих гостей в вестибюль.Вестибюль, да и сами апартаменты Марлена Полуэктовича, поражали гостей своим великолепием. Не надо забывать, что на дворе было самое начало девяностых, а потому многие ещё из деловых людей в обеих столицах не придавали такого значения внутреннему убранству офиса, все свои силы, а главное средства, кидая на облагораживание своего внешнего облика и облика своих супруг и любовниц. Ну, и на улучшение жилищных условий, о которых упоминал у Булгакова Воланд в романе «Мастер и Маргарита». Украшением же офиса занимались в самую последнюю очередь.Марлен Полуэктович в отличие от большинства богатых людей был не таким недальновидным. Уже в то время он любил говаривать, что делового человека встречают по костюму, машине и офису, а провожают с вывернутыми карманами.Уже сам вестибюль, в который вышел Недрищев, радушно раскрывая гостям объятия, красноречиво показывал, что здесь находится офис серьёзного и солидного человека. Стены были оклеены дорогими обоями и обиты в половину человеческого роста панелями из настоящего морёного дуба. Вдоль стен висели строгого фасона светильники-бра, прекрасно освещавшие вестибюль. Но главным украшением были висевшие на стенах картины — преимущественно морские баталии.Марлен Полуэктович считался в городе чуть ли не главным меценатом и учредителем всевозможных фондов поддержки и сохранения культурного наследия, а потому просто не мог не намекнуть развешанными картинами на свою тягу к искусству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22