Он скоро спохватился и попытался исправить ошибку, однако газета уже находилась в типографии.Министр финансов Бозли Фидлер буквально пробежал по туннелю, соединяющему здание министерства с Белым домом. Он не привык к столь большой для него физической нагрузке и тяжело дышал, когда вошёл в зал Рузвельта, который только что покинул японский посол.— Что случилось, Баз? — спросил президент Дарлинг. Фидлер перевёл дыхание и за пять минут кратко изложил суть информации, только что полученной им в ходе телевизионного совещания с Нью-Йорком.— Мы не можем открыть финансовые рынки, — закончил он. — Я хочу сказать, они просто не могут открыться. Никто не в состоянии участвовать в биржевых операциях, потому что никто не знает, сколько у него денег, каковы активы и каковы пассивы. А вот что касается банков… Господин президент, тут у нас крайне серьёзная проблема. Ничего даже отдалённо похожего у нас ещё не случалось.— Баз, но ведь это всего лишь деньги, разве не так? — спросил Арни ван Дамм, не понимая, почему после нескольких спокойных месяцев все вдруг свалилось на них сразу.— Нет, это не просто деньги. — Все посмотрели на Райана, ответившего на поставленный вопрос. — Речь идёт о доверии. В своё время, когда я ещё работал в «Меррилл и Линч», Баз написал об этом книгу. — Может быть, дружеское замечание как-то его успокоит, подумал Райан.— Спасибо, Джек. — Фидлер сел и налил стакан воды. — В качестве примера воспользуемся финансовым крахом 29-го года. Какие тогда понесли потери? В денежном выражении — никаких. Множество инвесторов разорились, требования о внесении дополнительного обеспечения в связи с падением курса заложенных ценных бумаг ещё больше ухудшили ситуацию, однако люди часто отказываются понимать, что потерянные ими деньги получены другими.— Я тоже не понимаю, — покачал головой Арни.— Мало кто разбирается в этом. Причина заключается в элементарной простоте происходящего. При игре на бирже люди удивляются её сложности, забывая о том, что лес состоит из множества отдельных деревьев. Каждый разорившийся инвестор потерял деньги потому, что уже отдал их другому инвестору и получил вместо них акции. Он обменял свои деньги на что-то ценное, но это что-то ценное упало в цене. Вот так и произошёл обвал. Однако тот первый, кто продал акции и получил деньги до финансового краха, с практической точки зрения поступил разумно, ведь он-то не потерял ничего. Вот почему объём денежной массы в 29-м году ничуть не изменился.— Видишь ли, Арни, деньги не могут просто взять и исчезнуть, — объяснил Райан. — Они перемещаются из одного места в другое. Федеральная резервная система наблюдает за этим. — И всё-таки он увидел, что ван Дамм не понял этого.— Тогда почему, черт побери, разразилась Великая депрессия?— Всё дело в доверии, — ответил Фидлер. — Огромное количество людей разорилось в 29-м году из-за маржинальных требований. Они покупали акции, платили за них меньше номинальной стоимости и теряли деньги, когда им приходилось продавать эти акции. Банки и другие финансовые институты рушились, поскольку были вынуждены покрывать разницу между покупной стоимостью и номиналом. В конечном итоге в стране появилось множество рядовых граждан с долгами, которые они не могли заплатить, и банков, где отсутствовали наличные. При таких условиях люди прекращают всякую деятельность. Они боятся потерять то, что у них осталось. Те, кто вовремя успели выйти из игры и имеют деньги — они не понесли никаких потерь, — видят состояние экономики и тоже ничего не предпринимают, потому что ситуация представляется им пугающей. В этом и состоит проблема, Арни.Понимаешь, сила экономики — не в богатстве, а в использовании этого богатства, во всех тех сделках, которые заключаются каждый день, начиная с денег, получаемых мальчишкой, подравнивающим тебе газон перед домом, до крупных корпораций, совершающих колоссальные финансовые операции. Если наступает этому конец, останавливается все. — Райан одобрительно кивнул, выслушав короткую блестящую лекцию Фидлера.— И всё-таки не могу сказать что понял до конца, — заметил глава администрации Белого дома. Президент внимательно прислушивался к разговору.Теперь моя очередь, решил Райан.— Не все понимают это. Как сказал Баз, это слишком просто для понимания. Ты ищешь признаки деятельности, однако настоящую опасность представляет бездеятельность. Если я решаю сидеть и ничего не предпринимать, мои деньги не поступают в обращение. Я перестаю делать покупки, и люди, занимающиеся производством вещей, которые я покупал раньше, оказываются теперь без работы. Это пугает их и пугает их соседей. Соседи, ставшие свидетелями случившегося, приходят в такой ужас, что принимаются экономить деньги: зачем тратить, когда деньги могут понадобиться на случай, если ты потеряешь работу, верно? И так далее, и так далее. Мы столкнулись с серьёзной проблемой, — закончил Райан. — Утром в понедельник банкиры тоже обнаружат, что не знают, какими суммами располагают. Банковский кризис не начинался по-настоящему до 32-го года, через много времени после того, как произошёл крах на бирже. Сейчас дело обстоит по-другому.— Насколько опасна создавшаяся ситуация? — задал самый важный вопрос президент.— Не знаю, — ответил Фидлер. — Такого ещё никогда не случалось.— Это не ответ — «не знаю», Баз, — заметил Дарлинг.— Вы предпочитаете, чтобы я вам солгал? — спросил министр финансов. — Нужно пригласить сюда председателя Федеральной резервной системы. Перед нами встал целый ряд проблем. И первая из них — невиданный по масштабам кризис ликвидности.— Не говоря о войне, — напомнил Райан тем, кто могли забыть о ней.— Какая из этих проблем более серьёзна? — спросил президент Дарлинг. Райан задумался.— Вы имеете в виду опасность для нашего государства? У нас потоплены две подводные лодки, погибло около двухсот пятидесяти человек. Два авианосца выведены из строя, но их можно отремонтировать. Марианские острова оккупированы иностранной державой. Все это относится к числу потерь, — произнёс Джек размеренно, словно думая вслух. — Однако они не оказывают непосредственного влияния на безопасность страны, потому что не подрывают силу нации. Америка — это страна, идеалы которой разделяются её населением. Мы — это люди, мыслящие определённым образом, верящие, что можем добиться того, к чему стремимся. Всё остальное является следствием — уверенность в завтрашнем дне, оптимизм, короче говоря, все то, что кажется столь необычным для других стран. Стоит лишиться этого, и ничто не будет отличать нас от них. Краткий ответ на ваш вопрос, господин президент, таков: экономическая проблема несравненно более опасна для Америки, чем нападение японцев.— Ты удивляешь меня, Джек, — сказал Дарлинг.— Как сказал Баз? Вы предпочитаете, чтобы я вам солгал, сэр? * * * — В чём же дело, черт побери? — спросил Рон Джоунз. Солнце уже встало, и было хорошо видно атомную подводную лодку «Пасадена», которая застыла у причала с флагом Военно-морских сил США, уныло повисшим на флагштоке. Боевой корабль стоял в гавани и бездействовал, а сын его учителя погиб от рук врага. Почему никто ничего не предпринимает?— Её командир не получил приказа, — объяснил Манкузо, — потому что я не получил приказа, потому что главнокомандующий Тихоокеанским флотом не получил приказа — и потому что командование вооружёнными силами страны не отдало приказа.— Может, они уснули?— Министр обороны находится сейчас в Белом доме. По-видимому, президент уже получил информацию о случившемся, — произнёс командующий подводными силами.— Только никак не может принять решение, — язвительно заметил Джоунз.— Он — наш президент, Рон. Мы исполняем его приказы.— Да, подобно тому как Джонсон послал моего отца во Вьетнам. — Джоунз повернулся и посмотрел на карту, прикреплённую к стене. К вечеру японские надводные корабли окажутся вне пределов досягаемости для палубной авиации. Впрочем, самолёты все равно не могут взлететь с повреждённых и потерявших ход авианосцев. Фрегат «Гэри» закончил осмотр места гибели подводных лодок и поспешно вернулся к эскадре, главным образом из-за опасности торпедных атак, однако всему миру казалось, что его прогнал тендер японской береговой охраны. Сведения, имеющиеся в распоряжении командования Тихоокеанского флота, основывались на космической фотосъёмке, так как сочли слишком опасным посылать для наблюдения за японскими кораблями даже самолёт Р-3, не говоря уже о том, чтобы преследовать и атаковать их подводные лодки.— Вот уж действительно «первые с места опасности», а? Манкузо решил на этот раз не делать выговора. В конце концов, он — адмирал и ему платят за то, что он мыслит соответственно званию.— Сейчас самое главное — спасти авианосцы, вывести их из опасной зоны и отремонтировать. Уолли занимается планированием операций. Нам нужна надёжная и точная информация, на основе которой мы примем решение, как поступать дальше.— И будем ждать, разрешат нам это или нет?Манкузо кивнул.— Совершенно верно. Именно так действует командная система.— Просто великолепно. * * * Рассвет был прекрасным зрелищем. Ямата сидел в верхнем салоне «Боинга-747» у левого борта, глядя в иллюминатор и не обращая внимания на разговоры вокруг. За последние трое суток он почти не спал, но душевный подъем и ощущение всепоглощающей силы кипели в нём. Совершается последний плановый рейс на остров. На самолёте летят главным образом представители администрации вместе с несколькими инженерами и гражданскими лицами, которым предстоит создавать новое правительство. Чиновники неплохо умеют осуществлять такую задачу. Разумеется, все жители Сайпана получат право голоса и выборы пройдут под наблюдением международной общественности. Такова политическая необходимость. На острове около двадцати девяти тысяч местных жителей, не считая японцев, многим из которых теперь принадлежит здесь недвижимость — земля, дома, фирмы. В это число не входят и солдаты, а также все те, кто проживают в отелях. Отели — самые большие принадлежат японцам, разумеется, — будут рассматриваться как кондоминиумы, кооперативные жилые дома, и всех проживающих в них отнесут к числу жителей Сайпана. Являясь гражданами Японии, они получат право принимать участие в выборах. Солдаты — тоже японские граждане, на них распространяется право свободного волеизъявления, а поскольку гражданский статус гарнизонов пока не определён, их отнесут к числу местных жителей. Считая солдат и гражданских лиц, во время выборов на острове окажется тридцать одна тысяча японцев, а разве не известно, как ревностно его соотечественники относятся к соблюдению своих гражданских прав? И пусть заткнутся все эти международные наблюдатели, мысленно выругался Ямата, глядя на восток.Было особенно приятно наблюдать с высоты тридцати семи тысяч футов, как на горизонте появилось первое едва заметное сияние, которое походило на обрамление букета все ещё светящихся звёзд.Сияние усиливалось, становилось все шире, из пурпурного превращалось в темно-красное, затем в оранжевое, и вот выглянул краешек солнца, ещё невидимый с чёрной поверхности моря далеко внизу, словно восход предназначен для него одного, подумал Ямата, чтобы он мог насладиться этой красотой задолго до того, как маленькие люди на земле смогут радоваться прекрасному зрелищу. Авиалайнер чуть накренился вправо и начал снижаться. Траектория снижения казалась рассчитанной с идеальной точностью, солнце словно застыло на прежнем месте — всего лишь жёлто-белый сегмент над горизонтом, — и волшебный момент растянулся на несколько минут. От величественного зрелища у Яматы едва не выступили слезы. Он всё ещё помнил лица своих родителей, их скромный дом на Сайпане.Его отец был мелким и не слишком преуспевающим лавочником, торговал главным образом галантереей и безделушками, которые покупали солдаты местного гарнизона. Отец всегда очень вежливо разговаривал с ними, вспомнил Райзо, улыбался, кланялся, униженно выслушивал их шутки насчёт своей ноги, искалеченной полиомиелитом. Мальчик, наблюдавший за этим, считал нормальным такое отношение к людям с оружием, одетым в мундиры армии его страны. С тех пор эта точка зрения изменилась, разумеется. Военные — это всего лишь слуги. Независимо от того, продолжали они традиции самураев или нет — само слово «самурай», напомнил он себе, происходит от глагола «служить», чётко определяя, кто является настоящим хозяином, не правда ли? — военные обслуживали и охраняли своих повелителей, которые нанимали, платили и говорили им, что нужно делать. С людьми в военных мундирах следовало обращаться с уважением, которого они в общем-то не заслуживали, однако по мере продвижения к вершине своей карьеры военные все лучше понимали, где находится их настоящее место и кому они в действительности подчиняются.— Самолёт совершит посадку через пять минут, — сказал подошедший к нему полковник.— Дозо. — Скорее кивок, чем поклон, потому что Ямата сидел в кресле, но даже кивок был едва заметным, в точности соответствующим услуге, оказанной лакеем, и демонстрировал одновременно вежливость и превосходство. С течением времени, если этот полковник проявит себя хорошим офицером и достигнет звания генерала, форма кивка изменится, а если военная карьера и дальше будет протекать успешно, если полковнику повезёт, Ямата-сан станет, может быть, даже называть его в знак дружбы по имени, выделять из числа других улыбкой и шуткой, приглашать выпить и предоставит ему возможность в ходе продвижения к вершинам командования понять, кто является настоящим хозяином страны. Полковник надеялся, по-видимому, достичь желанной цели. Ямата пристегнул ремень и пригладил волосы.Капитан Сато испытывал огромную усталость. Он провёл в воздухе, за штурвалом самолёта, слишком много времени, не просто нарушая правила работы и отдыха экипажа, а прямо-таки перечёркивая их. Но ведь и он не мог, не имел права уклониться от выполнения своего гражданского долга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167