Но художники все же странные люди, не правда ли? Никогда не знаешь, чего от них ожидать.
Комната была уютная, обставленная почти по-городскому. Над пустым камином висела в резной рамке фотография. С нее на меня сурово смотрела точная копия Анри Клоэта в солдатской униформе.
– Если мадемуазель предпочитает красное вино, у меня есть немного бургундского.
– Я люблю бургундское, мадам, спасибо.
– Прекрасное вино, – согласилась она и засуетилась, полируя и без того сверкавшие бокалы.
Я подошла к фотографии и внимательно рассмотрела ее. Потом заметила под ней семейную реликвию – медаль с орденской лентой в коробке под стеклянной крышкой.
– Ваш муж заслужил Военный крест, мадам Клоэт? – удивленно спросила я.
– Это брат моего мужа, мадемуазель. Его единственный брат Жан. Разве они не похожи как две горошины из одного стручка? Когда люди видят снимок в первый раз, они все ошибаются. Однако и у моего мужа с храбростью тоже все в порядке. Он сражался в рядах маки, но тогда мужество, как говорит Анри, было всеобщим, и его никто не замечал. Его брат принимал участие в сражениях перед капитуляцией, тогда-то его и убили.
Я задумчиво кивнула:
– Война жестока.
– Да, мадемуазель. – Хозяйка принесла вина. – Давайте выпьем за то, чтобы нам никогда больше не знать войны.
– С удовольствием выпью за это, – улыбнулась я.
Мадам Клоэт кивнула, и мы выпили.
– Бедный Жан, – сказала она, глядя на фотографию. – Он был таким красивым молодым человеком. Вы прочли выписку из приказа? Он уничтожил два немецких танка, не меньше. На узкой горной дороге. Так что те, что были позади, не могли мимо них проехать, и за это время его отряд смог переместиться на лучшие позиции. Жан, конечно, погиб. А орден ему дали посмертно. Сам президент приколол медаль на грудь мадам Клоэт, его матери, и поцеловал ее. Но разве это утешение для матери?
Я нахмурилась:
– Но... Мадам, можно мне прочесть выписку из приказа? Вы сказали, что у вашего мужа был только один брат?
– Только один. Они были очень близки. Жан старше на год. Анри был безутешен...
Она продолжала еще что-то говорить, но я уже не слышала, внимательно читая поблекшую надпись. Награда была посмертной, да. Капрал Жан Клоэт принес себя в жертву, чтобы его друзья могли жить. Он умер при взрыве второго танка.
Я медленно положила листок назад. Почему дядя лгал мне, рассказывая о Жане Клоэте? Говорил, что Жана убили французские партизаны у старой мельницы в Везоне, а на самом деле он умер, сражаясь за Францию, за несколько месяцев до капитуляции. Задолго до того, как в Шатеньере появились партизаны. Внезапно я вздрогнула, вспоминая странное поведение дяди той ночью и его историю, так легко звучавшую из его уст.
Но если Жан Клоэт умер как герой, тогда, значит, эта история – выдумка? Мой дядя лгал! Если Габриель и Альбер действительно имеют над ним власть, от которой он хочет сбежать с моей помощью в Америку, это не из-за того, что он выдал немцам информацию, послужившую причиной гибели лидера французских партизан. Все совсем не так...
Я повернулась, забыв о своем вине. Мадам Клоэт продолжала говорить. Я невпопад ответила что-то, все еще не слыша ее, и добавила:
– Ваш деверь был героем, мадам.
Она засмеялась:
– Вы меня не слушаете, мадемуазель. Я уже говорю не о Жане, брате Анри, а о вашем друге-художнике. Он такой любопытный! Вы бы только послушали, как он расспрашивал беднягу Ахиллеса. Я говорю о пекаре, конечно. Он пытал Ахиллеса, как будто тот стоял перед судьей, не иначе. Но Ахиллес стоял на своем, твердил, что видел тех молодых людей. Они перелезли через стену поместья и пошли в лес за виноградниками. Ну так что? Кому какое дело, куда идут молодые люди? В наши дни они во Франции совершенно независимы.
– Мадам, а куда пошел месье Метье?
Она пожала плечами:
– Куда же еще, как не взглянуть на этих парней? Это глупо – они давно могли уйти.
– Конечно, – пробормотала я в замешательстве, допила вино и поставила бокал на стол. – Мадам, мне пора.
– Значит, вы не будете его ждать? – Она удивленно подняла брови.
– Будьте так добры, если он вернется, передайте ему, что я заходила и что встречусь с ним завтра.
– Конечно. Если бы он поговорил сначала с Анри, это сэкономило бы ему время. Анри знает Массив лучше других: он долго жил там во время войны, как преследуемый зверь, с отрядом вашего дяди. Он знает каждый дюйм этих гор. Тогда он был очень предан вашему дяде, а сейчас только печально качает головой и говорит, что после войны тот стал совсем другим человеком. Что он стал чужим.
– Это все война и его раны, – неуверенно пробормотала я.
– Да, конечно. Мы, женщины, это понимаем. Но мужчины – нет. Анри не может понять причину перемен в месье Жераре. Жаль, что художник не посоветовался с Анри. Потом уже муж сказал, что в Массиве есть только одно место, где парни могли разбить лагерь. Это у водопада высоко в горах. Рядом с ним глубокие пещеры, с которыми нужно быть очень осторожными, потому что они бездонны.
Водопад! О нем и о двух чужаках говорила Габриель, когда я случайно подслушала ее перепалку с дядей. Два израильтянина были теми чужаками. Я вспомнила грифов, круживших над горой, меня тут же затошнило. Теперь я испугалась за Этьена.
Внезапно я осознала, что иду по деревенской улице, а мадам Клоэт удивленно смотрит мне вслед, стоя с пустым бокалом в руке на пороге своего дома. Я помахала ей, и она вяло ответила, видимо обиженная моим поспешным уходом. Я прошла уже полпути до ворот замка, когда мое сознание стало проясняться. Я должна увидеть, что произошло там, в лесу! Я должна!
Резко свернув с дороги, я нырнула в гущу деревьев, растущих на склоне у стен замка, и побежала, радуясь, что благоразумно надела туфли на низком каблуке. Вскоре у меня закололо в боку, и я остановилась, чтобы перевести дыхание, а потом вновь, как безумная, отчаянно бросилась вперед.
Я забыла о волках, живущих в лесу, забыла обо всем, кроме того, что там, наверху, Этьену грозит опасность и я обязана его предупредить. Но сначала нужно найти путь через огромную каменную ограду, неясно маячившую надо мной. Казалось, ей нет ни конца пи края. Деревня и замок остались позади, а стена все тянулась и тянулась...

Глава 10

Стена впереди внезапно стала ниже, суля мне надежду, но через несколько ярдов вновь круто пошла вверх. Я остановилась, пристально всматриваясь в то место, где не хватало нескольких рядов кладки, затем опустилась на колени и раздвинула буйно разросшиеся сорняки у основания. Земля была сырая. По камням струилась вода и стекала вниз по склону. Я с силой дернула несколько сорняков и почувствовала ожог крапивы, руки зазудели и зачесались.
Есть! Небольшое отверстие в стене для стока дождевой воды открывало мне доступ на другую сторону ограды. Я надеялась, что окажусь достаточно худой, чтобы пролезть в него. Во всяком случае, голова пролезла, потом прошли плечи. Вода бежала по покрытым мхом камням, делая их скользкими и тем самым помогая мне. Я выдохнула, затем, отталкиваясь ногами, протиснулась глубже и прочно застряла, не имея возможности даже пошевелиться и чувствуя, как вода медленно поднимается, грозя затопить меня.
Ухватившись руками за край отверстия в стене, я отчаянным усилием вырвалась наконец из западни. Лежа на влажной траве, немного отдохнула, часто и тяжело дыша. Мне показалось, что прошло много времени, прежде чем я перестала дрожать и встала. Взглянув на стену, которую так удачно преодолела, я поразилась ее высоте и подумала, что, видимо, от отчаяния меня ведет вперед какое-то шестое чувство, более сильное, чем здравый смысл или благоразумие.
В лесу под деревьями было темно, и я сразу же вспомнила о волках. Поискала вокруг какое-нибудь оружие и нашла короткий и крепкий корень, узкий конец которого лег в мою ладонь, как рукоятка меча. Это было не такое уж грозное оружие, но, во всяком случае, оно вселяло в меня уверенность. Я устало тащилась вверх в разреженном горном воздухе. Каждый вдох давался с трудом, и, чтобы успокоить себя, я вспоминала рассказы деда о волках. В Шатеньере, говорил он, волки боятся людей и никогда не нападают днем.
Я вышла на поляну, по которой бежал небольшой ручей, и освежила лицо ледяной, словно талый снег, водой. Немного отдохнув и пытаясь не думать о тяжелых ударах сердца и затрудненном дыхании, я привела в порядок свою одежду, которая выглядела так, будто я повалялась на распаханном поле в дождливый день.
Интересно, если пойти вверх по течению ручья, может, он приведет меня к водопаду? Я найду его, как до меня нашли израильтяне, и пещеру отыщу, где они устроили свой лагерь.
Но только я собралась вновь отправиться в путь, рядом послышался шорох. Я нащупала корень, сжала его в руке и очень медленно повернула голову в сторону источника звука. Сначала я ничего не увидела: под деревьями было темно. Но потом что-то зашевелилось не далее чем шагах в тридцати от меня, в глубокой тени под низкими ветками пихты. Зверь был похож на большую собаку, с грубой серовато-коричневой шерстью, но глаза красновато светились из темноты, где он стоял и не мигая наблюдал за мной.
Я громко крикнула, вскочила и бросила в него корень. Деревяшка упала довольно далеко от цели, но волк бесшумно повернулся и удрал. В тот же миг я увидела, что он не один – рядом бежали двое его дружков.
Я засмеялась. По крайней мере, один из Жераров меня не обманул! Дедушка! Волки боятся людей, и днем они не опаснее собак, если ты не показываешь им своего страха. Я нашла свою деревяшку и вновь обрела уверенность в себе. Следуя за ручьем, я продолжала карабкаться вверх. Один раз я заметила четкий отпечаток ноги и по тому, что он был свежим, решила, что это Этьен прошел здесь.
Сделав над собой усилие, я пошла быстрее, устояв против желания позвать его, и вскоре услышала впереди шум падающей воды. Водопад открылся передо мной внезапно, когда я вышла из подлеска на открытое место. Подавив крик испуга, я с ужасом уставилась на медленно взмахивавших огромными крыльями отвратительных птиц, поднимавшихся в воздух вокруг меня. Остался только вожак, тот большой гриф, на которого указала мне Габриель. Его клюв и лысая голова были испачканы кровью. Он продолжал пировать, крепко держа в одной лапе кусок мяса. Оторвав очередную порцию, он зажал ее в клюве и тяжело взмахнул крыльями. Когда он поднимался, я бросила в него корень и с удовлетворением увидела, что деревяшка довольно сильно ударила его в грудь. Гриф выпустил из клюва мясо, взмыл вверх, словно испугавшись меня, и исчез за вершиной горы.
Я вышла на открытое место, и остальные птицы, сидевшие на ближних деревьях, словно по приказу, одна за другой, последовали за своим вожаком. Разбросанные по площадке куски мяса были похожи на телятину, некоторые уже начали разлагаться, и запах вызвал у меня тошноту. Интересно, но костей нигде не было видно. Я подняла свое оружие и быстро пересекла открытое пространство, внимательно рассматривая водопад. Его образовывал небольшой, падавший примерно с сорокафутовой высоты из расщелины в скале прозрачный поток чистой, как горный хрусталь, воды.
Я была уверена, что это именно то место, которое искала. Около входа в пещеру кто-то разложил небольшой костер. Я боязливо приблизилась к нему, сжимая деревяшку.
– Этьен... – тихо позвала я. – Этьен!
Тишина. Никакого движения. Ни одна птица не вскрикнула. Видимо, это место целиком принадлежит отвратительным, питающимся падалью стервятникам. Я содрогнулась и ближе подкралась к маленькой пещере. За водопадом, на другой стороне, я заметила еще одну, побольше. Наверное, это именно та, глубокая и бездонная, о которой говорила Виолетта Клоэт.
В маленькой пещере оказалось сухо и светло. Она шла дальше, вглубь, оставаясь все такой же сухой и чистой, и была идеальным местом для лагеря. Но если кто-то здесь и останавливался, должен был оставить хоть какие-то следы, а я их не видела. Если только...
Я резко остановилась и с сомнением уставилась на темное пятно, резко выделявшееся на известняковой поверхности. Похоже было на кровь. Я задрожала и с трудом заставила себя осторожно прикоснуться к нему кончиком пальца. Кровь давно высохла и походила теперь на слой темно-красной краски, впитавшейся в камень.
Я поспешно выбежала из пещеры и огляделась.
– Этьен! – Я подскочила на месте от испуга, когда мой крик разлетелся гулким эхом позади меня.
И вновь никакого движения, никакого ответа. Мой взгляд остановился на одном из кусков вывалянного в земле мяса, и я вновь содрогнулась. Убеждая себя, что это всего лишь останки свиньи или оленя, которых мой дядя или кто-то другой подстрелил здесь, чтобы накормить ужасных грифов, я вдруг вспомнила, что Габриель говорила о мясе, отложенном про запас в одной из пещер.
Это могло объяснить наличие крови на камне, если это действительно была кровь. Но почему тогда нигде не видно костей?
Я опять задрожала. Здесь не место думать о подобных вещах, да и солнце уже сползает на запад. Мне захотелось до наступления темноты очутиться как можно дальше от этого зловещего леса. На другом конце света!
Я начала перебираться через ручей, прыгая, где могла, по камням. Хоть он и был неглубокий, но вода в нем оказалась ледяная. Несмотря на мою осторожность, туфли быстро промокли и теперь хлюпали. На другой стороне ручья я вылила из них воду и почувствовала себя лучше. Осторожно приблизившись к пещере, я заглянула внутрь. Она была значительно больше первой, а у входа довольно светлой. Затем она разделялась на два туннеля, которые, казалось, не имели конца. Я выбрала левый, но быстро остановилась на краю бездонной пропасти. Она зияла прямо впереди меня!
Дальше туннель круто уходил вниз, поворачивая влево. С его свода свисали, как сосульки, сталактиты, а снизу им навстречу тянули свои иглы их точные копии, выросшие, наверное, за несколько столетий.
Ужаснувшись, я посмотрела вниз. А если бы я упала туда? Нет, решила я и заставила себя улыбнуться: ничего страшного, ухватилась бы за сталагмиты, достаточно прочные, чтобы удержать человеческое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21