- А вы чего ждали! - рассмеялся директор. - Сейчас я включу освещение. У нас есть запасной генератор, который может работать хоть миллион лет. Специально для бойлерной, замок питается от другого...
Он скрылся во мраке; до слуха экскурсантов донеслось шебуршание. Что-то звякнуло, директор глухо выругался, и вспыхнул свет. Стажеры прикрыли глаза. Бойлерная слепила белизной, повсюду царил образцовый порядок. Кафель был отмыт до блеска; в дальнем углу аккуратно ревела свирепая топка. Трубы, однако, подкачали: они были ржавые и мокрые, на каменный пол поминутно срывались тяжелые капли. Водные щелчки, нарушавшие мерное огненное гудение; сотни приборных стрелок, какие-то кишки из медицинской резины, манометры и чугунные вентили, матовые баки с красными, аляповато нарисованными римскими цифрами; швабры и скребки, резервуары с предупредительными черепами и молниями "убьет", душные испарения - все это объяло вошедших, как древний и желанный приют, конец пути.
- Вам нравится? - директор подбоченился. - Правда, здесь здорово?
- Солидный интерьер, - согласился О'Шипки, поглаживая свинцовые кольца.
- Бережем, как зеницу ока. Лакомое место, известно! Не каждый одолеет. Однажды какие-то двоечники позвонили, сообщили про бомбу. Дескать, ее заложили - ну где нам искать? Конечно же, тут! Сюда сразу же и побежали!
- И нашли? - Шаттен-младший затаил дыхание.
- Нет, разумеется. Этим повесам просто не хотелось сдавать зачеты.
- Ну, бомба у меня есть, - буркнул О'Шипки, внимательно изучая бойлерную.
Шаттен, спрятавший руки за спину, чтобы, не дай бог, до чего-нибудь не дотронуться, сосредоточенно обследовал приборы.
- А почему стрелки дрожат? - спросил он наконец.
- Им положено, - сказал директор, утирая пот. - Все дело в давлении, которое в котлах. Время от времени я его сбрасываю. Иначе тут все разорвет.
- Только тут?
- Вы меня обижаете, - Ядрошников надул губы. - Конечно, я имею в виду весь Центр! Вы же сами видите, сколько здесь всего. Если рванет, от здания не останется камня на камне.
- Вы признаетесь в этом с каким-то загадочным удовольствием, - отметил О'Шипки.
- Проницательно сказано! - похвалил его директор. - Энергия Танатоса не дремлет. Я тоже от нее не свободен, всех нас влечет саморазрушение...
И он печально погладил какую-то бочку. Солидарный Шаттен погладил другую и сразу отдернул руку, потому что бочка оказалась горячей.
О'Шипки прошелся, стараясь не задеть кранов и шлангов.
- Ключ есть только у вас? - спросил он неожиданно.
- Да, этого дела я никому не доверяю, - твердо заявил Ядрошников. Обязанность нешуточная. Ведь я отвечаю за человеческие жизни!
- Внештатные ситуации? - О'Шипки продолжал допрос. - Призраки не шалят? Что будет, если крыса или таракан замкнет какое-нибудь устройство?
- Призраки обходят это место стороной. А крысы и тараканы предпочитают жилые помещения. Иногда я этому сам удивляюсь. Все думаю: надо же - мелкие твари, но табу соблюдают.
- Ну, хорошо, - недоверчиво протянул О'Шипки, зачем-то взявший на себя функции технического надзора. - Я думаю, мы по достоинству оценили вашу святыню. Не правда ли, Шаттен?
- Совершенное место, - серьезно согласился тот. - Даже у нас в Бюро нет такой бойлерной. Теперь я вижу, что здесь есть чему поучиться.
- Но этого, как раз, не вижу я, - возразил агент. - Не пора ли нам заняться делом, господин директор?
Ядрошников с сожалением взглянул на манометры.
- Вы правы, дела не терпят, - вздохнул он. - Нам действительно пора уходить. Не ждите меня, я еще побуду. Поднимайтесь на третий этаж, в правое крыло. Там вы найдете конференц-зал. Помещение под номером плюс десять или одиннадцать, не помню точно. Я уже заранее вижу, мистер О'Шипки, что чувствительная составляющая вашей натуры нуждается в развитии. Я не то чтобы уязвлен вашим поверхностным, пренебрежительным знакомством с вещами, которые дороги принимающей стороне...
- Ошибаетесь, господин Ядрошников, - ответил О'Шипки на этот упрек. Мой нюх прекрасно развит. И я говорю вам, - О'Шипки, умышленно или без умысла вовсе, но с ощутимым сарказмом передразнивал директорскую манеру говорить, - я говорю, что не нуждаюсь в дальнейшем обострении чутья. Мне и так подозрительна эта бойлерная. И не только она. Я чувствую опасность. Поверьте специалисту. Здесь кроются крупные неприятности.
Глава девятая,
полная темного вздора
Место, которое директор Ядрошников назвал конференц-залом, напоминало нечто среднее между просторным склепом, предназначенным для массового захоронения, заурядным офисом и педиатрической приемной. Стены остались; камень, как и везде, дышал зеленоватым холодом; осталось и эхо, но прочее претерпело продуманное усовершенствование. Офисные металлические стулья, расставленные в центре зала, образовывали правильный круг, и в этом круге инородным телом возвышалось виндзорское кресло. Директор, хотя его об этом никто не спрашивал, вскользь объяснил, что мебель, когда работаешь с группой, не должна быть ни слишком комфортной ("Комфортабельной" - поправил его Шаттен-младший); "комфортной", - повторил директор, снимая и протирая очки особой тряпочкой, да-с, но она не должна быть и чересчур жесткой. Должно быть удобно, и чтобы не расслабляться сверх меры, уважаемые господа. Для оживления обстановки ("ради создания непринужденной атмосферы") конференц-зал был украшен колхозной росписью; снопы и фрукты чередовались с художественными плакатами, в которых искаженно отражался детский фольклор. О'Шипки долго рассматривал гулящую корову в шляпке, достойной сожаления и нахлобученной на сломанный, вероятно, рог. "Кады-мады, неси воды, - гласила надпись. - Корове пить, тебе водить". "Для разрядки напряженности", улыбнулся Ядрошников.
Директор по-свойски уселся в круг. "Дистанции сокращаются, - говорил его вид. - Я свой, господа, не пугайтесь. Ведите себя раскованно". Кресло он, правда, взял себе.
Господа не пугались, но держались в напряжении - кроме, разумеется, Трикстера. Он был единственный, кто вытянул ноги, которые доходили до самого центра круга и были похожи на застывшую секундную стрелку. Анита повела носом и поморщилась. Трикстер ободряюще подмигнул ей. Он принялся за ногти; звук был тихим, и казалось, что где-то точит зубы мелкая животина.
Близнецы с трудом разместились на одном стуле. Они напоминали странную карточную фигуру - не то валетов, не то дам; их приветливые застывшие лица были обращены на юго-восток и юго-запад. Цалокупин вздрогнул и почесал щеку Холокусова; тот благодарно кивнул, поедая глазами Ядрошникова. Мамми сидела, как аршин проглотив. Поглядев на нее, любой посторонний мог ошибиться и решить, что группой руководит вовсе не Ядрошников, который всего лишь клиент, чью душу вот-вот возьмутся потрошить, а эта железная леди с сумочкой на туго обтянутых юбкой коленях. Тем временем Ахилл, забравший шахматы себе под кафтан, обдумывал ход; рядом хрипло дышал Аромат Пирогов, смотревший в пол и свесивший между колен огромные мясные лапы. О'Шипки досталось место справа от Аромата; Шаттену - слева от Ахилла.
Пирогов рассматривал пол и не знал за собой никакого изъяна, проживая под тысячью солнц с полным правом на то - но кто его сюда направил? Аромат не нравился О'Шипки
- Ну вот, мы и в сборе, - подытожил Ядрошников с довольным вздохом. Итак, господа, мы начинаем первый сеанс: один из многих, первый шаг по тернистой тропе, ведущей к неизбежному созреванию и прозрению.
- Прозреванию и созрению, - рассеянно обронил Трикстер.
Директор сделал вид, что не расслышал.
- Я искренне рад вас видеть. Поверьте, я проделал колоссальную подготовительную работу. Это очень непросто - подобрать ингредиенты для умного деланья. Я вербую клиентов по-разному: раздаю листовки у метро, пишу в газеты, гуляю с рекламным щитом... кое-где - и с рекламным мечом...
- Да! Да! - радостно вскинулись близнецы. - Мы помним вас! Меч! Мы взалкали рассечения!
Директор натужно привстал и поклонился.
- Я не буду затягивать вступление, - пообещал он. - Мне осталось предупредить вас, чтобы вы, когда какое-то мое действие или слово покажется необычным и даже нелепым, помнили, что в этих стенах не происходит ничего случайного. Здесь все предначертано и предопределено. Доверьтесь мне, откажитесь от суетных вопросов, запаситесь терпением, и тогда успех, который обязательно выпадет на долю каждого из вас, будет столь ослепительным, что вы сольетесь в торжествующее единство зрелых, умудренных знаниями и опытом индивидов. А сейчас, чтобы избавиться от некоторой естественной натянутости, мы устроим разминку. Эту процедуру еще называют разогревом. Мы будем знакомиться друг с другом, но не так, как за завтраком, нет. Каждый из вас, по очереди, будет вставать и представлять своего соседа, говоря о нем все, что сочтет нужным. При этом, разумеется, нельзя забывать об известных границах и нормах. Но я и в мыслях не допускаю, чтобы кто-то позволил себе откровенно оскорбительное высказывание или насмешку. Я далек от таких опасений. Полагаю, что нам стоит начать с...
Выдерживая свистящий согласный, директор прицелился пальцем.
- ...С вас.
Трикстер удивленно вскинул голову.
- А почему - с меня?
- А почему бы и нет. Милый Трикстер, вы можете не вставать (тот и не собирался). Сидите, как вам хочется, и сидючи так, представьте нам, пожалуйста...
Палец отправился в новое путешествие.
- ...Мистера О'Шипки.
Послышались облегченные вздохи; вздыхали украдкой. Никто не хотел, чтобы его представлял Трикстер.
- А чего его представлять? - пожал плечами Трикстер и бесцеремонно смерил О'Шипки взглядом. - Киллер и киллер, на лице написано. Ассасин записной.
О'Шипки положил ногу на ногу и покрылся пятнами.
- Я так и вижу, как он кладет себе руку на спусковой крючок, продолжал Трикстер, сохраняя совершенно серьезный вид. Анита, разобравшись в сказанном, не выдержала, закрыла лицо руками и затряслась от беззвучного смеха. Мамми осуждающе поджала губы.
- Постойте, Трикстер, - Ядрошников укоризненно нахмурился. - Не нужно двусмысленной экспертизы - по крайней мере, на нынешнем этапе разбирательства. Мы ведь только начинаем работать. Говорите просто: такой-то и такой-то. Плюс общие сведения, изложенные в нейтральных формулировках.
- Ерунда какая-то, - буркнул Трикстер и прикусил заусеницу. - Кому это надо? Ну и созревание. Пожалуйста: зовут - О'Шипки, хотя и вряд ли, росту обычного, волосы рыжие, притворяется шлангом, карманы оттопыриваются. Homo suspense.
Неизвестно, что послышалось жертве, но, стоило Трикстеру сартикулировать последнее, как мистер О'Шипки расплел ноги, решительно встал и направился к оратору. Вскочил и Шаттен; он бросился к своему спутнику, перегораживая дорогу. Он уже вел себя так, будто некоторым образом породнился с О'Шипки.
- Стойте, дружище! - воскликнул он. - Не позволяйте втянуть себя в ссору.
Он придержал оскорбленного товарища за рукав и торжествующе обвел взором круг. Но торжество его было напрасным.
- Зачем вы вмешались? - быстро спросил директор, подаваясь вперед.
- Беда же будет! - Шаттен вытаращил глаза. Кадык взлетел едва ли не к носу и вновь уселся на узел галстука.
- Вы же знаете, что это не так, - мягко возразил Ядрошников. - Вы понимаете, что я не допущу непотребства, а драку - тем более. Итак, повторяю вопрос: зачем вы вмешались?
Шаттен смешался.
- Потому... потому что так надо.
- Кому это надо?
- Это надо мне, - вымученно отчеканил Шаттен.
- Что вы называете местоимением "это"?
- Это - это все, - рукой, свободной от О'Шипки, Шаттен обвел помещение. - Все вокруг. Чтобы все это было гармонично и совершенно.
- Зачем же вы хотите, чтобы все "это", - директор сделал ударение на злополучном словце, - сделалось совершенным?
- Но вы же сами... Совершенства ради, - пожал плечами Шаттен, продолжая держать О'Шипки, словно выгуливал ирландского сеттера, тянувшего поводок. Все хотят совершенства, - он повторил свою любимую фразу.
Ядрошников снова отреагировал стремительно и профессионально:
- Секундочку. Нечто подобное я уже слышал. Вы много рассуждаете о совершенстве. Кто это - все? Расшифруйте.
Шаттен опешил вторично:
- Что значит - кто? Все... Кого ни спроси.
- Это неоправданное обобщение. Никто не может быть совершенством. Признаем начистоту: мы собрались здесь, на этом пустынном острове, чтобы понести то или иное наказание за наши проступки, совершенные в прошлом. Психологическая коррекция - кровавое дело, друзья мои! Я разумеется, говорю метафорически, но вернемся к совершенству. Анита, вы хотите совершенства? осведомился директор.
- Нет, я хочу оставаться самой собой, - отозвалась та.
- Шах, - послышался шепот Ахилла, и со стула Пирогова распространился таежный рык.
- Господа, господа, - пожурил их Ядрошников, не забывая следить за разгневанным О'Шипки, который попал в дурацкое положение: Шаттен продолжал его держать, момент был упущен, а сесть обратно означало потерять лицо. Уймитесь, господа. И вы, джентльмены, если остыли, займите свои места. Дорогая Анита, опишите для нас, пожалуйста, мистера Шаттена-младшего.
От неожиданности Шаттен покраснел и выпустил, наконец, мистера О'Шипки. Тот, чуть подумав, уселся-таки на место, метнув предварительно молнию в Трикстера. Трикстер сидел с невинным и кротким видом, смахивая на продувшегося картежника, которому все, впрочем, трын-трава, и скоро он обязательно отыграется.
Анита поправила сапфировую заколку, встала и начала отвечать, будто была на уроке:
- Мистер Шаттен-младший является сотрудником ведомства, известного под названием Бюро Перфекционизма; прибыл в Центр для достижения абсолютного служебного соответствия. Мистер Шаттен, обладая внешними данными, которые не могут быть названы идеальными, производит впечатление компанейского, обаятельного человека, всегда готового прийти на помощь друзьям. Все, растерянно сказала Анита. Взяв хороший разгон, она вдруг остановилась. - Я не знаю, о чем еще говорить.
- И не надо, сказанного достаточно, - откликнулся директор. - Это же разминка, чтобы наладить взаимопонимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21