И вообще - сообщество Гептарха уже столько успело приобрести по милости своего верховного покровителя, что стало подумывать о выражении благодарности. Эта последняя могла излиться в каком-нибудь, к примеру, торжественном жертвоприношении. Скотиной тут не обойтись, тут нужен человек - желательно неверный и продажный человек.
*****
Через несколько дней поселок навестила гроза. Ливень застал Вьюшина врасплох, когда он выходил из лавки, где покупал консервы и хлеб. Пришлось укрыться под навесом; там же вскоре пристроился Ауслендер: он возвращался с почты и теперь с добродушной досадой тискал мокрые газеты, которыми прикрывал голову. Вьюшин взглянул на него так, будто видел впервые в жизни. Духовно слившись с коллективным поселковым сознанием, он не нашел следов присутствия Ауслендера в общем информационном поле и сразу сделал верный вывод, что рядом - чужак, изгой, пария. Самодостаточный Ауслендер ничего не замечал, он не чувствовал фальши в наигранном панибратстве, с которым относились к нему поселковые. Последние, связанные тайной, до поры до времени помалкивали, хлопали рубаху-парня по плечу, не упускали выглотнуть стаканчик-другой за компанию, и чекист ни о чем не подозревал. Между тем все без исключения знали, что в доме своем Ауслендер поставил дорогой иностранный фильтр для очистки воды - это открытие привело поначалу общество в сильное негодование. Получалось, что отщепенец прекрасно знал, что здешняя вода может оказаться отравленной, однако ни с кем словом не обмолвился, а сам продолжал очищать. На сходке руководство постановило не трогать подлеца и лишь вести за ним пристальное наблюдение. Очень скоро негодование сменилось злорадством: пришелец высек сам себя, готовя ближнему яму, и сделался лишенным высокой милости Гептарха.
- Вот ты где,- сказал Ауслендер удовлетворенно и протянул ладонь. Вьюшин сдержанно пожал ее и сухо поздоровался.
- Как поживают потроха?- спросил Ауслендер бодро.- Все еще беспокоят?
- Да, знаете, ничуть не лучше,- отозвался Вьюшин. Но в голосе его не было уныния, и даже ощутилось странное ликование - Вьюшин как бы намекал, что он всего-навсего подыгрывает собеседнику, тогда как сам владеет каким-то секретом. Этот тон не понравился Ауслендеру, и, словно оправдывая его дурные предчувствия, сверкнула сталью молния.
- Уговор-то наш помнишь?- чуть склонив голову, Ауслендер испытующе уставился прямо Вьюшину в глаза. Тот церемонно изобразил недопонимание.
- Я про Дуплоноженко говорю,- не отставал Ауслендер.- Просьбу мою не забыл?
В сей же миг Вьюшину все сделалось ясно. В собеседнике промелькнуло нечто до боли знакомое - образ жизни Вьюшина предполагал периодическое общение с личностями, которые расположены к допросам как внутренне, так и по долгу службы.
- Ах, вон вы о чем!- он ударил себя по лбу.- Если честно, то да, вылетело из башки. Это, наверно, оттого, что и сказать-то нечего. Строит из себя кого-то, а на деле - пустое место.
"Что ж ты, сука, заливаешь?"- подумал Ауслендер. Вслух же безразлично поинтересовался:
- Ну, а группа его - как? Наводит на мысли?
- Лучше б тех мыслей не было,- Вьюшин расслабленно отмахнулся.Обставил все иконами, дурацкие фотографии развесил. Молиться ходит к рукомойнику, - Вьюшин, выкладывая толику правды, развлекался: он играл, полагая, что Ауслендеру ничего не известно о принятых у Дуплоноженко обычаях. Ему приятно было изложить реальные факты и знать, что враг - по всей вероятности, Ауслендер был враг,- не сможет заключить к чему-то серьезному. Но сказал он много больше своего желания: чекист сопоставил скудные сведения с новым, недавно взыгравшим блеском в глазах Вьюшина и получил более или менее ясную картину. Неофит попал в расставленные сектантами силки, это очевидно. Что же там за дьявольщина?
- Небось их, слава Богу, раз, два и обчелся,- заметил Ауслендер коварно. - Кто там может околачиваться? Ну, Выморков с фельдшером, Чентуков, Зародов...так?
- Точно,- кивнул Вьюшин утвердительно.- На такую лажу не каждый купится. А дураки - они всегда были.
- А как он лечит-то тебя - порошками или травами?
Вьюшин немного подумал.
- Нет,- сказал он и чуть улыбнулся.- Скачет, как шаман, и блеет козлом.
Ауслендер огорченно и понимающе закивал. Вьюшин решил, что придумал топорно, с перехлестом.
- Но все-таки я не теряю надежды,- сказал он серьезным тоном. Опять сверкнула молния, Вьюшин озорно подмигнул небесам, и те незамедлительно зарокотали громом.- Откровенно говоря, идти мне больше некуда. У Дуплоноженко и крыша, и харчи - пускай чудит. Да и Выморкова вы сами помянули - нет, никуда мне от них не деться.
- Я не отговариваю,- запротестовал Ауслендер.- Оно ежели припрет, так и шаман хорош, только бы здоровье вернуть. Правильно я говорю?
- Угу, - Вьюшин не стал спорить против банальности.
Дверь магазина отворилась, под навес шагнул высохший старичок с кульком гречки под мышкой. Он посмотрел на беседующих и ни с того, ни с сего поплыл в беззубой извиняющейся улыбке.
- Щи да каша - пища наша,- молвил он, прося прощения за купленную крупу, и для верности тряхнул кулечком.
И было в этом старичке что-то очень и очень согласное с его бессмысленной присказкой, неуловимое родство неприглядной наружности со сказанным. Ауслендер вдруг застыл, как если бы увидел хищное чудовище, неслышно к нему подобравшееся.
- Пища наша,- пробормотал он не своим голосом.- Пища наша - щи да каша,- отрешенно повторил он еще раз.- Вот оно как.
Вьюшин с беспокойством заглянул ему в лицо - так и есть, тихушник до чего-то додумался.
- Иона... Борисович,- позвал он неуверенно.- Что это с вами?
Ауслендер обернулся и дико посмотрел на Вьюшина.
- Н-ничего...ничего особенного, - пролепетал он в смятении.- Заболтался я с тобой, а мне же надо...давай пять, увидимся...бегу я...
Он дернул дрожащей рукой, не дождался ответного рукопожатия и выпрыгнул в дождь и слякоть. Молнии, будто резвясь в плохом спектакле, яростно забегали, гром зашелся грозным кашлем. Вьюшин гневно приблизился к старичку и взял его за грудки.
- Ты что же, старый козел, язык распускаешь?- спросил он со свистом.- К апостолу захотел?
Дед съежился и выкатил глаза.
- Иптарх Совокупительный свидетель...не по злому умыслу...то ж пустая прибаутка...
Вьюшин начал трясти его, хлестать наотмашь по щекам, совать под ребра растопыренные пальцы. Дед визжал, подскакивал, вырывался, а лопнувший кулек валялся в грязи, и расторопные птицы уже клевали мокрые зерна.
*****
Еще многое предстояло выяснить, во многом разобраться, но главное ухватить удалось, и Ауслендер не знал, радоваться ему или посыпать голову пеплом. В том, что догадка верна, сомнений не было. Однако истина казалось столь ужасной и бредовой, что из доклада начальству могли проистечь с одинаковой вероятностью как повышение в звании, так и позорная дисквалификация - если не принудительное психиатрическое лечение. Ауслендеру мнилось, будто он и прежде знал ответ, не хватало пустяка, слабого толчка извне. Но явился безвестный старичок, барьеры рухнули, и вот он один на один с опасным знанием.
Пища! Сверкающие глаза Ауслендера перебегали с одного книжного корешка на другой. Горы писанины, и всюду он подсознательно замечал увязанность с пищей, которую ели приверженцы той или иной веры. Приветливыми огоньками вспыхивали в мозгу подходящие цитаты, вспомнились Юнг Карл Густав, Сведенборг, Марк-Евангелист, Станислав Гроф - нет, навряд ли руководство сочтет его психом, иначе оно никак не стало бы поощрять его мистические поиски и высылать том за томом сочинения духовидцев, труды которых он постоянно заказывал. Вероятно, наверху допускали, что всяко может повернуться.
У Ауслендера закололо в груди. Перспективы создания архетипического оружия развернулись перед ним во всем великолепии."Выгонит беса...приберет свой дом...вернется бес, увидит, что чисто и пусто, и приведет еще семерых, много злее и свирепее, и будут жить..." Но главное - главное, чего при этом поешь или выпьешь. Взгляд Ауслендера остановился на надкушенном яблоке. Небось, и у яблока существует какое-нибудь духовное соответствие достаточно, скорее всего, безобидное. Интересно поспрашивать у любителей яблочных диет, бывают ли у них какие-то особенные видения? необычные, специфические сны? Ауслендер помотал головой, возвращаясь к предмету исследования. Тут вам не яблочком пахнет, тут такая хреновина...
Он бросился к компьютеру и поспешно напечатал сверхсрочное донесение. Черт с ним, ему же за пятьдесят - или грудь в крестах, или голова в кустах.
9
Солнце наконец закончило пристраиваться и осторожно уселось в черные холодные ели. Светилу начал сниться розовый ровный закат, и этому сну был свидетелем необъятных размеров мужчина, на вопрос о себе обычно отвечавший: "Чентуковы мы". Зайдя Вьюшину за спину, он плавно взмахнул ручищами, набросил тому на глаза черный платок и завязал на затылке узел. Вьюшин ослеп, он слушал сосредоточенное пыхтение просветленного Гаргантюа, да лай невидимых собак впридачу. Двумя пальцами Чентуков схватил его за локоть и куда-то повел с окраины поселка, где между ними условлено было встретиться. Вьюшин же, не строя никаких предположений о дальнейшем, в сердце хранил уверенность, что вышел в конце концов на верную дорогу. Печень - так он позабыл, где та печень находится, а о любителях внутривенных вливаний думал теперь с брезгливым сожалением.
Шли совсем недолго; очень скоро Чентуков придержал Вьюшина, зашел вперед, распахнул скрипучие воротца и дружеским тычком направил неофита внутрь. Там придержал еще раз, предупредил о гнилых ступенях, что спускались в картофельный влажный полумрак, и вот путешествие окончилось. Богатырь строго-настрого наказал Вьюшину не снимать с глаз повязки, пока не стихнут последние отзвуки его, Чентукова, удаляющихся шагов. Вьюшин с готовностью закивал; гигант удовлетворенно потрепал его по загривку и вразвалку потопал прочь из подвального помещения.
Вьюшин вслушался в загадочную тишину. Та была совершенной и торжественной, тогда он снял повязку и увидел прямо перед собой треугольную лампадку, свисавшую с потолка. Слабо светили три тонкие свечки - красного, белого и черного воска. В одном углу картошные россыпи попирал изогнутыми ножками старинный журнальный столик; рядом с ним притаились два черных табурета. На столе покоился бесстрастный череп, глазницы которого были натерты пламенным фосфором. Перед черепом вместо костей положены были крест-накрест внушительные искусственные фаллосы, приобретенные в столичном секс-шопе. Тут же лежали раскрытые книги - Ветхий и Новый Завет, Бхагават-Гита, Талмуд, "Учение толтеков", Коран и тексты Тота Гермеса Трисмегиста. На дальней стене было вывешено полотнище с изображением сурового клыкастого Гептарха. Вьюшин содрогнулся: то был многократно увеличенный вариант лепного лика, проступившего сквозь потеки краски в гигиенической комнате Дуплоноженко. В углу раскорячился обезглавленный скелет с табличкой "будешь таким", в другом - уродливый фанерный Водолей с наполненным кувшином. Кувшин оплетала узорная надпись:"Эра Водолея - гептил есть соль Моей жизни, семя крови Моей".
Вьюшин, не имея инструкций, бездействовал, время шло. Четверть часа спустя шаги послышались снова: в подвал спустился Газов-Гагарин, одетый в черные треуголку и плащ. Без лишних вступлений он с ходу начал объяснять Вьюшину суть увиденного.
- Ты помещен в сырое, мрачное чистилище, дабы воочию узреть великую тьму, укрывшую человеческий род. В этой скорбной тьме присутствует символ победы над рабством,- Газов-Гагарин простер руку, указывая на раскрытые тома.- Откровений много, величие мира открывается не в равной степени каждому и не в одинаковой для всех форме. Все, что ты здесь видишь христианские, мусульманские, иудейские и прочие тексты - суть различные проявления единой истины. Она многообразна, и если что открылось человеку свыше, то, стало быть, есть в действительности, и если уверовал кто в нечто большее, нежели он сам, то так он в своей вере и остается. И Бог, которому он поклоняется, рождается и живет. Однако мал, ничтожен человек, и мало ему собственных усилий, чтобы ступить на тропу освобождения. Каждый из нас нуждается во встречной высшей воле, и воля эта сообщается нам чрез нашу пищу - так, в частности, прозрел ясновидец Эммануил Сведенборг: прозрел, но не сделал должного вывода.
Вьюшин слушал, затаив дыхание; огоньки свечей мерцали нимбами, череп сиял, фаллосы тускло блестели. Голос Газова-Гагарина постепенно приобретал чревовещательное звучание.
- Дано ему было узреть, что многие и многие духи, нас окружающие, имеют сродство к определенным напиткам, яствам и курениям. Люди про то ничего не знают, им грезится, будто сами они выбирают одну еду вперед другой и сами по себе предпочитают одни напитки прочим, но это не так. Не человек выбирает, но дух за него - вселяется, пробует, находит приятным и требует еще. Любимый брат наш, которого ты видел, и дня не мог прожить без горячительного, но вина взалкал не он, а низший, неразборчивый демон вымогал себе пропитание. А если взять широко, то сколько их, к примеру, на земле - любящих хлеб, вино и рыбу? и тебе известен Бог, какому они служат и какому по душе такая пища. Иные пристрастились к рису и чаям - извольте, соответствующие духи, приобщившись, являют им надмирную безличную нирвану. Отвергатели свинины до сих пор дерутся в кровь за палестинские земли. Толтеки, поклонники смертоносных грибов, вызвали к жизни легион совершенно невероятных, чудовищных сил, о каких и не слышали иные народы. И сам ты, будучи слеп, угодил в сети, расставленные духом низким и недобрым, но - хвала Гептарху! Он явился тебе в чаше, сильный и славный, и давний недруг твой был посрамлен и изгнан в одночасье.
- Я чувствую,- прошептал Вьюшин, округляя глаза.- Я знаю точно, что ныне во мне живет новая жизнь - сила могучая, небывалая...- Слова, хотя Вьюшин никогда не был склонен к высокопарному слогу, вылетали сами собой.
1 2 3 4 5 6