https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/dlya-dachi/
про младшего сына Мишку - попрошайку и жалобщика, вечно путающегося в длинных, как вожжи, соплях; про дочку Лидочку - противную писклю, не слезающую с рук матери. Дядя Митя, как взрослому, рассказывает мне о том, что его жена тетя Клава зимой сильно болела; что прошлым летом их корова зашла в клевер и объелась чуть не до смерти, но сейчас - слава Богу.
Мы сворачиваем к железнодорожному переезду между Пушкино и "Заветами...". Неуверенно качнувшись, колымага въезжает на дощатый настил, осторожно переваливаясь через полированные рельсы.
Шоссе кончилось - дорожная "малина" отошла. Впереди - последние километры раздрызганной вкривь и вкось, измордованной колесами проселочной колеи.
Мотор взревывает, как хороший медведь - бурый медведь-берложник; передние шины сползают в нарубцованную кашу дремучего бездорожья, и кузов начинает кидать по сторонам вместе с кабиной. Я крепко держусь за ручку на дверце, но все равно торкаюсь то в боковое стекло, то в дядю Митю. Он вцепился в баранку, сон как рукой сняло.
- Ничего... Пробьемся! На фронте хуже было.
И мы - пробиваемся, пышно раскатывая вязкие лужи; юзом скользя по краю клеклых колдобин; яростно буксуя; выбрасывая из-под колес косые ошметки расквашенной глины.
Дядя Митя двумя руками со страшной силой вертит баранку, балансируя ею, словно канатоходец противовесом, стремясь удержать неустойчивый фургон; бьет меня локтем по ребрам. Терпи, казак! Маме с няней еще тяжелей. На них отовсюду валятся вещи. В упавшей канистре хлюпает керосин. Лишь бы не застрять! Лишь бы не застрять! А ветки колотят о крышу; буйной зеленью прохлестывают по стеклам. В приоткрытое окно потянуло свежим духом елового бора, кипящей сирени, цветущего луга... Последний поворот перед дачей артистки Орочко.
Стоп, машина! Дядя Митя вырубает мотор.
Сразу становится оглушительно тихо.
Я слышу, как поблизости за соседской калиткой ревет трехлетний Борька, а бабушка внушает ему, сама поражаясь своей прозорливости:
- Что я тебе говорила? Не будешь бабушку слушать - достукаешься. Вот и достукался. Смотри: уже милиция приехала!..
1 2
Мы сворачиваем к железнодорожному переезду между Пушкино и "Заветами...". Неуверенно качнувшись, колымага въезжает на дощатый настил, осторожно переваливаясь через полированные рельсы.
Шоссе кончилось - дорожная "малина" отошла. Впереди - последние километры раздрызганной вкривь и вкось, измордованной колесами проселочной колеи.
Мотор взревывает, как хороший медведь - бурый медведь-берложник; передние шины сползают в нарубцованную кашу дремучего бездорожья, и кузов начинает кидать по сторонам вместе с кабиной. Я крепко держусь за ручку на дверце, но все равно торкаюсь то в боковое стекло, то в дядю Митю. Он вцепился в баранку, сон как рукой сняло.
- Ничего... Пробьемся! На фронте хуже было.
И мы - пробиваемся, пышно раскатывая вязкие лужи; юзом скользя по краю клеклых колдобин; яростно буксуя; выбрасывая из-под колес косые ошметки расквашенной глины.
Дядя Митя двумя руками со страшной силой вертит баранку, балансируя ею, словно канатоходец противовесом, стремясь удержать неустойчивый фургон; бьет меня локтем по ребрам. Терпи, казак! Маме с няней еще тяжелей. На них отовсюду валятся вещи. В упавшей канистре хлюпает керосин. Лишь бы не застрять! Лишь бы не застрять! А ветки колотят о крышу; буйной зеленью прохлестывают по стеклам. В приоткрытое окно потянуло свежим духом елового бора, кипящей сирени, цветущего луга... Последний поворот перед дачей артистки Орочко.
Стоп, машина! Дядя Митя вырубает мотор.
Сразу становится оглушительно тихо.
Я слышу, как поблизости за соседской калиткой ревет трехлетний Борька, а бабушка внушает ему, сама поражаясь своей прозорливости:
- Что я тебе говорила? Не будешь бабушку слушать - достукаешься. Вот и достукался. Смотри: уже милиция приехала!..
1 2