Это было редкое время, когда можно было одеваться красиво. Редко в Москве можно было носить тонкое пальто и любимые туфли. Летом было жарко или дождливо, так что элегантным не походишь, а потом как-то сразу – раз и зима, и тоже не до элегантности и не до прогулок. А Миша любил прогуляться, если было на то время и если позволяла погода. Под дождём и с зонтом – это было не то, а в шапке по снегу и в мороз – тем более. К тому же именно летом у Миши было совсем много работы, а зимой, когда свободного времени у него становилось больше, он старался ездить куда-нибудь туда, где климат и погода были как раз «элегантными». Там он гулял и отдыхал, как любил. Ещё ему нравилось не совпадать с общим временем и способом отдыха. А хорошая осень ему нравилась и в Москве. В такие погожие осенние дни ему казалось, что у него всё особенно хорошо получается и всё прекрасно удаётся.
А ещё ему очень нравилось осенью слетать по делам куда-нибудь на Север или за Урал. Там можно было застать даже снег или насмотреться на голые деревья. Люди там уже переодевались в зимнее, и многие носили шапки. Ему приятно было вернуться в Москву и увидеть высокое, синее, осеннее небо, быстрые, яркие закаты и холодные октябрьские вечера. Это было время, когда ему удавалось особенно сильно и без сомнений любить Москву и даже в Москве быть собранным и спокойным.
Миша занимался редким и необычным делом. Ему его дело нравилось, и он с гордостью сообщал о том, кем работает и что делает, новым знакомым или тем, кто интересовался. Ему приятно было видеть их удивление и любопытство. А удивлялись почти все. Миша изготавливал дорожные знаки. У него была фирма и небольшой, скажем, заводик по производству дорожных знаков. Любых дорожных знаков: от обычных и привычных глазу круглых, треугольных и квадратных до огромных, которые устанавливаются на федеральных трассах и на которых есть названия городов и расстояния до них.
Миша уже больше десяти лет занимался этим и знал про знаки всё. А ещё он гордился тем, что когда-то ему пришла идея заняться таким необычным и редким делом. Он помнил, как эта идея пришла к нему, оказалась для него счастливой и изменила его жизнь.


***

А он всегда любил рисовать. В детстве он ходил в музыкальную школу, учился играть на фортепиано, но всё время хотел рисовать. Потом он, вопреки желанию родителей, поступил в художественное училище, но его не закончил. Поучился два года и бросил. Там он понял, что он любит рисовать, но не до такой же степени, чтобы делать это постоянно и только это. А в училище надо было рисовать и рисовать, к тому же совсем не то, что хочется. В училище он догадался, что таким вот рисованием ему и придётся заниматься всю жизнь. Рисовать всю жизнь то, что не хочется, он не желал, но и разобраться, что же именно хочется ему рисовать, тоже не смог. Вот и бросил. Ему не хотелось рисовать унылые северные пейзажи. А учили его в училище в основном этому, потому что Миша родился и вырос в Архангельске. Он всё детство любил Архангельск, с гордостью говорил всем иногородним родственникам или когда бывал с родителями где-нибудь, что он архангелогородец, а никак не иначе, не архангелец и не архангельчанин. Ему нравилась тёмная и жуткая река Северная Двина. Но за время учёбы в училище ему опостылело её рисовать. Он бросил училище, помыкался и помаялся в родном городе, и его отец, по своим старым московским связям, помог Мише поступить в Москве в транспортный институт и как-то устроиться. Быть студентом в Москве Мише понравилось сразу. Ему было безразлично, на кого учиться, а учился он на инженера. Институт он не закончил. Дотянул до середины третьего курса и не увидел смысла продолжать. Почти сразу в Москве он познакомился с ребятами, которые, узнав, что он довольно грамотный музыкант, позвали его играть с ними музыку.


***

Ребята ему понравились больше, чем их музыка, а потом понравилась и музыка. Но главное, он попал в мир таких людей, к которым всегда хотел попасть. И их способ существования и жизни ему тоже понравился. Они играли разнообразную музыку: от регги до мудрёных баллад собственного сочинения. Ребят было то четверо, то шестеро, то трое, но всегда была одна девчонка-певица из музыкального училища, которая скорее не пела, а всем помогала, содержала репетиционное пространство в мало-мальском порядке, создавала атмосферу разнополого мира и постоянно приводила на репетиции разных своих подруг, тем и была необходима. Название группы постоянно менялось, музыкальные направления группы тоже. Миша с радостью принял такую жизнь, его посадили за клавиши, но он быстро освоил другие инструменты, стал сочинять музыку и автоматически стихи.
Третий курс учёбы ему давался с трудом, и он бросил своё студенчество окончательно. Больше года он скрывал этот факт от родителей, а потом сообщил им правду. Он не боялся их гнева, потому что уже работал, не нуждался в помощи и полагал, что сможет убедительно объяснить родителям, что не пропадёт в этой жизни, не скатится и всё, что ему надо было получить от образования, он уже получил. К тому же в Архангельск он возвращаться был не намерен. Он моментально стал столичным жителем и с трудом вспоминал себя жителем Архангельска.


***

Шесть дней назад около восьми утра Миша сидел на работе в своём кабинете. Он любил и довольно часто приезжал в свой офис раньше всех. Ему приятно было посидеть в тишине, поймать хотя бы минут двадцать спокойствия, пока не зазвонили телефоны, не захлопали двери, не застучали шаги и не зашумели голоса. В такие минуты он мог читать что-нибудь, или просто обдумать какую-то мысль, или делать и то и другое вместе. Он полюбил эти минуты особенно сильно в последнее время. Его работа не была связана с ежедневным и регулярным пребыванием в офисе. Наоборот, он редко проводил в офисе целый день. Он много мотался по дальним и ближним городам и регионам страны или мотался по Москве. Ему это раньше нравилось. Потом стало надоедать, и он начал направлять в регионы кого-нибудь, сам же выезжал куда-нибудь только в случае необходимости именно его присутствия и когда вопрос нужно было решать самому. Тогда-то он и полюбил приезжать на работу раньше всех.


***

Около восьми он сидел в своём кабинете, включил маленькую настольную лампу и получал удовольствие от того, что без всякого удовольствия и даже с трудом читал «Великого Гетсби» Фицджеральда. Он читал этот совсем небольшой роман уже вторую неделю. Читал, удивлялся и пытался понять, что в этой книге так нравилось всем тем, кто ему её рекомендовал прочесть в течение многих лет, за что этот роман вошёл в мировую литературу и с какой стати его называли культовым. Он с трудом продирался сквозь долгие, многословные диалоги, описания одежды и всех поз всех главных и второстепенных героев, сквозь бесконечные интерьеры. Всё ему казалось необязательным, и книжка казалась необязательной, но он обязательно хотел её дочитать из азарта преодоления трудностей, из желания всё же понять, почему читающие люди охают при звукосочетании «Фитцжеральд».
И тут ему позвонили. Позвонили на мобильный. Он слегка удивился и приподнял бровь. В такой час ему обычно не звонили. Он подумал, что, может быть, это жена, Аня, что-нибудь вспомнила или, наоборот, забыла. Но звонила не она.
– Миша, дорогой, – услышал он голос, – это Володя, я тебя не разбудил?
– Вова! Здорово! – обрадовался Миша. – Доброе утро! Не разбудил, не разбудил. Я уже на работе, а ты почему так рано?
– Миша, Миша, прости! Я тебя перебью сразу, ладно?! – Миша услышал, что голос в трубке совсем неживой и Володя как-то тянет слова.
– Володя, что с тобой?
– Со мной ничего. А вот Юля умерла, – на последних словах голос в трубке дрогнул и стал совсем сдавленным.
– Как умерла… Когда… Вова, что ты говоришь такое?…
– Повесилась. Сегодня ночью. Вот такие дела! – Володя зарыдал.
– Я сейчас приеду. Ты где?
– Дома, Миша. Дома, у Юли дома. Приезжай, родной! Пожалуйста.
– А Юля где?
– Не бойся, Миша. Её уже увезли санитары… Я тут один со следователем. Я устал. Миша, прости, но…
– Володя, а как?… Хотя, ладно! Выезжаю. Я мигом.


***

Юля появилась в Мишиной жизни давным-давно. Она была старшей сестрой Володи, с которым Миша познакомился тоже давным-давно. Миша с Володей вместе учились в транспортном институте, и именно Володя позвал Мишу вместе играть музыку. Когда Миша бросил учёбу и решил не возвращаться в Архангельск, ему стало негде жить. В студенческом общежитии ему было отказано, а на то, чтобы снимать квартиру, не хватало денег. Тогда-то Володя и приютил Мишу у себя. Они с Володей тогда сильно дружили и вместе писали музыку. А жил Володя в большой профессорской квартире на Кутузовском проспекте. Жил со своей родной сестрой Юлей, которая была его старше на двенадцать лет. У Володи и Юли был один отец, а матери были разные. Отец их, когда-то крупный учёный, а потом функционер от науки, был уже совсем старенький и давно поселился где-то в Рязанской области в местах, описанных когда-то Паустовским.
Профессорская квартира была большая, вся заставленная старой мебелью, книжными полками, завешанная картинами и фотографиями в рамках. Такая хрестоматийная профессорская квартира. Мише была выделена отдельная комната. Как выяснилось, Володя рассказал дома про мытарства своего друга Миши, и именно Юля предложила позвать Мишу пожить у них. Юля очень скоро и надолго стала одним из самых важных людей в Мишиной жизни.
Она стала первым в его жизни старшим товарищем. Не совсем старшим, а просто безусловно мудрым, сильным, спокойным и житейски рассудительным, причём по всем вопросам. Она помогла Мише избежать кучи ошибок, помогла разобраться во многих сомнениях, поддержала во всех важнейших решениях, пару раз уберегла от серьёзных трагедий и даже дала несколько, как выяснилось позже, бесценных советов.
Сколько Миша Юлю знал, она, казалось, совершенно внешне не менялась. Высокая, худая, некрасивая, с низким голосом, прямыми длинными волосами, вечно собранными на затылке в узел. Всегда она была одета в какие-то кофты, длинные юбки или какие-то широкие пиджаки и брюки. Никаких каблуков никогда. И вечная сигарета во рту. Мужа у неё никогда не было, детей тоже. Был какое-то время друг, скандинавский импозантный пожилой профессор, чертовски высокого роста. Встречались они несколько лет. Виделись, конечно, редко, когда тот приезжал в Москву. Пару раз Юля ездила к нему. Внешне во время этой дружбы Юля не изменилась, только была веселее и рассеяннее обычного. Из всех возможных женских украшений Юля носила только маленькие золотые серёжки в виде наивных цветочков и тоненькое колечко на среднем пальце левой руки. Колечко было старое, тонюсенькое и с маленьким красным камешком.
Юля, сколько Миша её знал, работала в Министерстве здравоохранения. Всегда у неё была какая-то ответственная должность. Юля медленно, но верно росла по службе, и её должность становилась всё более и более ответственной. У неё было ну очень много знакомых! Число этих знакомых постоянно увеличивалось. Юля всем и постоянно помогала. Дома она подолгу говорила по телефону и всё устраивала каких-то детей к хорошим врачам или каких-то стариков в хорошие клиники. Все Юлю любили. Всем она была нужна.
Миша спускался по лестнице и выбегал из офисного здания, не в силах ни поверить, ни принять то, что услышал. Если бы он мог увидеть себя со стороны, то он увидел бы человека с побелевшими, сильно сжатыми губами и с широко раскрытыми немигающими глазами. Но, ещё не добежав до машины, он успел подумать, что дня три будет вырван из рабочей жизни, и решил, кого нужно об этом предупредить.
Он сел в машину и сорвался с места. Он пытался спешить, но утренние пробки не давали ехать быстро. И он понял, что даже этому рад. Он не знал, как он войдёт в Юлину квартиру и что и как будет говорить. Страшная новость накрыла его, но горе – ещё нет, осознание ещё не пришло. Он только пытался вспомнить, когда в последний раз видел Юлю. Вспомнил, что это было в июне. «Давно!» – подумал он. Тогда он забыл её поздравить с днём рождения и приехал к ней с запоздалыми поздравлениями и с бутылкой коньяку. Они посидели, выпили, поболтали и покурили на кухне. Ей исполнилось сорок девять. Вся квартира была заставлена увядшими и поникшими за неделю букетами и ещё не распакованными подарками. Юля была как Юля. Ничего необычного он вспомнить не мог.
Ещё они созванивались в августе. Миша не мог вспомнить точно, когда именно. Юле нужен был чей-то номер телефона, она позвонила сама. Миша не знал того телефона, и они немного поболтали. И всё. Но они вообще не очень часто встречались в последнее время. Оба были заняты. Но Юля была всегда на месте, Миша, в общем-то, тоже.
Миша думал так, ехал, а потом очнулся от этих мыслей и понял, что машинально едет на Кутузовский, к тому самому дому, в ту самую профессорскую квартиру, где давно уже жил Володя с семейством. А Юля так же давно жила в небольшой квартирке на Яузе, куда она перевезла все книги, фотографии и самую ненужную старую мебель. Миша сообразил, что едет неправильно, и стал продумывать правильный маршрут.


***

Миша прожил в квартире на Кутузовском почти четыре года. Юля сразу его приняла и сделала всё, чтобы он чувствовал себя независимо, свободно и как дома. Что она для этого сделала? Да ничего! Она просто не проявляла излишней заботы о нём и не деликатничала. С первого же дня она, не стесняясь, вечером ходила при нём в ночной рубашке, а утром без церемоний и со словами «ты здесь не один» стучала в дверь ванной комнаты, где Миша умывался. Через дня три-четыре Миша, как и Володя, уже расхаживал по квартире вечером и утром в трусах и в тапочках. Единственно, он точно не решался подойти к холодильнику и что-нибудь там взять. Юля, видимо, это заметила.
– У немцев есть такая поговорка, – как-то день на пятый Мишиного пребывания в квартире на Кутузовском сказала Юля. – Они говорят, что гость, как рыба, начинает вонять на третий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9