Он запаниковал. Дыхание резко участилось. В пальцах пощипывало, мышцы дергались. Воздуха не хватало, он дышал все чаще. В голове потемнело, комната завертелась перед глазами. Он упал на пол.
Минуты через две он пришел в себя и обнаружил, что лежит на полу, голый, весь в моче, гадкий. Попытался встать, как-то изловчился и влез в ванну, дрожащими пальцами задвинул занавеску с разводами плесени и пустил горячую воду. Не сразу, неохотно из душа полилась вода, с шумом окатывая ему спину. Фрэнки в блаженстве закатил глаза, на которые наворачивались слезы удовольствия, первого – с тех пор как он стал мужчиной.
Он долго мылся, пока не кончилась горячая вода, потом насухо обтерся и вылез из ванны. Над раковиной висело запотевшее зеркало. Фрэнки хотел было приступить к бритью, но решил, что сейчас самое время одеться. Намотав по-мужски полотенце на бедра, он вышел из ванны и направился в комнату; он смутно ощущал, что ему надо туда, только там он сможет начать все заново, и это новое будет правильным. А сейчас раскалывается голова и время от времени к горлу подступает тошнота.
В спальне он сел на матрац, рядом на полу лежала куча мятой женской одежды и сумка, из которой торчало горлышко бутылки. Фрэнки схватил бутылку, отвинтил крышку и, не задумываясь, хлебнул. Внутри приятно обожгло. Он отхлебнул еще.
Вскоре исчезла головная боль, он почувствовал себя спокойнее, не так часто тошнило, он развязал полотенце и стал подыскивать себе одежду. У стены стоял комод, рядом шкаф – оттуда пахло чем-то сладким и сигаретами. Фрэнки прошелся по вешалкам: платья, жакетки, блузки, юбки; на полу: туфельки, сандалии с завязками; с крючков свисали шляпки – совершенно ничего, что можно надеть мужчине. Наконец в углу он обнаружил пиджак в елочку и брюки, из комода достал мужские трусы, мятую рубашку с воротником на пуговицах – сел на кровать и все это надел.
Трусы были окей, а вот все остальное – трудно сказать. Пиджак и рубашка висели как морские водоросли, а когда он встал, брюки свалились. Рассердившись, он стащил все с себя и уставился на шкаф и комод как на врагов. Спустя какое-то время снова принялся искать.
На самом дне ящика в шкафу он нашел изношенные джинсы. Отвороты уже пообтрепались, коленки порвались. Зато было как раз. И даже то, что одежка мятая, казалось, ему шло. Подтянув джинсы к талии и застегнув молнию, Фрэнки впервые почувствовал: это то что надо. В другом ящике обнаружил выцветшую безрукавку с какой-то надписью и рисунком, что именно, не обратил внимания. Она висела свободно, мешком, скрывая неприятно женственные изгибы тела.
Он еще раз глотнул из почти пустой бутылки, удивляясь, откуда к этой пузатой у него такая страсть. Дрожь немного унялась, да и в голове стало яснее. Влив в горло последние капли, он бросил бутылку на матрац. Вот теперь, подкрепившись, он готов встретиться с тем человеком.
Человек по-прежнему сидел в кухне – ноги на столе, в руках газета. При появлении Фрэнки он скосил глаза.
– Ну что, тебе лучше?
Фрэнки уселся на стул – по-деловому, но с опаской. – Нам нужно поговорить.
– Я думал, ты терпеть не можешь эту рубашку.
Фрэнки опустил глаза. На рубашке человек в лодке удил рыбу. На скрытом под водой крючке сидела русалка, обвив крючок хвостом. Над головой рыбака висела фраза "Ушел ловить" с перечеркнутыми буквами и подписанными новыми, так что получилось: "Ушел любить". А под хвостом русалки в скобках другая фраза: "Если ловится всякая рыбка, значит – классная наживка." Какая наживка, непонятно: крючок совершенно чистый.
– А крючок-то пустой, – заметил Терри, ухмыляясь. – Заманивает то, что выбор безграничен... Ну конечно, это было еще до того как мы познакомились.
– Я не тот человек, за кого ты меня принимаешь.
Он широко улыбнулся. – Раньше ты носила в клетку, ты об этом?
– Я не Фрэнки, как ты меня все время называешь. Я вообще не женщина.
Терри погрозил пальцем. – Плохо начинаешь, Фрэнки.
– Я не Фрэнки. – Несмотря на алкоголь, или из-за алкоголя, Фрэнки разволновался и, облокотившись на стол, выкрикнул: – Я мужчина.
Терри вздрогнул: в голосе звучала угроза. Ему вдруг захотелось зарыться в газету, но он опасался, что это только разозлит Фрэнки. – Почему ты настаиваешь на том, чего никак не может быть? Это же ложь.
– Я настаиваю, потому что это правда. Со мной что-то произошло. Я только не знаю что, не знаю как это случилось. Я не помню ничего, что было со мной до этого утра.
– До этого утра ты напилась до чертиков, напилась так, что у тебя мозги съехали набекрень.
– Напилась?.. Фрэнки призадумался. – Я не помню, чтобы мне нравилось напиваться, – сказал он, силясь хоть что-нибудь вспомнить из прошлого. – Но только что... там... мне показалось... выпить – это так естественно, как бы само собой разумеется.
– Ты пьяница, бэби. Алкоголичка. У твоего тела одна только страсть – бутылка.
– Но это не мое тело. В нем кто-то еще живет... Она.
Терри хлопнул газетой по столу. – Какого черта, Фрэнки? О чем это мы говорим?
– Я не знаю. Я... ты... это место. Я ничего не понимаю.
– Что еще скажешь?
– Это тело не мое...
– Ну конечно. Сразу же видно, что ты мужик.
У Фрэнки перекосилось лицо. – Ты смеешься надо мной, да?
– Мне совсем не смешно. Я сейчас зарыдаю. – И он притворно начал рвать на себе волосы. – Вообще-то разговорчик у нас с тобой не фонтан.
– Это как ночной кошмар.
– О чем это ты говоришь, Фрэнки? Кошмар кончился, разве не так? Довольно с тебя, хватит, натерпелась.
– Я хочу, чтобы он прекратился.
– Тогда хватит меня дергать с этим дерьмом – кто ты, кто ты. Если тебе нужно что-то вычеркнуть из жизни, свои придумки и вычеркивай, а не меня.
– Это совсем не придумки.
– Я – мужчина, – заявил Терри. – Что бы ты мне ни заготовила, я справлюсь.
Фрэнки помотал головой. – Я не понимаю, о чем ты?
Вдруг Терри вскочил, пнул стул и грохнул кулаком по столу. – Слушай меня, Фрэнки. Я говорю об уважении. Я не хочу, чтобы ты меня тыкала в это дерьмо, Фрэнки.
Казалось, он сейчас поднимет стол и швырнет куда-нибудь. Фрэнки съежился, и это его только разозлило. Терри бросил газету на пол, потом схватил тарелку и шваркнул о стену. Осколки рассыпались по полу, а Терри уже бежал к двери.
Фрэнки остался сидеть на стуле – испуганный и ничего не понимающий. Хлопнула дверь, он весь передернулся. Он ждал: может случиться что-нибудь еще. Но текли минуты, и ничего не происходило.
Постепенно до него дошло, что он один в квартире. У него вырвался облегченный вздох. Этот человек не понимает, что с ним происходит, и не хочет понять. То ли забавляется, то ли ненормальный. Настаивает на том, чего никак не может быть. Да пошел он...
Фрэнки сделал себе еще чашку кофе, достал яйцо из холодильника и поджарил. В ящичке нашел кусок хлеба, разрезал на два ломтика и положил между ними жареное яйцо. Он пытался сконцентрироваться на еде, это казалось ему и необходимым, и вполне безопасным занятием. Но вскоре вернулись мысли... вопросы...
Если бы только он мог понять, что случилось, тогда, возможно, все встало бы на свои места. Должна же быть причина. Если знать – какая, тогда можно найти выход.
Он зашел в ванную комнату взглянуть на себя. Пар давно рассеялся, зеркало над раковиной стало чистым. Рот... как ворота. Он вздрогнул, ужаснулся от мысли, что сейчас увидит свое лицо. Оперся о дверь, собираясь с силами. Встряхнул головой и, вобрав воздух, подошел к зеркалу.
Лицо оказалось приятным. Лоб чуть покатый, длинные, до плеч, темные волосы, густые. Голубые глаза с сероватым оттенком, прямой нос, широкие губы – верхняя чуть нависает. В уголках рта морщинки смеха. Привлекательное лицо. Радует глаз. Но что-то здесь не так. Еще чья-то кожа поверх его. Щеки, челюсть, зубы. Незнакомка. Она моргала, когда он моргал, она хмурилась, когда он хмурился. Она следовала за ним повсюду, знала все его мысли. Невыносимое ощущение.
Фрэнки закрыл лицо и отвернулся. Где он? Что из себя представляет? Как обрести себя истинного?
Он посмотрел на себя еще раз. И девушка на него посмотрела. Тогда он вцепился в нее красными ногтями – нет, не своими, а ее ногтями. Царапал щеки, боль заставила остановиться. Глаза наполнились слезами, лицо исказилось.
И снова он закрылся ладонями, стараясь не разрыдаться. Когда посмотрел в зеркало, на него уставилось напряженное недоумевающее лицо. Зрачки расширенные. Маска страха.
Фрэнки отшатнулся. Он, как и прежде, ничего не понимал. Более того, угасала надежда... На глаза навернулись слезы. Он как раненое животное забился в угол и, раскачиваясь вперед-назад, зарыдал. Казалось, он в плену, в замкнутом пространстве, откуда нет выхода.
Рыдал долго. После проливных слез туман в голове стал понемногу рассеиваться. Появились мысли – простые фразы. Их получилось несколько.
1. Я мужчина. Мне это известно.
2. У меня лицо и тело женщины.
3. Я не знаю, как меня зовут. Я не знаю, где я живу и каков я собой (при этой мысли дыхание участилось, и потребовалось время, чтобы успокоиться).
4. Я совсем не помню, что было до этого утра. Тот человек сказал, что я потерял сознание. Так ли это? Да и вообще – кто он?
5. У этого тела есть имя – Фрэнки. Какое она имеет отношение ко мне? Она вселилась в мое тело, как я в ее?
6. Почему это случилось? Чьей жертвой я стал? И как это произошло?
Последние вопросы побуждали что-то сделать. Ответы сами собой не возникали, вместо них воображение создало нечто таинственное, маячившее впереди, как гримаса клоуна. Фрэнки отправился исследовать местность. Может, удастся найти что-нибудь существенное до возвращения того человека.
В спальне на полу он наткнулся на бутылку "Джека Дэниэлса" и подобрал ее. Она была пустая. Алкоголь, подумал он. Окей. Вытянул руки – они не тряслись. Может, единственное, что ему нужно было, это хорошо поплакать. Мысль показалась смешной. Он огляделся.
Большую часть комнаты занимал матрац, в ногах стоял телевизор, наверху – радиочасы. На окне висели выцветшие занавески. Мебель в комнате – черный комод, с одной стороны краска облупилась из-за нагрева от батареи, обнажив старую светло-зеленую. Рядом – шкаф с дамскими костюмами на вешалках, столь же противными, как лицо в зеркале. Фрэнки закрыл дверцу и подошел к окну. Ему пришлось встать на матрац, чтобы раздвинуть занавески.
Снаружи вверх и вниз тянулась металлическая лестница. На противоположной стороне улицы стоял потемневший от времени высокий кирпичный дом. Сквозь грязные стекла едва можно было разглядеть обитателей – все как будто женщины. Они сидели за машинками и шили. Одна из них взглянула на Фрэнки. Голова повязана шарфом, лицо немолодое. На какое-то мгновение их глаза встретились, и Фрэнки запаниковал, он быстро сдвинул шторки и, попятившись, вышел из комнаты.
В коридоре лежали учебники по медицине, научные книги, любовные романы, политика. На титуле медицинских книг стояла именная печать: "Терри Коннор". Кто это? Человек, сидевший в кухне?.. Он врач? Непохоже. Некоторые места помечены желтым фломастером. Одна книжка по квантовой механике, другая – физика твердых тел, третья – солидное издание о растениях юга новой Англии.
Фрэнки силился понять, какие книги принадлежат ему. Рассматривал обложки любовных романов: сильно волосатые мужчины, вцепившиеся в пышных дамочек с тонюсенькими талиями. Все казалось незнакомым. Он быстро пробежался по странице, где лежала закладка: женщина флиртует с мужчиной, тот пожирает ее глазами, мысленно раздев догола. Здесь ничего нельзя было узнать о себе, и Фрэнки разочарованно захлопнул книгу.
Еле передвигая ноги, он поплелся в другую комнату. В голове было пусто. Ему не хотелось ничего знать об этой женщине. Мерзавка. Украла у него ум и память. Он доберется до нее, и тогда она заплатит сполна.
Гостиная. Все богатство квартиры сконцентрировалось здесь. Мягкое зеленое кресло, пообтрепавшаяся коричневая софа с широкими подлокотниками. Над софой плакат – изображение Президента с ракетной установкой вместо головы. Напротив – встроенный шкаф со стеклянными дверцами, ниже – подставка со стерео. На полу два усилителя, между ними множество пластинок: джаз, рок, индастриал, ритмы и блюзы – но, как и книги, ни о чем новом они не говорили. В коробке несколько кассет, большинство с наклейками. Фрэнки машинально схватил ту, что была без наклейки, и вставил в магнитофон. Сначала послышалось шипение, на заднем плане кто-то хохотал. Вскоре заговорил мужской голос:
"Я Терри Коннор, мне велели сказать о любви. Моя повелительница – львица, что лежит в обнаженном величии рядом со мною. Она великолепна. Наверное, она жаждет послушать, как я ею восхищаюсь". Потом Фрэнки услышал глубокий вдох и громкий выдох, имитирующий львиный рык.
Сижу ли, лежу ли –
Я люблю тебя.
Взбираюсь ли на гору,
Плыву ль по реке –
Я всегда с тобою,
Я люблю тебя.
Из двух вишенок улыбка,
Ягодиц смородиновое желе,
Бедра – сейчас, немедленно
В пищу пещерному человеку.
Трах, трах, трах –
Слова непристойные,
Раскачались в движении знойном.
Я люблю тебя, моя львица,
Я хочу вгрызаться в тебя,
Глубоко проникая...
– Давай сюда, – вдруг врезался женский голос. На кассете затрещало.
– Я еще не закончил.
– Хватит уже. – К треску добавился хохот.
– А сейчас говорит львица, – зазвучал женский голос в полную силу. – Ее рассказ о себе. Она в джунглях. Она гордая. За ней гонятся мужчины. Она...
– Какие мужчины? Ты моя, Фрэнки де Леон.
– Подойди сюда.
Опять потрескивание в магнитофоне.
– Ну, иди же сюда.
Тишина, потом опять треск. Частые дыхания, едва слышная дробь, похоже, барабана из глубины спальни.
– Тебе так хорошо?
– Да, попробуй еще чуть ниже.
Трение, звуки передвигаемых галек в воде.
– Не надо. – Наступила пауза, а потом раздался громкий треск. Далекие обрывки голосов...
– ...Сюда. Да. Хорошо. Терри. Да...
Дальше кассета просто шипела. Никакой записи. Фрэнки наконец протянул руку и выключил. Он уже слышал голос этой женщины, вероятно, она тоже здесь живет. Фрэнки впервые почувствовал стыд. Тот человек обладал ее телом. Она пропала, как и он. Это убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31