156. Говорят, они умеют любить на расстоянии и сквозь годы. Говорят, их союзы постоянны, а чувства взаимны. Говорят, их не берут никакие великие болезни. Говорят, что первые из них вышли из каких-то летних лагерей и теперь рассеялись по всему миру. Говорят, что многие из них хранят в своих домах портреты Дона Гуана, на которых – сперва по недоразумению, а потом по традиции – изображен Христофор Колумб. Если это те, о ком я думаю, – я ставлю им зачет.
157. Мне не удержать этот дар. Его слишком много, он мелок и рассыпчат, как бисер; я наполняю им все, все пустое, я добавляю веса суете и невесомости, я распихиваю его по всем карманам, прорехам и просчетам, но он исчезает между пальцами – бисеринка за бисеринкой, – высыпается из щелей, закатывается под кровать, под письменный стол, под тебя, попадает под ноги посторонним, его находят чужие, хранят, коллекционируют по частичкам, перекатывают по собственной пустоте, меняют на другой цвет и размер; и всю эту необъятную горсть уже не восстановить в прежнем виде. Мне не удержать, не выдержать, не удержаться…
158. И Он спросил меня: «А ты страдаешь?» – «Я – нет. Но мир во мне страдает.»
159. Когда он понял, что остался один, он остался совсем один. Он решил дойти в своем гордом одиночестве до максимума. Стал одинаково холодно относиться к друзьям и врагам, победил свою привязанность, предал своих богов. Потом убил бога в Себе. А потом уничтожил и свое второе я – и тогда его бесконечный мысленный диалог с самим собою превратился в монолог. Спустя еще некоторое время он заметил, что стал думать о себе в третьем лице. Он больше не употреблял слово "я". Он говорил о себе: он… он… он…
160. Я покидаю твой дом ранним-ранним утром. Еще один небольшой антракт в вечности. Можно отправиться к себе, выпить чашку кофе, выспаться, закончить роман, сходить в парикмахерскую… Вечность никуда не убежит; когда-нибудь мы наполним её нашими жизнями до краев – вот так же, как сегодня ночью наполнили нашей любовью действительность. Зачем? – Чтобы понять друг друга, оставаясь самими собой. Думая об этом, я удивляюсь неожиданной простоте замысла и успеваю мысленно дописать последний абзац своей бесконечной книги.
161. Любая война – это война эгоизмов. Любой мир – мир одиночеств. Любовь – перемирие одиночеств в войне эгоизмов.
Санкт-Петербург, апрель 1998.
The end.

1 2 3 4