— Все! — сказал рыбак. — Больше я у тебя, Садык, не работаю… Конец!
— А не передумаешь, Сейфуллин? — спросил мафиози.
— А чего мне передумывать? Как было дело, так и надо говорить… Чтоб все почестному!
— Я лучше знаю, как надо!
— Я предупредил тебя!
— А кто ты мне? Жена? Теща?
— Я тебе объясню, кто я!.. — Баларгимов поднял ружье, направил в лицо Сейфуллину. — Понял?
Рыбак смотрел снисходительно, он знал все фокусы своего неуравновешенного хозяина.
— Пошел ты… Знаешь куда?
Грохнул выстрел. Сейфуллин упал.
Все вокруг молчали. Торговля прекратилась.
Еще через минуту все находившиеся на берегу бросились к машинам. Разъезжались до неприличия быстро.
Баларгимов подозвал двоих — огромного поддатого Адыла и крохотного старичкакарлика Бокасса — они были среди тех, кто подносил рыбу к весам.
— Тащите его в лодку, — он показал на Сейфуллина. Адыл попробовал было возразить — но Баларгимов угрожающе поднял ружье.
Адыл и Бокасса взяли Сейфуллина за ноги, волоком потащили к лодке. Там Адыл отстранил карлика, сам втащил труп в лодку, сел на весла. Бокасса пристроился на руле, сзади. Лодка отплыла.
— Милиция! — крикнул ктото.
На шоссе появилась милицейская машина. Она быстро двигалась в направлении метеостанции. Немногочисленные оставшиеся покупатели и грузчики молча следили за ней.
Машина припарковалась. Это был «газик», из него появился милицейский лейтенант — Веденеев, дежурный, веснушчатый долговязый русак. С ним было еще несколько молодых людей в милицейской форме и штатском.
Баларгимов пошел им навстречу.
Лодка с мертвым Сейфуллиным, с Бокассой на руле и Адылом на веслах была уже довольно далеко.
— Привет…
— Привет…
Баларгимов махнул рукой комуто из своих людей. Один из рыбаков с трудом подхватил две осетровые туши, потащил их к машине.
— Как дела, Мириш? — Баларгимов потрепал по плечу молодого милиционера — заносчивого, без фуражки, с пышной копной черных волос.
— Порядок, отец.
Откудато появилась бутылка коньяка, стаканы. Стаканы наполнили на радиаторе милицейской машины.
— Давай, Садык… — Веденеев чокнулся с Баларгимовым стаканами.
Лодка с Адылом, Бокассой и трупом Сейфуллина была тем временем уже в средине залива. Адыл подтащил тело к борту, лодка перегнулась, готовая опрокинуться. Труп скользнул за борт.

Кривая грязная улочка спускалась в сторону порта. С нее начинался «Нахалстрой» — жилые кварталы, созданные из выброшенных за ненадобностью, списанных и украденных с производства пиломатериалов, битого кирпича, самана и ржавых труб.
Тура Саматов смотрел на город, в котором ему теперь предстояло обитать.
С крыльца небольшого домика далеко, в бухте, виднелось море.
— Вот здесь вы и будете временно жить, товарищ подполковник, — лейтенант Хаджи нур Орезов, высокий красивый парень в кожаной куртке обвел рукой вокруг. — У нас здесь обычно проверяющие живут, командировочные…
Саматов кивнул, занятый своими мыслями, Орезов это заметил.
— Счастливо обживаться, товарищ подполковник. — Он сошел с крыльца, направился к машине.
— Спасибо. До завтра!
Тура вошел в дом, с минуту оглядывал новое свое жилье.
Убогое барачного типа прибежище для командированных офицеров. Софа с кирпичами вместо ножек, колченогий стол, кресло, раскладушка с наваленными на нее матрасами, вытертый ковер под ногами.
Тура поставил чемодан на кресло, но оно не выдержало тяжести — развалилось. Когда Тура нагнулся, он лучше увидел грязные пятна на софе, немытый пол.
Внезапно он почувствовал, что за ним следят, осторожно обернулся к окну. Совсем молодая женщина в черном платье, не видя сидящего на корточках Туру, смотрела в комнату. Заметив Туру, она сразу отпрянула.
В этот момент в углу он заметил крысу. Большая серая крыса лениво шевелила влажнорозовым длинным хвостом. Черными бусинками глаз выжидательно смотрела на Туру, крыса словно хотела понять, пойдет ли Тура на нее или отступит. Несколько секунд Саматов следил за ней, ничего не предпринимая.
Вдоволь налюбовавшись его растерянностью, крыса не спеша скользнула в дыру под стеной.
Тура шел по улице.
По городу сновали небольшие автобусы с черными полосами, какие обычно используют во время похорон. В них сидели и стояли люди.
Тура неторопливо шел по городу, приглядываясь к нему. Городок был полуазиатский, небольшой, скученный. Пустые витрины магазинов. Пустые полки. Очереди у прилавков приема пустой посуды.
Рубеж «Нахалстроя» обозначался двумя домами, знавшими лучшие времена. В одном помещался роддом, в другом приют для престарелых. Выгоревший на солнце призыв — «Сделаем Восточнокаспийск образцовым коммунистическим городом!» — соединял оба фасада.
На торце ближайшего дома белой краской было выведено крупно:
«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ РЫБОИНСПЕКТОРА САТТАРА АББАСОВА!»
Центр кривой неряшливой площади занимал белый глинобитный домик, раскрашенный цветами и самодельной, в примитивном жанре, вывеской «Парикмахерская Гарегина».
Утро выдалось не особо жарким.
Тура шел на работу. Идти было недалеко.
Водная милиция размещалась в подъезде жилого дома, внутри пыльного большого двора, где играли дети и сушилось белье. Рядом с угловым подъездом стояло несколько машин.
Тура поздоровался с дежурным, поднялся по лестнице к себе в небольшую канцелярию.
Его секретарь Гезель — молодая женщина, готовящаяся уйти в декретный отпуск, сидела за машинкой.
Рядом стояли подчиненные Туры — тяжелый, с брюшком, майор Бураков и лейтенант Орезов. С ними спорил и выступал молодой, среднего роста крепыш с побитым оспой лицом, начальник Рыбоинспекции Кадыров. Голос, который еще входя услышал Тура, принадлежал ему:
— Сидят передо мной в автобусе в обнимку и целуются…
Они не видели Туру. Бураков спросил флегматично:
— Ну и что такого?
— Как что такого? — возмутился тот. — Неприлично это! Порядочная девушка не даст себя целовать в автобусе! Да еще взасос! Аятоллу бы сюда! Он бы им показал!..
Гезель, поглаживая свой большой живот и тихо усмехаясь, заметила:
— У вас, Шавкат Камалович, не очень современные взгляды. Кому они мешают, если целуются в автобусе?
— Как, кому мешают? Подумай, что ты говоришь? — заорал Кадыров. — Он почти в трусы ей залез! Это мыслимо ли раньше было?
Бураков со смехом отметил:
— А откуда ты знаешь, как раньшето было?
Кадыров не успел ответить, потому что заметил в дверях Саматова, махнул на своих оппонентов рукой и сказал Туре сочувствующе:
— Ох, тяжело вам будет, товарищ подполковник, с таким штатом работать! — Он представился. — Кадыров Шавкат Камалович, начальник Рыбоинспекции Восточнокаспийской зоны… Люди уже в автобусах целуются, а им «ну и что!» Даже мусульманка не видит в этом ничего плохого!.. Ну, ладно… — Он посмотрел на часы. — Мне надо идти… На суд. Подонокбраконьер — Умар Кулиев… Вы еще услышите эту фамилию. Пытался сжечь меня вместе с Рыбоинспекцией. А сжег другого человека. Воинаафганца… — Он махнул рукой.
Вслед за ним спохватились и ушли Бураков и Орезов.
— Почты много? — спросил Тура у секретаря.
— Совсем мало, — она подала ему папку.
— На контроле чтонибудь есть?
— Две бумаги до двадцатого. Я за этим слежу. И одна у Буракова…
Тура вошел в кабинет, положил папку на стол, подошел к окну. Внизу он увидел Кадырова, садившегося в машину. Когда тот отъехал, в углу двора показался уже знакомый Туре рыжий мужчина в зеленой брезентовой робе, на которого он едва не налетел накануне.
— Гезель! — позвал Тура. — Посмотри в окно… Ты не знаешь этого человека? В робе, рыжий… Видишь?
— Это Пухов Сергей! — Гезель, не вставая, бросила взгляд во двор. — Рыбоинспектор… Наверное, к Буракову пришел. По браконьерским делам… Он редко у нас бывает. Позвать?
— Да нет. Не надо!
— Участок у него самый браконьерский! Метеостанция… А это судмедэксперт — Анна Мурадова…
Под двору шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд — платье «куйнек». Этакое среднеазиатское «макси». Во всем облике Мурадовой было какоето удивительное плавноленивое изящество.
Тура вернулся к бумагам. Он весь ушел в чтение, когда Гезель вдруг сказала:
— Начальник областного управления приехал… Полковник Агаев.
Тура взглянул в окно, но увидел только машину — черную «Волгу» со шторками, доставившую высокого гостя. Он взглянул и в дальний угол двора, где был до этого рыжий рыбоинспектор. Того уже не было.
В коридоре послышались шаги, чейто добрый знакомый голос произнес:
— Здравствуйте, Гезель… Где же он? Почему не встречает гостя? Не показывается?
Тура поднялся, пошел навстречу.
— Только не через порог… — Агаев уже входил в кабинет. Улыбающийся, красивый в своих полковничьих погонах на щегольски пошитой форме. Они обнялись. — Тура! Сапам! Как я рад! Сколько мы не виделись?
— Сто лет прошло!.. — Тура улыбнулся.
— Слышал я про твои беды, — Агаев потрепал его по плечу. — Ну что можно сделать?! Что мы в силах!
— Я знаю: ты ходатайствовал за меня! Писал! В МВД показали твое письмо Генеральному…
— Главное — ты здесь!
— Как Лора? Как девочка?
— Все в порядке! Я надеюсь, ты вечером их увидишь…
Открылась дверь, на пороге появилась Гезель:
— Товарищ полковник! Уже по вашу душу звонят… Как они узнали, что вы здесь?!
Агаев вышел в приемную, взял трубку. Голос был спокойный.
— …Ну, ничегоничего… Я сейчас подъеду… — Он положил трубку, обернулся к Туре, вышедшему в приемную. — Митрохин разыскивает. Первый. Ты еще не был в обкоме?
— Нет.
— Он вызовет. Может, даже сегодня. Обстоятельный мужик. Знакомится с каждым… Значит, до вечера? Так, Тура?
— Может, завтра? Я ведь только появился. Не знаю ни обстановки, ни людей…
— Как тебе удобно… Мы на все согласны. — Агаев любил Туру, это было заметно. — Что же касается обстановки, Тура, то она тут… если честно, сложная. Общий заговор молчания. Система браконьерской мафии. Подпольная рыбозаготовительная индустрия. Ты приедешь, и я введу тебя в курс дел…
Тура шел по новому для него городу — все привлекало к себе его внимание.
И якорные цепи, подвешенные вдоль тротуара в качестве ограждения, и маленькие автобусы, похожие на похоронные, с черной полосой вдоль кузова.
И этот призыв краской на кирпичной стене, который он уже видел:
«СМЕРТЬ УМАРУ КУЛИЕВУ — УБИЙЦЕ…»
Под призывом, рядом с парикмахерской, сложа на груди руки, стоял пожилой человек в белом халате, седой и величественный, как артисттрагик.
Когда Тура подошел, парикмахер сказал ему радостно, словно старому знакомому:
— Пора! Пора ко мне! Мимо моего заведения никак не пройти, товарищ подполковник…
Тура улыбнулся и спросил:
— А откуда вы знаете, кто я?
Он хмыкнул:
— У нас город маленький, новостей мало. Вы — новый начальник водной милиции. Так?
— Ну, так.
— Позвольте представиться… Гарегин Согомонович Мкртчан, последний оплот капитализма в этом городе.
— А почему капитализма?
— Потому что я единственный на всем восточном побережье кустарь. Я — капиталист. Эксплуататор. Вот держу эту парикмахерскую и борюсь седьмой год с фининспектором. Он считает, что я оскорбляю своей парикмахерской общественное сознание…
— А кого же вы эксплуатируете на своем капиталистическом оплоте? — серьезно спросил Тура.
— Себя! Свой талант! Я мог бы пойти работать в обычную парикмахерскую и зарабатывать не меньше, потому что я — мастер! Отбросьте свои сомнения, тем более, что у вас нет на них времени. Вы же, наверняка, поедете сегодня представляться в обком!
Туру поразила осведомленность капиталистапарикмахера:
— Почему вы решили?
— Вы приехали вчера. Секретаря обкома не было. Вернувшись, он ездил на Сажевый комбинат, потом на плотину. Ему наверняка было не до вас. Неизвестно, сможете ли вы сегодня выкроить еще хоть минуту для себя… Только присядьте на минуту… — Он всетаки увлек Туру, заставил сесть в кресло. Не закрывая рта, быстро накинул на него пеньюар и принялся намыливать ему щеки.
Тура смотрел в окно. На площади, против окон остановилась милицейская машина, набитая молодыми людьми. В машине кончилось горючее и вся компания вывалилась на тротуар. Двое из них были в милицейской форме, в том числе молодой, с пышной копной волос, которого мафиози на берегу назвал Миришем.
Тура с интересом наблюдал.
— …Потому что только от неуважения к людям можно поверить, что парикмахер — это массовый работник бытового обслуживания. Парикмахер — это художник. Это, если хотите, — маэстро! Композитор или писатель может работать в цеху? На конвейере?.. — Голос Гарегина уютно журчал над ухом Саматова.
Он тоже заинтересовался происходящим на площади. Мириш пересек дорогу одному из автобусовкатафалков, поднял руку. Водитель автобуса затормозил. Обе машины загородили проезжую часть, но никто из проезжавших водителей не сделал им замечания, не нажал на клаксон. Автотранспорт объезжал их по тротуару.
По знаку Мириша водитель автобуса достал шланг, принялся сливать бензин.
Милицейская компания на тротуаре смеялась, пассажиры ждали.
— Золотая молодежь. Наша надежда и будущее… — то ли с насмешкой, то ли серьезно заметил Гарегин.
Тура внимательно следил за происходящим.
— Не связывайтесь, — посоветовал Гарегин. — Вы без формы. Вас никто не знает… Ничего не докажете…
— Слушайте, — спросил Тура, — а отчего тут так много хоронят? Одни похоронные автобусы? Чтонибудь случилось? Эпидемия?
Согомоныч недоуменно посмотрел на него, проследил направление его взгляда, потом засмеялся:
— Просто фондов не хватило на нормальные автобусы, нам и спустили пятьдесят штук, предназначенных для похоронного обслуживания… Да вы не удивляйтесь — наш город вообще странный… Все наоборот…
Мириш заправил машину, и вся компания уехала.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4