Как это и сказал архим. Иоанн (Крестьянкин): «Паспорт – это человеческое, а Богу нужно только наше сердце. Так, если мы живем в обществе среди людей, то и должны подчиняться законам общества. Получайте и паспорт, и пенсию – это ведь тоже забота о Вас Господа, чтобы Вы на старости, когда ослабнете, имели подкрепление… Наше хромание духовное на оба колена: по-Божьи жить не могу, а часто и не хочу – дает простор той печати, которой все боятся. Но печать эта не внешняя, а ум, сердце, душа грехом печатается, так что ничто Божье уже не войдет в душу. А паспорта, карточки – это все кесарево. И по слову Господа Богу Богово дайте, а кесарю кесарево… Современные компьютерные налоговые документы ничем пока не отличаются от старых наших документов. Вопроса о том, како веруем, в них нет… На последнем этапе мы должны будем дать ответ „Како веруем“»[488].
Пока же условием государственной регистрации не ставится отречение от Христа или поклонение нехристианской «святыне» – прохождение такой регистрации не может быть нашим грехом[489]. Даже если наши имена чиновники запишут в сочетании с «тремя шестерками», нашим грехом это все равно не станет.
И надо понять, что организовывать церковный протест против втаскивания нас в новый глобально-компьютерный мировой порядок – не то же самое, что призывать прихожан не брать налоговые номера. Сведение этой огромной проблемы, имя которой новый глобализм[490], к проблеме регистрации в налоговой инспекции, есть просто очередное проявление нашей старой немощи. Мы не можем создавать жизнеспособные и эффективные общественные и политические движения. Мы не умеем работать с элитами, порождать среди элит (депутатов, министров, предпринимателей…) устойчивое стремление отстаивать интересы Церкви как свои собственные – а потому груз церковной политики перелагаем на плечи приходских бабушек! Легко испугать бабушку – и, оставив ее без пенсии, считать свой долг по защите христианских ценностей в общественной жизни исполненным. Труднее научиться быть понятным и убедительным при встречах с людьми, от которых действительно зависит развитие нашего общества… Так что странности нынешней иннэнистской пропаганды есть обычное следствие нашей, увы, обычной же миссионерской немощи.
Не пугать надо прихожан, а защищать их. Я бы просто поклонился в ноги борцам против ИНН – если бы они вместо того, чтобы сеять недоверие к высшему церковному возглавлению, провели бы образцовый судебный процесс, на котором были бы защищены права того человека, который был уволен с работы за отказ от ИНН.
Я бы поклонился в ноги защитникам России. Но разве раскольничья пропаганда, разве хула на Патриарха и епископат есть помощь России? Поможем ли мы России, если расколемся?
Анализ же «глобалистских» процессов и оценку их надо оставить профессионалам (непрофессиональная аналитика и смешна и вредна).
Борьбу с «глобализацией» надо просто вынести за церковную ограду. Не друг друга убеждать, не друг друга клеймить. Сопротвление дурным аспектам глобализации не должно восприниматься как личный долг христианина, уклонение от исполнения коего должно влечь за собой «дисквалификацию». Если эта борьба не будет вызывать разделений и взаимных нареканий в самой Церкви – тогда она может быть уместна. Не на Патриарха надо «давить», не на епископов, а на светские власти и на нецерковное общественное мнение. А для этого тем более нужны тактично и тактически подобранные аргументы.
Истеричность протестов против ИНН попросту мешает тормозить негативно-глобализационные процессы. Ведь это торможение невозможно без сотрудничества Церкви и российской правящей элиты. Но именно в глазах последней пикетчики, клеймящие «печатью антихриста» все, что им ни заблагорассудится, выглядят более чем странно. И тогда у них скорее теряется желание прислушиваться к голосу Патриарха и Церкви, нежели просыпается желание сотрудничать с нами. В общем, как всегда – «услужливый дурак опаснее врага»…
В глобализации же есть и добрые стороны, есть и пугающие. Но пугалом само по себе слово «глобализация» делать нельзя – хотя бы ради того, что не порывать с имперским прошлым нашей же Церкви.
Профессионально-взвешенная оценка глобализационных пролессов содержится в «Основах социальной концепции»: «Признавая неизбежность и естественность процессов глобализации, во многом способствующих общению людей, распространению информации, эффективной производственно-предпринимательской деятельности, Церковь в то же время обращает внимание на внутреннюю противоречивость этих процессов и связанные с ними опасности. Во-первых, глобализация, наряду с изменением привычных способов организации хозяйственных процессов, начинает менять традиционные способы организации общества и осуществления власти. Во-вторых, многие положительные плоды глобализации доступны лишь нациям, составляющим меньшую часть человечества, но имеющим похожие экономические и политические системы. Церковь ставит вопрос о всестороннем контроле за транснациональными корпорациями и за процессами, происходящими в финансовом секторе экономики. Такой контроль, целью которого должно стать подчинение любой предпринимательской и финансовой деятельности интересам человека и народа, должен осуществляться через использование всех механизмов, доступных обществу и государству. Духовной и культурной экспансии, чреватой тотальной унификацией, необходимо противопоставить совместные усилия Церкви, государственных структур, гражданского общества и международных организаций ради утверждения в мире подлинно равноправного взаимообразного культурного и информационного обмена, соединенного с защитой самобытности наций и других человеческих сообществ. Одним из способов достижения этого может стать обеспечение доступа стран и народов к базовым технологическим ресурсам, дающим возможность глобального распространения и получения информации» (16, 3).
Церковному же народу и духовенству, которое не имеет церковно-политического послушания, полезнее было бы ставить более конкретную, более доступную, более жизненную задачу. Поскольку глобализация несет с собой постоянное соприкосновение с другими, неправославными культурами и, соответственно, системами ценностей, то для того, чтобы сохранить духовное здоровье под этими глобальными сквозняками, надо лучше усвоить собственно православное понимание человека и мира. И, значит, надо просто лучше знать православие и надо учиться его защищать.
Словечко «глобализация», всуе поминаемое иннэнистами[491], еще и потому малоуместно, что отражает вчерашние страхи и надежды. Если бы чехи выступили с такими протестами – их опасения были бы понятны. Но Россию-то ведь никто не зовет в Европу! Нам ясно указывают место на задворках: сырьевая база и ничего более. Участие России в международных политических программах скорее блокируется… А тут теперь еще и «патриоты» призывают к тому же: порвать, уйти, изолироваться!
И вообще страх перед глобализационными процессами означает нашу заведомую готовность капитулировать, отказаться от созидательной деятельности, перестать быть активными соучастниками и даже творцами истории, превратившись лишь в ее жертв.
Если с моем городке построили аэродром – это может означать, что теперь мои сограждане стали могут стать доступнее для «глобалистской» деятельности иностранных миссионеров. Раз появился аэродром – на него может приземлиться Билли Грэм. Но ведь с этого же аэродрома может улететь и православный миссионер!
Открытие границ, сближение людей – это улица с двусторонним движением. Мы можем двигаться по нашей стороне, в избранном нами направлении. А можем тратить свои силы на то, чтобы перекапывать противоположную сторону улицы. Я отказываюсь пугаться при слове «глобализация» потому, что средства современной коммуникации и передвижения помогают мне в миссионерской работе. Телевидение и интернет я воспринимаю как средства для того, чтобы мое обращение, несущее весть о Христе и православии, донести до людей. Для тех же, кто не может проповедовать, не может убеждать, остается лишь позиция потребителя информации. Они не могут своих соседей заинтересовать своим изложением православия – тем более нет у них никаких надежд и на то, что глобальная империя, распахивающая национальные границы и сокращающая пространства, сможет помочь православной проповеди.
Так что во многом именно от личного опыта миссионерских удач или неудач зависит оценка глобализационных процессов. А надо ли идти на поводу у неудачников?
Апостолы могли бы осудить современную им глобализацию – поскольку языческие бредни, родившиеся в одном уголке мира, запросто разносились по всем остальным краям экумены. По дорогам, которыми Римская империя соединяла свои пестро-национальные провинции, были пронесены статуи всех языческих богов (от окраин к римскому Пантеону). Но вместо того, чтобы проклинать римскую глобализацию, раскрывшую Палестину для всех ветров, апостолы сами пошли по римским дорогам. С проповедью о Христе, Который родился в Палестине, но принес весть, предназначенную для всего мира.
***
Великопостное 2001 года Послание Патриарха Алексия II: «Богословская комиссия и Священный Синод, обсудив тему налоговых номеров, пришли к твердому выводу: принятие или непринятие этих номеров не является грехом. Оно не должно быть причиной для осуждения одних православных христиан другими. Вопрос о том, принимать ли налоговый номер, есть дело свободного гражданского выбора, но никак не является вероисповедным вопросом. К подобному выводу Церковь приходит уже не впервые, приходит после тщательнейшего исследования всех богословских, общественных и научных сторон проблемы».
Почему в храме не читают Апокалипсис?
Церковь никогда не читает Апокалипсис во время своих богослужений наряду с другими апостольскими текстами. Откровение – единственная новозаветная книга, не входящая в годовой круг литургических чтений.
Или, может, кто-то слышал в храме на службе возглас – «Откровения святаго Иоанна Богослова чтение»? Кто-то встречал богослужебное издание книги Откровения? В богослужебном «Апостоле» эта новозаветная книга – единственная из всех – отсутствует.
«Приняв эту книгу в состав св. канона восточная церковь не ввела ее однако в общецерковное употребление, не допустила ее публичного чтения в богослужебных собраниях»[492].
И это именно мнение Церкви, утвержденное собором.59 и 60-е правила Лаодикийского Собора ( 364 г. ) гласит: «Не подобает в церкви произносить псалмы не священные, или книги не определенные в правилом, но только означенные книги Ветхого и Нового Завета…Читать подобает книги эти… Нового Завета, Евангелий четыре, Деяния апостольские, посланий соборных семь этих: Иакова одно, Петра два, Иоанна три, Иуды одно: посланий Павловых 14, к римлянам одно, к коринфянам два, к галатам одно, к ефесеям одно, к филиписийцам одно, к колоссянам одно, к солунянам два, к евреям одно, к Тимофею два, к титу одно, и к Филимону одно»[493].
Как видим, книги Откровения в списке книг, рекомендуемых для чтения в церкви, нет.
В монастырском обиходе были попытки ввести чтение Откровения в богослужебную жизнь. Например, Типикон предполагает, что на вечерне после освящения хлебов читаются апостольские послания и книга Откровения. Однако в Служебниках и Часословах этих чтений нет. Многие века нет и практики апостольских чтений в конце вечерни[494].
Попытку ввести книгу Откровения в круг постоянных богослужебных чтений предпринял св. Филарет Московский в пору своей молодости. В 1814 году, при составлении Рождественского молебна о «победе над галлами» (в честь победы над Наполеоном) свт. Филарет (тогда архимандрит и ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии) предложил в качестве паремийного чтения на молебне использовать текст Апок.19, 11-16. Но Синод занял консервативную позицию, не позволил сиюминутно-политически толковать Апокалипсис и не утвердил это его предложение[495].
Через полвека о ту же твердость церковной традиции сломалась судьба профессора Московской Духовной Академии архим. Феодора (Бухарева). Детищем своей жизни он считал свое толкование на Апокалипсис. Его труд искренен и благочестив… Но, по верному слову прот. Георгия Флоровского, «в его роковой книге „Исследование Апокалипсиса“ у о. Феодора совсем не было чувства исторической перспективы, он не чувствовал исторического ритма и инерции, все сроки для него слишком сокращались… И к его книге можно применить слова Филарета, сказанные по другому случаю о другом опыте Апокалипсических настроений: „некоторые неясные явления апокалипсические принужденно совлекает на землю и Божественное превращает в политическое“»[496].
Бухарев и в самом деле слишком жестко истолковывал и текст Откровения, и события европейской политической истории – чтобы ощутить себя, живущего в 1860-м году, современником ключевых апокалиптических свершений. От эпохи Реформации он начал отсчитывать «три с половиной года» (превратив их в три с половиной столетия) власти зверя (каковым в его глазах оказался дух атеистического вольнодумства и просвещения) и так пришел к выводу, что «Еще около столетия остается этому зверю с его лжепророком и провозвестником – не Христу служащей литературой – губительно вредить умы и души»[497].
Эта прямолинейность не вызвал сочувствия в церковной цензуре и в Синоде. Но о. Феодор был слишком «пророчески» настроен. Тут сказалась дурная духовная наследственность: его духовником был юродивый священник Петр Томаницкий, в 1855 году предсказавший, что через 9 лет православный царь будет венчан в Софии Константнинопольской…[498] И когда Синод не благословил издания «Исследования», о. Феодор снял с себя и священный сан и монашество…
Очевидно, такого рода (хотя и менее громких) крушений в истории Церкви было немало. И оттого Апокалипсис так и не был внесен в храм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101