Он отскочил в сторону.Но споткнулся о камень, отлетевший от колонны. Потерял равновесие. Упал. И увидел над собой гигантское раздвоенное копыто, грозящее раздавить.Варвар едва успел откатиться в сторону. Копыто ударило в землю в том самом месте, где только что была его голова.А разъяренный демон не унимался. Любой ценой готов он был сокрушить того, кто причинил ему такую боль. Мельком северянин заметил, что из раны у Оленя на бедре сочится густая зеленая сукровица.Еще удар, и еще. С каждым разом уворачиваться становилось все труднее.Цернуннос нагнулся и ударил его рогами.Огромные острия прошли в каком-нибудь сенме от тела Конана. Со стороны казалось, будто на воина рухнул огромный белый куст. Ловко вывернувшись из-под чудовищного сплетения рогов, варвар отпрыгнул в сторону. Теперь он знал, что делать.Бросив взгляд налево, он заметил огромную деревянную дверь, что вела в центральный неф. Ее красно-коричневая поверхность была покрыта искусной резьбой в виде солнечных лучей.Конан сделал обманный жест, и пока Цернуннос поводил огромной головой, – ринулся к двери.Только бы успеть! Он встал, сжав в руках меч, словно приготовившись к бою.Зверобог захрапел, взрыл мрамор огромным копытом, и нанес стремительный удар рогами туда, где стоял варвар.В последний миг Конан метнулся в сторону. Огромные рога слегка задели его, распоров кожу, с хрустом вошли в мягкое дерево двери и крепко завязли в нем.Плененный Цернуннос заревел, стараясь разбить дверь в щепы ударами копыт.Всего несколько мгновений, сказал себе Конан. У тебя, приятель, есть всего несколько мгновений. И их становится все меньше.Еще одно золотое копье валялось неподалеку от чудовищных копыт. Надо изловчиться схватить его и не подставить себя под удар.Разгадав намерения своего врага, Цернуннос взмахнул огромными мускулистыми лапищами. Киммериец в отчаянии попытался выставить меч – но клинок разбился, едва коснувшись чудовища, и руки его до самых плеч пронзила острая боль.Теперь он был безоружен.Стиснув зубы, киммериец продолжал свой танец смерти. Трижды уходил он из-под удара, но каждый раз зазор между жизнью и смертью становился все уже. В последний раз рог Зверобога зацепил его в прыжке, и бедро, задетое острым копытом, вспухло мгновенно, и штанина набухла от проступившей крови.Конан попробовал ступить на раненую ногу, и едва удержался от крика.Боль сковала его движения. Теперь он погиб! Через мгновение Лесной Демон разнесет дверь, и тогда – конец!Внезапно истошный крик донесся до киммерийца сзади:– Конан! Держи!Он обернулся. Один из боссонцев, выступив из укрытия, швырял ему копье третьего стражника. Золотое копье.Цернуннос также заметил это. С трубным ревом он вывернул дверь из петель, что есть силы ударил ею по оставшейся колонне. Деревянная рама треснула посредине и грохнулась чудовищу под ноги. Но Бог-Олень ринулся вперед, намереваясь разделаться с противником, прежде чем смертоносное оружие окажется у него в руках. Превозмогая боль, киммериец увернулся от нового удара рогов Бога-Оленя – и одновременно, вытянув руку, поймал на лету брошенное ловкой рукой копье.В тот же миг он развернулся к Цернунносу. Голова того еще была опущена: демон опустился почти на четвереньки, когда бил противника рогами. Звериный лик его оказался совсем рядом.Превозмогая отвращение и боль в раненой ноге, киммериец со звериной грацией нырнул вниз, уклоняясь от торчащих рогов. Осознав опасность, демон пытался отпрянуть…Но золотой наконечник копья впился ему прямо в глаз.Лик Бога-Оленя исказился. Он поднял руки, стараясь выдернуть копье – но Конан, не выпуская древка из рук, налег сильнее, проталкивая оружие все глубже и глубже, пока не пронзил самый мозг чудовища.На несколько бесконечных мгновений оба противника застыли.А затем лесной великан рухнул на мраморные ступени храма, увлекая за собой последнюю из оставшихся колонн.С чудовищным грохотом покосилась и обрушилась крыша святилища. Конан и двое боссонцев чудом успели выскочить из-под обломков. Но жрецы Митры остались погребены навеки, вместе с телом поверженного божества.Пошатываясь, киммериец оперся о плечо лучника. Медленно они двинулись вниз по ступеням. И поравнялись с Нумедидесом, без чувств рухнувшим оземь, в тот самый миг, когда копье Конана поразило свою цель.– Возьмите принца! – велел ратникам киммериец. – Отнесите его во дворец. Носилки можете соорудить из плащей…– А как же вы, капитан? Конан пожал плечами.– Доберусь как-нибудь. Встретимся во дворце. – С отвращением он проследил, как укладывают на самодельные носилки жирного уродливого принца и, сплюнув себе под ноги, отвернулся.Он наконец принял решение.…В Лурде киммериец прямым ходом направился к казармам, надеясь застать там местного лекаря. Пусть подлатает ему бедро и еще пару царапин, которые остались у варвара в память о схватке с лесным чудищем – а то нелегко придется раненому в дороге! Однако планам этим не суждено было осуществиться.На полпути к казармам Конану навстречу устремился, тряся бороденкой, один из советников Нумедидеса. Встав у северянина на дороге, он повелительным жестом вскинул руки.– Стой, варвар, ты должен пойти со мной!Тот смерил тщедушного советника презрительным взглядом. Обижать старика не хотелось, но он слишком устал, чтобы покорно сносить дерзости.Могучая длань отодвинула старикашку в сторону.– Поди прочь, приятель. Я не в том настроении, чтобы вести светские беседы.Тот закудахтал рассерженно.– Принц Нумедидес желает видеть тебя, варвар! Немедленно!– В таком случае, – отчеканил Конан, – можешь передать ему, что больше он не увидит меня никогда. Моя служба на этом закончилась.Наемник презрительно отвернулся. Он не желал больше иметь дела с бесноватым властителем, не вызывавшим у северянина ничего, кроме омерзения и гадливости. Пусть подавится своим золотом, в конце концов! Аквилония не последнее место, где нужны добрые клинки. Но в других державах к солдатам удачи хотя бы относятся с должным уважением, а не пытаются помыкать ими, как мальчиками на побегушках!Все это, не стесняясь в выражениях, он высказал советнику. Тот побледнел, предвкушая, должно быть, грядущее объяснение с Нумедидесом.– Но как же так… – залепетал он, вцепившись Конану в рукав, тщетно пытаясь задержать дюжего наемника. – Принц нанял вас!..– А теперь пусть наймет кого-нибудь другого! Конан был непреклонен. Аквилония – славная страна, но такому правителю служить его больше не заставит и сам Кром.– У него теперь есть Черные Драконы. Месьор Альвий с радостью возьмется за любое поручение Его Высочества…Болезненная гримаса исказила лицо советника. Он огляделся по сторонам в тревоге – но никто и не думал подслушивать их разговор. Наемники из отряда Конана были неподалеку, точили мечи, кидали кости или просто болтали, но хотя порой и бросали заинтересованные взоры на капитана, недоумевая, что понадобилось от него советнику принца, однако находились слишком далеко, чтобы подслушать их. И старик трагически зашептал:– В этом все дело, варвар. Месьор Альвий бежал из столицы – и большинство Драконов с ним.Потроха Нергала! А он-то гадал, куда подевались эти ублюдки, пока он со своими парнями бился с Цернунносом… Подлые трусы! Предатели! Конан нахмурился.– Та-ак, – многообещающе протянул он. – И куда же направились эти доблестные воины? Что-то не верится, чтобы попросту разошлись по домам…Советник удрученно кивнул.– Ты верно понял, киммериец, – отозвался он со вздохом. – Его Высочество услыхал известия, когда вернулся во дворец, и с ним опять случился приступ… – Конан не смог сдержать усмешки. – Фельон Тауранский, бастард короля Вилера, объявил себя законным наследником престола. Он поднял мятеж. Несколько провинций уже присоединились к нему.Варвар присвистнул. Похоже, в Аквилонии назревала гражданская война!Сперва это не поколебало его решимости. Его дорога вела в другую сторону от Аквилонии – и точка.Но тут же вспомнил. Где восстание – там, наверняка, встретятся и старые знакомцы, Валерий Шамарский и немедийский барон Амальрик. Не может быть, чтобы эти стервятники не слетелись на запах крови!А с этими двумя у Конана были свои счеты.– Ладно, – повернулся он к советнику, с нетерпением ожидавшему, какое решение примет варвар. – Мы выступим, когда принц отдаст приказ.Нетерпение внезапно овладело кимерийцем. Дорога звала его. И в зове этом слышался стук копыт и пение клинков.Аой. ВРЕМЯ ВЫБОРА Амальрик Торский выздоравливал. Всякий, кому, как Ринальдо, довелось бы увидеть его еще день назад, заглянуть в безумные, подернутые белесой пленкой глаза, коснуться посеревшей, липкой от пота кожи, услышать натужное, прерывистое дыхание, воззвал бы сегодня к Митре, благословляя Солнцеликого за свершившееся чудо. Ибо ничем иным как чудом это и назвать было нельзя. Не было у аквилонских лекарей-коновалов снадобий, а у монахов и жрецов – таких молитв, чтобы возможно было вернуть к жизни человека, перешагнувшего в своей агонии за черту, где не осветит уже путь надежда, и дыхание жизни не коснется идущего.И все же исцеление свершилось.Немедиец лежал спокойно, дышал ровно и глубоко, как дышит нормальный, здоровый человек во сне, когда его, к тому же, не мучают ни ночные кошмары, ни даже угрызения совести. Кожа порозовела, и лишь виски чуть блестели испариной. И менестрель уже не сомневался, что проснется он совершенно здоровым.Дорога до Амилии вспоминалась ему сущим кошмаром. Барон держался, не подавая признаков усталости, пока они не выбрались из Тарантии – но затем силы оставили его.Рана, нанесенная ему киммерийцем, оказалась неопасной, и Амальрик стойко превозмогал боль, но усталость сломила его. Ближе к полудню они устроили привал у какой-то речушки, и немедиец заснул мгновенно, как подкошенный рухнув на землю, а проснулся весь в жару, снедаемый лихорадкой.Ринальдо не знал, что и делать. Бросить барона и искать помощи казалось немыслимым. Он был уверен, что, вернувшись, не застанет немедийца в живых. Но и помочь ему он был бессилен.Между тем, состояние раненого стремительно ухудшалось. Он метался и кричал в бреду, то порывался вскочить и бежать куда-то, то пытался наброситься на менестреля – один Митра ведает, откуда брались у него силы. Один раз ему удалось схватить Ринальдо, и он едва не задушил его… Следы на шее до сих пор болели. И поэт содрогался невольно, вспоминая это безумное лицо и горящие бешенством глаза.Совладать с бароном было невозможно. Приступы наделяли его нечеловеческой мощью… Счастье еще, что продолжались они недолго. И затем барон валился, обессиленный, и вновь засыпал – пока лихорадка не принималась за него вновь.Это продолжалось до самых сумерек, и вконец отчаявшийся Ринальдо уже не знал, к каким богам взывать, чтобы кошмар этот наконец закончился.Не раз мелькала у него мысль попросту бросить умирающего, раз уж помочь он ему бессилен, и не милосердие, но малодушие удерживали его. Барон мог еще поправиться, и тогда у менестреля не будет защиты надежнее, ведь посланник, по крайней мере, у себя на родине, слыл человеком Могущественным. Остаться же сейчас одному, без покровителя, без средств к существованию, казалось поэту страшнее смерти.И потому, уповая на чудо, он оставался с бароном.Вот только проку от него было немного. Он ничего не смыслил в медицине, никогда не выхаживал раненых, да и вообще, предпочитал не иметь дела с больными, опасаясь заразы. И потому все, на что он был способен, это удерживать Амальрика, когда очередной приступ одолевал его, чтобы тот не сотворил с собой худого, да смачивать в речной воде и укладывать на пылающий лоб холодную тряпицу, когда у раненого начинался жар.Немудрено, что время до вечера показалось ему бесконечным.Но когда солнечный диск коснулся чернеющего вдали гребня леса, барон внезапно открыл глаза.– Пить… – прошептали потрескавшиеся губы. Ринальдо торопливо подал ему флягу. Немедиец с жадностью припал к сосуду, и вода заструилась у него по подбородку.Напившись, он откинулся на траву.– Где мы? – спросил он слабо. – В Амилии? Где Марна?Ринальдо мог лишь развести руками.– Мне не ведомо, кто эта женщина, о которой говорит месьор, – отозвался он. – И мы еще не доехали до Амилии. Вы были не в силах продолжать путь.Амальрик прикрыл глаза. Ринальдо думал, что он вновь заснул, но неожиданно барон, застонав, сделал попытку приподняться на локтях.– Помоги мне, – прохрипел он. – Нужно осмотреть рану…Для Ринальдо настало самое страшное.Он не выносил вида крови. Всегда. С самого детства. Но выдать свой страх перед немедийцем не позволяла гордость.Неуклюже он попытался задрать рубашку, но ткань, пропитанная кровью, намертво присохла к ране. Сбегав за водой, менестрель трясущимися руками смочил ее и, как велел ему барон, рванул рубаху что было сил, ухватившись за край. Зажмурившись, чтобы не видеть того, что творят его руки.Вид раны был ужасен. Края ее были пунцовыми, воспаленными, кровь принялась идти с новой силой.Побледневший Амальрик долгое время молчал, и хотя лицо его не выражало ничего, менестрель был уверен, что он боится. У него и самого все тряслось внутри. Теперь он не сомневался, что немедиец умрет.Внезапно барон произнес уверенно, точно речь шла о чем-то совершенно естественном.– Рану придется прижечь. Справишься?Не сознавая, что делает, Ринальдо судорожно затряс головой. Амальрик криво усмехнулся.– Ничего. Разведи костер.С перепугу менестрелю никак не удавалось высечь искру – но вот крохотный желтый огонек заполыхал в ночи.Ринальдо видел все, как во сне.Вот немедиец, кряхтя и морщась от боли, приподнялся на локте. Достал из ножен кинжал. Сунул его в костер. Лезвие накалилось докрасна. Амальрик взял кинжал за рукоять, несколько Мгновений смотрел на него – и внезапным, резким движением поднес клинок к бедру. Раздалось шипение, запах горелой плоти, и Ринальдо отвернулся.Его тошнило.Обернувшись, он увидел, что Амальрик лежит, раскинувшись на траве. Лицо его оставалось каменно-спокойным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67