По ссылке магазин Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда ты спрашивал, я по рассеянности ответила, что никто из наших никуда не выезжал. Но один человек был в отъезде именно в эти дни. Правда, он не из нашей деревни, но здесь у него очень тесные связи.
– Кто это, сестра? Кто он?
– Господин Эйсэн из храма Мароодзи.
Я буквально окаменел. Уставившись на Харуё, я дрожащим голосом переспросил:
– Это точно?
– Точно. Ошибки быть не может. Помнишь, что он говорил тебе? Я ужасно разозлилась, набросилась на него. И вот тогда-то я и вспомнила, что в начале прошлого месяца он куда-то уезжал, в храме, во всяком случае, его дней пять-шесть не было.
Эта новость потрясла меня. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди, зубы от волнения стучали.
– Харуё, дорогая, скажи, а что за человек этот Эйсэн? Он имеет какое-нибудь отношение к нашему дому?
– Да что ты! Конечно нет. Сразу после окончания войны он попал в храм Мароодзи, а до того где-то в Маньчжурии занимался миссионерской деятельностью. У него сложились хорошие отношения с настоятелем Чёэем, и когда тот болеет, Эйсэн замещает его. А что он за человек, я понятия не имею.
Если в Кобэ на самом деле был Эйсэн, возникает множество вопросов. Что он там делал? Зачем приезжал? Почему проявлял ко мне повышенный интерес?
– Сестра! Может быть, Эйсэн что-то знает об отравлении Кодзэна? Это можно заключить и из его сегодняшних ужасных речей…
– Наверняка знает. Хотя ему вообще не следовало бы произносить вслух такие вещи. Потом Эйсэн объяснял, что потерял голову от кошмара, свидетелем которого оказался. Ну, допустим, потерял голову. Но и при этом человек произнесет вслух только то, что у него в душе. Ты помнишь, что он орал, Тацуя-кун?
Могли я это забыть? От его криков я трясся как в лихорадке и временно потерял дар речи.
– А эти его вопли не натолкнули тебя ни на какие идеи? – продолжала Харуё.
– Нет, никаких идей у меня не появилось, – ответил я.
И снова тоска и страх при мысли о моем безнадежном положении заставили меня поникнуть головой.
В это время в дверях показалась Осима:
– Тацуя-сама… Бабушки хотят вас видеть.,.
– Скажите, что я тоже сейчас приду. – Харуё двинулась было к выходу, но Осима остановила ее:
– Нет, госпожа может остаться тут, просят только наследника Тацуя-сама.
Мы с Харуё обменялись недоуменными взглядами.

Чай с ядом

За неделю, что я провел в этом доме, я ни разу не оставался наедине с бабками, всегда Харуё или кто-нибудь еще присутствовали при наших встречах. Поэтому сейчас я несказанно удивился: день был тяжелейший, время более чем позднее, видеть желают меня одного, без Харуё… Все это показалось мне странным и подозрительным, но поводов уклониться от приглашения у меня не нашлось.
Я поднялся и в сопровождении Осимы пошел к бабушкам. Харуё проводила меня беспокойным взглядом.
Бабушки занимали в огромном доме две самые дальние комнатки в конце длиннющего коридора. Одна из них служила спальней, постели Коумэ-сама и Котакэ-сама расстилали рядышком.
Осима привела меня в комнату, где обе старухи мирно пили чай. Несмотря на поздний час, спать они, похоже, и не собирались. Я до сих пор не научился различать, которая из них Коумэ, а которая Котакэ.
Встретили меня улыбками:
– О, Тацуя! Спасибо, что зашел. Проходи, садись! А ты, Осима, свободна, можешь идти отдыхать, – разом заговорили старушки.
Я сел на указанное мне место, а Осима, вежливо поклонившись, вышла из комнаты.
– Бабушки, у вас ко мне какое-то дело? – спросил я, переводя взгляд с одной на другую. («Ну до чего же они напоминают мартышек!»)
Ответом мне был старческий смех:
– Хо-хо-хо! Никаких дел, отдохни спокойно в собственном доме! Правильно я говорю, Котакэ-сан?
– Конечно, Коумэ-сан совершенно права. После смерти Куя ты – законный наследник. И должен держать себя соответственно.
Видимо, с возрастом чувства у людей притупляются. Во всяком случае, эти старушки вели себя, словно никакой трагедии сегодня не произошло. Мне стало не по себе.
– Чем могу быть полезен вам? – настаивал я.
– Абсолютно ничем! Ты наверняка устал сегодня, и нам захотелось просто угостить тебя чаем.
– Да! После всех этих событий как не утомиться! А чай у нас прекрасный. Выпей чашечку! Коумэ-сан, приготовь, будь добра.
– Да-да. Сию минуту. – Привычными движениями Коумэ заварила чай и поставила его передо мной.
Пытаясь понять, что у них на уме, я переводил взгляд с одной старухи на другую. Не скрою, мне чудилось что-то неладное.
– Что с тобой? Почему ты не пьешь? Коумэ специально заваривала. Ты должен выпить хотя бы из уважения к ней.
Отказаться было невозможно, и я сделал глоток. Странный вкус, и такое ощущение, будто в язык вонзилось жало… От испуга сердце у меня бешено заколотилось, а взглянув на бабушек, я заметил, как они многозначительно перемигнулись.
Меня словно током пронизало. Я покрылся липким потом.
Неужели?! Неужели маньячки-отравительницы – эти старухи?!
– Ты что, Тацуя? Что ты так странно смотришь на нас? Ну давай же, пей.
– Да-да…
– Хо-хо-хо!.. Чудак!.. Чего ты испугался? Нет в чае никакого яда. Ну давай, выпей залпом!
Неужто эти ведьмы так откровенны? С каким нескрываемым интересом наблюдают они за моими руками, держащими чашку! Хотя одновременно в их лицах угадывается и тревога.
В глазах у меня потемнело, руки сильно дрожали.
– Ну, что ты? Давай допивай скорее чай и иди спать, уже очень поздно.
– Да, день сегодня был тяжелый, долгий, естественно, ты очень устал. Пей чай, забудь обо всем – и спать. Нет ничего лучше сна.
Я был, что называется, приперт к стене. Выплюнуть бы, ни секунды не медля, горький чай, наполняющий мой рот. Выплюнуть бы, а толку-то? Я ведь уже частично его проглотил. А, будь что будет! С мужеством отчаявшегося человека я залпом допил чай, дрожа при этом как осиновый лист.
– Выпил! Весь чай выпил!
– Ну и хорошо! Умница! Хо-хо-хо!.. – Старухи радовались, как маленькие девочки.
Если б я мог понять, что происходит в моем организме!
Наверное, через мгновение я почувствую сильные боли в животе, зараженная кровь дойдет до сердца…
Собрав последние силы, я уперся одной рукой в пол, низко поклонился, поднялся и ушел.
В коридоре меня поджидала встревоженная Харуё:
– Чего они хотели от тебя, Тацуя-кун?
– Ничего. Просто чаем угостили.
– Чаем? – Харуё нахмурилась. – Ой, Тацуя-кун, что случилось? Ты ужасно бледен и весь в поту…
– Ничего страшного. Просто устал немного. Высплюсь и приду в норму. Спокойной ночи, сестрица.
Она протянула руку, предлагая мне опереться на нее, но от помощи я отказался и, пошатываясь, направился к себе.
Осима уже приготовила постель. Меня шатало, как после крепкого алкоголя. Я с трудом разделся, выключил свет и нырнул под одеяло.
В детстве я смотрел спектакль «Защитники замка». Один из персонажей, Масакиё Сато, зная, что предложенное ему саке отравлено, вынужден был, в силу обстоятельств, выпить его. Три года ему пришлось провести в заточении в главной башне замка, тело его с каждым часом усыхало, свет жизни слабел, пока совсем не угас… Мне вспомнился этот спектакль и испытанные мною в далекие детские годы ужас и сострадание.
Нынешней ночью этим персонажем был я. Терзаемый отчаянием и ощущением собственной беспомощности и одновременно напряженный, как струна, я изо всех сил пытался уловить изменения, происходящие внутри моего организма. Я лежал с закрытыми глазами в полной темноте, а в воспаленном мозгу дичайшие кровавые фантасмагории сменяли одна другую.
Однако никаких подозрительных симптомов я не ощущал, а точнее говоря, просто не успел ничего ощутить: мои измотанные нервы потребовали незамедлительного отдыха, и я сам не заметил, как заснул.
Не знаю, который шел час, когда нечто совершенно невероятное заставило меня открыть глаза.

Невероятное происшествие

С детства я обладаю одной особенностью, точнее было бы даже назвать ее «болезнью» или «синдромом».
В периоды сильного переутомления – например, во время подготовки к экзаменам – или в моменты нервного напряжения я внезапно просыпаюсь по ночам. Но просыпаюсь не полностью: бодрствует – и то наполовину – только сознание, в то время как тело продолжает спать.
Тому, кто не имеет подобного опыта, не понять, насколько мучительно описываемое состояние и какая при этом одолевает беспомощность. Что я имею в виду, говоря о наполовину бодрствующем сознании? Пусть довольно смутно, но я сознаю, что меня окружает, что происходит рядом. Но при этом я будто парализован; не только руки-ноги, даже язык не слушается меня.
Когда я внезапно проснулся в эту ночь, состояние у меня было именно такое.
Мне показалось, что в комнате происходит нечто странное. Я кожей чувствовал чье-то присутствие, колебания воздуха, сдерживаемое дыхание.
Еще сквозь сомкнутые веки я ощутил, что в комнату проникает неяркий свет, – и это при том, что, ложась спать, я свет выключил и засыпал в полной темноте.
Невыразимый ужас сковал меня, я покрылся испариной. Хотелось кричать, но язык окаменел. Пытался приподняться, пошевелить руками и ногами, но остался недвижим, будто был пригвожден к постели. Может, удастся хотя бы раскрыть глаза? Нет, веки словно намертво склеены, разодрать невозможно. Наверное, со стороны могло показаться, что я мертв или, по крайней мере, при смерти.
Некто, находившийся в комнате, видимо, успокоенный моей неподвижностью, опустившись на колени, начал медленно приближаться к изголовью, затем стал внимательно всматриваться в меня. Я не видел взгляда, я чувствовал его.
Какое-то время неизвестный неподвижно сидел у моего изголовья, стараясь не дышать и пытливо наблюдая за мной, но вскоре задышал громко и прерывисто, так что я отчетливо чувствовал горячее дыхание. И тут вдруг какая-то капля упала на щеку.
Слеза?!
Я невольно проглотил слюну и судорожно вздохнул. Человек, испугавшись, отпрянул от меня, но не удалился, а продолжал наблюдение. Потом, по-прежнему на коленях, снова придвинулся было ко мне, но вдруг отшатнулся, застыл в неподвижности, тяжело дыша, и через несколько мгновений поднялся.
Сдерживавшие меня оковы будто немного ослабли, веки наконец разлепились, и… меня словно ударило током.
Перед той самой загадочной ширмой я увидел человека. Он стоял спиной ко мне, так что разглядеть его я не мог, но мне показалось, что это – один из изображенных на ширме стариков.
Мне тут же вспомнился рассказ Харуё о том, что подобную картину довелось наблюдать пьянчужке по имени Хэйкити. Чтобы лучше рассмотреть эту вышедшую из ширмы фигуру, я напряг глаза, но в этот момент неяркий свет пропал, комната снова погрузилась в полную темноту, а фигуру, казалось, поглотила ширма.
Изо всех сил я боролся со своей слабостью. Я дышал как можно глубже, в надежде, что это поможет мне подняться. И постепенно это удавалось, хотя сесть я все еще не мог.
Неожиданно я услышал шаги за дверью. Кто-то приближался к моей комнате. Я снова затаил дыхание.
Да, кто-то торопливо идет по коридору. Торопливо, но по-кошачьи мягко. Вот уже слышен шорох одежды. Нет, шли не сюда. Кто-то раскрыл сёд-зи Сёдзи – окно-перегородка.

в дальней комнате и вышел на веранду. Вот он остановился с той стороны окна, прямо напротив меня.
Я закрыл глаза и замер. Сердце выпрыгивало из груди, лоб покрылся испариной.
Секунда, вторая…
Сёдзи, разделявшие комнату и веранду, открылись, кто-то проник в комнату. Чуть приподняв веки, я разглядел не одну, а две фигуры и обомлел: в комнату вошли Коумэ и Котакэ. Одна из них держала в руках старинный фонарь.
Старухи были в черном, на запястьях четки из хрусталя. И к моему удивлению, обе опирались на трости.
Стараясь двигаться бесшумно, они подошли к изголовью, держа перед собой фонарь, присели на корточки и стали внимательно всматриваться в меня. Я конечно лее сразу закрыл глаза.
– Ишь, как крепко спит, – сказала одна.
– Средство, значит, эффективное. Хо-хо-хо!.. – басом расхохоталась другая.
– Котакэ-сан, погляди, вспотел как!
– Не иначе переутомился. Слышишь, дышит тяжело.
– Даже жалко его. В какие только переплеты не попадал…
– Думаю, порции, что мы всыпали, вполне достаточно. Вряд ли он скоро проснется.
– Да уж! Послушай, сегодня полнолуние. Пора молиться.
– Да, пора.
Коумэ и Котакэ с фонарем в руках вышли из комнаты на веранду, я услышал щелчок: они закрыли сёдзи снаружи.
К этому моменту способность двигаться вернулась ко мне, я вскочил с постели.
Что это было? Приснилось?
Нет, то был не сон. Я же слышу шаркающие шаги по веранде, окружающей дом, вот старухи идут в уборную, сёдзи отражают свет фонаря и их движущиеся фигурки…
За комнатой, которую мне отвели, находилась кладовая с деревянным полом, набитая всяким хламом: корзины со старой одеждой, сундук с разнообразной утварью, даже никому не нужные доспехи и бамбуковый паланкин покойного хозяина. Коумэ и Котакэ, похоже, направились именно туда. Зачем?
Я упоминал уже о том, что сбоку от моей постели висели на стене две маски – безобразный лик женщины, персонажа театра Но, и какое-то мифическое существо с красной шерстью. Я заметил, что, когда старухи вошли в кладовую, глаза женской маски засветились, словно позади стояла горящая свеча и пламя ее мерцало, то разгораясь, то почти угасая. Я с недоумением глядел на глаза маски, но быстро догадался, почему они светятся: за маской в стене было отверстие, через которое и проникал свет фонаря, принесенного в кладовую бабками-близнецами.
Кое-что прояснилось, но сердце по-прежнему отчаянно колотилось. Я встал с постели и осторожно подошел к токономе, но тут в кладовой что-то упало, и глаза маски сразу же перестали мерцать – значит, погас фонарь.
Меня пробрала нервная дрожь.
Я попытался проанализировать происходящее. Прежде всего, я пришел к выводу, что Коумэ и Котакэ добавили в чай не яд, а снотворное. И сделали они это для того, чтобы я не увидел, как они направляются в эту таинственную кладовую. Но что им понадобилось там поздней ночью?
Я осторожно включил свет, бесшумно выскользнул из комнаты и проник в кладовую;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35


А-П

П-Я