Ланти держал его под уздцы, а я пошел навстречу противнику, "готовый победить", как говорят про боксеров.
Камбасерес считался лучшим стрелком во французской армии, однако я, признаться, недурно бью бекаса, и я с одного взгляда определил, что человек - цель покрупнее птицы и мне поэтому при желании не составит труда перебить ему крылышко. Мы сразу оба выпалили по знаку Нея; что-то вжикнуло у моего левого уха, и, поднеся к щеке руку, я обнаружил, что у меня снесло чуть не всю левую бакенбарду. В это же самое время противник мой, выкрикнув ужасное проклятье, зашатался и рухнул на землю.
- Mon Dieu, il est mort! Боже мой, он мертв! (франц.). - воскликнул Ней.
- Pas du tout, - возразил Богарнэ. - Ecoute, il jure toujours Вовсе нет. Слышишь? Он чертыхается (франц.)..
И действительно, предполагаемый мертвец лежал на земле и бранился самым ужасным образом. Мы подошли. Лицо его было залито кровью, он ничего не видел - моя пуля пробила ему переносицу. Он потом поправился. Но с того времени во французской армии за ним осталось прозвище князь де Гнилоноссо. Врач занялся незадачливым воякой, мы же поскакали туда, где начинался смотр и где Ней и Богарнэ должны были занять места во главе своих армий, - и где, кстати сказать, Камбасерес, как говорится, блистал своим отсутствием.
Предполагалось, что армия Камбасереса, состоявшая из шести батальонов и двадцати девяти эскадронов, проделает так называемый маневр "рикошет", при поддержке артиллерии и имея сообщения по земляным ходам с легкой пехотой, как всегда, образующей центр позиции. Именно этим прославленным маневром при Арколе, Монтенотте, Фридланде, а впоследствии и при Мазагране были разбиты в славных кровопролитиях Суворов, принц Карл и генерал Кастаньос. Однако маневр этот, как поймет без объяснений всякий военный человек, требует величайшей точности исполнения, грозя в противном случае ввергнуть всю армию в полнейший хаос.
- Где герцог Иллирийский? - вопросил Наполеон.
- Во главе своих войск, без сомнения, - ответил Мюрат, а Евгений при этих словах многозначительно посмотрел на меня и потер пальцами переносицу, и от смеха я едва не вывалился из седла. Наполеон сурово посмотрел на меня, но в этот самый миг войска пришли в движение и начался знаменитый маневр, и внимание его величества оказалось отвлечено от моей бестактности. Драгуны Мийо, сверкая на солнце кирасами, под звуки марша "Да здравствует Генрих Четвертый!" - двинулись в самом безупречном порядке с левого фланга против своего же собственного центра, между тем как карабинеры Фуа и гвардейцы-гренадеры под командованием Друэ д'Эрлона на правом фланге проделывали "карамболаду", являя высоты военного искусства, доступные лишь этим славным ветеранам. В то же время стрелки Молодой гвардии, маршируя по двое, а не по трое, стали теснить Баварских улан (весьма скверно дисциплинированных, кстати сказать, и уже изярдно потрепанных), затем, отступя в беспорядке, попали в расположение артиллерии и центра, - и вот уже тридцать тысяч человек повергнуты в величайшую сумятицу и неразбериху.
- Сбились с панталыку, ха-ха-ха! - покатился Ланти Кланси. - Вот бы посмотрели они на наш доблестный Раздесятый, а, капитан, душа моя?
- Молчи, приятель! - воскликнул я.
Никогда я еще не видел, чтобы человеческое лицо так красноречиво выражало игру страстей, как в эту минуту иссиня-бледное, искаженное яростью лицо Наполеона. Он сорвал эполеты с генерала Мийо и швырнул их в лицо генералу Фуа. Обведя всех диким демоническим взором, он хрипло потребовал герцога Иллирийского.
- Сир, он ранен, - ответил генерал Фуа, утерев слезу, навернувшуюся на подбитый императором глаз. - Час назад его ранил на дуэли молодой пленный англичанин мсье де Фогарти.
- Ранен? Маршал Франции ранен на дуэли? Подать сюда этого англичанина! Поставить перед взводом гренадеров и...
- Сир! - ввернул было Евгений.
- ...и пусть его расстреляют!!! - сатанински визжал император, замахнувшись на меня биноклем. Это было уже слишком.
- А ну-тка! - воскликнул я и, дернув поводья, поскакал прямо на императора.
В тот же миг вся французская армия хором вскрикнула от ужаса, и по меньшей мере сорок тысяч дул оказались наведены мне в грудь. Но мушкеты были не заряжены, а в жерла пушек загнаны одни пыжи, и только это обстоятельство, я полагаю, спасло жизнь Фила Фогарти во время грозного залпа.
Зная норов моего коня, я поднял его в карьер, и Бугабу взмыл вверх, точно пушечное ядро. Император в тот день был на белом берберийце, и он успел стать белее своей лошади, пока я перескакивал прямо через его голову, даже не задев кокарды.
- Браво! - воскликнул Мюрат, который не мог не одобрить хороший прыжок.
- Подсечь ему поджилки! - рявкнул Сийес, некогда аббат, но в то время уже свирепый кирасир огромного роста, и замахнулся на меня палашом.
Но плохо он знал, что такое ирландец верхом на ирландском скакуне. Бугабу перенесся через Сийеса, на лету ударом заднего левого копыта выбив это чудовище из седла, и во весь опор помчал меня прочь, а в погоню за мной устремилась целая армия в один миллион семьдесят три тысячи восемьсот человек.
"Звезды и полосы"
Роман, принадлежащий перу автора "Последнего из Муллиганов"
"Следопыта" и пр.
I
Король французский прогуливался по террасе Версальского дворца; нежно повиснув на руке у его величества выступала прекраснейшая не только из королев, но также и из всех женщин; между тем как дети Франции предавались младенческому веселью в аллеях роскошного парка Ле-Нотр (с которого скопирован парк Нибло в нашем собственном стольном городе Нью-Йорке) и резвились, играя в чехарду со своим дядей графом Прованским; под сенью рощ бродили царедворцы в пестрых одеждах, блистая орденами, и нашептывали двусмысленности на ухо высокородным красавицам.
- Мари, любовь моя, - сказал властитель Франции, доставая часы из жилетного кармана, - время американскому послу предстать перед нами.
- Кому и знать время, как не вашему величеству, - лукаво отвечала с австрийским акцентом Мария-Антуанетта. - Разве царственный Людовик - не первый часовщик в своем королевстве?
Король с гордостью посмотрел на свои часы с репетицией и милостиво приложился к ручке той, кто сделала ему этот комплимент.
- Милорд епископ Отэнский, - обратился он к господину де Талейрану Перигору, который в качестве Первого камергера империи сопровождал королевскую чету. - Сделайте божескую милость, сбегайте поищите в саду и передайте его превосходительству доктору Франклину, что король ждет.
Епископ резвее юноши бросился со всех ног разыскивать посла Соединенных Штатов.
- Эти республиканцы, - вполголоса высокомерно заметил король, - сдается мне, все никудышные придворные.
- Нет, ваше величество, - отозвалась прелестная Антуанетта, придворные они, может, и никудышные, сир, зато мир не знал таких безупречных джентльменов. Среди вельмож Версаля не найдется ни одного, кто мог бы поспорить благородством осанки и обращения с американским посланцем и его телохранителем. Им свойственна вся утонченность Старого Света в сочетании с природной непринужденностью Нового. Обладая превосходными манерами, они в то же время отличаются подкупающей скромностью, не то что эти заносчивые английские аристократы, с которыми они находятся в состоянии войны. Рассказывают, что они даже говорят на этом общем их языке с таким изяществом, до которого надменным островитянам, их угнетателям, далеко, как до неба. Они независимы, но никогда не наглы; они изысканны, но всегда почтительны; и храбры, но совсем не хвастливы.
- Как, моя милочка? Такие кровожданые дикари, а? - со смехом воскликнул Людовик, приподнимая пальцем подбородок царственной Марии-Антуанетты. - Но вон идет доктор Франклин и с ним ваш друг касик.
И действительно, как раз когда монарх произносил эти слова, на террасе появился посол Соединенных Штатов, сопровождаемый великаном-воином в облачении жителей его родных лесов.
Сознавая свое достоинство как представителя суверенного государства (уже тогда никому не уступавшего в величии, меж тем как ныне оно всех превосходит и величием, и доблестью, и честью, и силой, и культурой), доктор Франклин кивнул королеве Франции, но не снял шляпы перед французским монархом и не перестал строгать прутик, который держал в руке.
- Я ждал вас, сэр, - недовольно проговорил король, и королева испуганно сдавила монарший локоть.
- Дела республики, сир, важнее, чем даже воля вашего величества, отвечал доктор Франклин. - Когда я был учеником и мальчиком на побегушках у печатника, не было парнишки в округе обязательнее бедного Бена Франклина. Но все обязательства отступают перед служением Соединенным Штатам Северной Америки. Я все сказал. Что вам от меня угодно, сир?
И бесстрашный республиканец направил на монарха спокойный, ровный взор, от которого потомку Людовика Святого сделалось не но себе.
- Я... мне было угодно попрощаться с Татуа перед его отъездом,промолвил Людовик XVI в некотором замешательстве. - Приблизьтесь, Татуа.
Великан-индеец подошел мерным шагом и остановился, не смутившись, лицом к лицу с верховным властителем племени французов; и снова тщедушный монарх дрогнул перед ужасной простотой, светившейся во взгляде жителя первобытных лесов.
Грозный вождь Кольценосых индейцев был в боевой раскраске, на макушке у него из скрученных в узел волос торчало павлинье перо - подарок красавицы принцессы де Ламбаль. Нос его, оттянутый тем самым украшением, каковое дало имя его свирепому племени, был небесно-голубого цвета, вокруг одного глаза было описано оранжевое колесо, вокруг другого - зеленое, а через благородное чело проходили черно-бело-малиновые извивы и, спускаясь на скулы, достигали затем подбородка. Подобным же образом была расписана и татуирована его могучая грудь, а жилистую шею и мускулистые руки обвивали бесчисленные ожерелья и браслеты из человеческих зубов, извлеченных (по одному только от каждого черепа) из челюстей тех, кто пал от удара его убийственного томагавка, висящего сейчас у него на поясе. Мокасины и суконное одеяло, переброшенное через плечо и живописными складками ниспадавшее к ногам, топорщились оторочкой из человеческих волос; там были черные, седые, каштановые пряди, золотые локоны красавиц, рыжие чубы шотландских солдат или нордических воинов, белоснежные космы столетних старцев, льняной пушок новорожденных младенцев - память бесчисленных военных побед грозного вождя. Опершись о гигантское ружье, могучий воин стоял лицом к лицу с королем.
- Стало быть, вы вот из этого карабрша застрелили Вульфа в пятьдесят седьмом? - спросил Людовик, разглядывая индейца и его оружие. "Затворчик-то, глянь-ко, нескладный, сдается мне, я мог бы его поправить", - мысленно добавил монарх.
- Вождь французского племени бледнолицых говорит верно, - отвечал Татуа. - Татуа еще мальчиком вступил на тропу войны рядом с Монкальмом.
- И первым же выстрелом уложил волка Вульфа! - воскликнул король.
- Англичане храбры, хоть лица у них белые, - сказал Татуа. - Татуа подстрелил бешеного волка англичан Вульфа, но другие волки загнали лис в норы.
На устах доктора Франклина, энергично строгавшего палочку, заиграла легкая усмешка.
- Я полагаю, ваше превосходительство, - обратился король к американскому посланнику, - что Татуа сослужил добрую службу не только под Квебеком, но и под Банкер-Хиллом, например, или на Брендивайн, а также на Йорк-Айленде? Но теперь, когда с вами Лафайет и мои храбрые французы, можете не беспокоиться, ваше превосходительство, война кончится очень скоро, да, да, просто в два счета. Они обучат вас военному делу и науке побеждать.
- Король французский Людовик, - ответствовал посланник, надвинув шляпу поглубже на лоб и уставив руки в боки, - и тому и другому мы уже научились от англичан, которых превосходим во всех отношениях, и я желал бы заверить ваше величество, что коли дело пошло на то, чтобы поколотить весь белый свет, то здесь мы не нуждаемся в уроках французов. Ежели ваши служивые пристали к генералу Вашингтону, то, видно, затем, чтобы самим понабраться от него ума и научиться бить англичан, потому что, провалиться мне, вы этого по сю пору не умеете.
- Угм! - произнес Татуа и брякнул оземь прикладом.
Робкий монарх вздрогнул и попятился. Взгляд прекрасной Антуанетты метнул огненные стрелы, но они пролетели над головой американского посла, не причинив вреда, подобно молниям, которые он умел усмирять.
Король порылся в кармане и вытащил крест ордена Бани.
- Ваше превосходительство не носит отличий, - проговорил монарх. - Но Татуа, который не гражданин Соединенных Штатов, а лишь их союзник, быть может, окажется благосклоннее. Благородный Татуа, назначаю тебя рыцарем моего славного ордена Бани. Носи на своей груди этот крест и вспоминай короля Франции, - с таковыми словами Людовик протянул помянутое украшение вождю индейцев.
До сих пор лицо вождя было бесстрастно: ни удовольствие, ни гнев не отражались в его суровых раскрашенных чертах. Но с последними словами Людовика взгляд Татуа исполнился невыразимого презрения. Наклонив голову, он взял побрякушку двумя пальцами.
- Я отдам это какой-нибудь из моих скво, - сказал он. - Детишки в моем вигваме станут играть этим. Пошли, Медицина, Татуа хочет пить огненную воду.
И взвалив на плечо карабин, он безо всяких церемоний повернулся спиной к монарху и его свите и зашагал прочь по аллее парка.
Покончив свои дела с предводителем французов, Франклин нашел индейского вождя по хорошо знакомому звуку выстрела его карабина. Великан беззвучно смеялся, очень довольный: он только что для забавы отстрелил кокарду с треуголки капитана швейцарских гвардейцев.
Три дня спустя, когда красавец фрегат "Устрашитель" выходил из Брестской гавани, на капитанском мостике можно было видеть великана-индейца, поглощенного беседой с капитаном судна коммодором Джеймсом Боуви. Это был Татуа, вождь племени Кольценосых индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12