Убрав руку, он взглянул на нее и вытер ей слезы рукавом.
- Не плачь! - оказал он.
Она снова схватила его руку и приникла к ней; это движение, казалось, привело его в ярость.
- В чем! дело! Черт побери, как я могу тебе помочь, раз ты мне ничего не говоришь?
Она взглянула на него. Страдания последних дней, переживания и страх последнего часа, новые мысли и чувства - все это вылилось потоком слов.
Когда она кончила говорить, наступила такая мертвая тишина, что стал слышен шелест крыльев ночной бабочки, порхавшей вокруг лампы.
Мистер Трефри медленно подеялся, пересек комнату и позвонил.
- Передай конюху, - сказал он вошедшему Доминику, - пусть запрягает лошадей и сразу подает их; принеси мои старые сапоги, мы едем на всю ночь.
Его сгорбленная фигура казалась огромной, ноги и туловище были освещены лампой, а плечи и голова терялись в полумраке.
- Доставлю я ему такое удовольствие, - сказал он, угрюмо поглядывая на племянницу, - хотя он этого не заслуживает, да и ты, Крис, тоже. Садись и пиши ему; пусть слушается меня во всем.
Он повернулся к ней спиной и направился к себе в спальню.
Кристиан села за письменный стол. И вдруг вздрогнула от чьего-то шепота. Позади стоял Доминик, держа пару сапог.
- Мадмуазель Крис, что же это такое? Всю ночь где-то ездить?
Но Кристиан не ответила.
- Мадмуазель Крис, уж не больны ли вы?
Но, увидев выражение ее лица, он тихо вышел из комнаты.
Кристиан закончила письмо и пошла к фаэтону. Мистер Трефри сидел под поднятым верхом.
- Вы мне не нужны! - крикнул он конюху. - Залезай, Доминик.
Кристиан сунула ему в руку письмо.
- Передайте ему это, - сказала она и вдруг, охваченная страхом, прильнула к его руке. - О дядя, будьте осторожны!
- Крис, раз уж я ради тебя взялся за это...
Они с грустью поглядели друг на друга. Потом, покачав головой, мистер Трефри взял вожжи.
- Не беспокойся, дорогая, не беспокойся! Но-о-о, кобыла!
Экипаж рванулся в темноту, разбрасывая колесами гравий, и исчез, качнувшись между черными стволами у входа в сад.
Кристиан стояла, прислушиваясь к удалявшемуся топоту копыт.
Раздался шелест белой ночной рубашки, тонкие руки обхватили Кристиан, лица коснулись пряди волос.
- Что случилось, Крис? Где ты была? Куда уехал дядя Ник? Ну, скажи!
Кристиан отпрянула.
- Не знаю, - сказала она. - Я ничего не знаю!
Грета погладила ее по лицу.
- Бедная Крис, - прошептала она. Белели ее босые ноги, светились золотом волосы на фоне ночной рубашки. - Пойдем спать, бедняжка Крис!
Кристиан засмеялась.
- Ты мой маленький белый мотылек! Посмотри, какая я горячая. Ты спалишь свои крылышки!
XVI
Гарц одетый лежал на постели. Гнев прошел, но он чувствовал, что скорее умрет, чем уступит. Вскоре на лестнице послышались шаги.
- Мосье!
Это был голос Домииика; на его освещенном спичкой лице застыло выражение иронического неодобрения.
- Мой хозяин, - сказал он, - шлет вам привет; он говорит, что времени терять нельзя. Вас почтительнейше просят сойти вниз и ехать с ним!
- Ваш хозяин очень добр. Скажите ему, что я сплю.
- Э, мосье, - сказал, кривя губы, Доминик, - я не могу вернуться с таким ответом. Если вы не пойдете, я должен передать вам вот это.
Гарц вскрыл письмо Кристиан.
- Иду, - сказал он, кончив его читать.
Когда они выходили из калитки, били часы. Из темной пещеры фаэтона донесся отрывистый голос мистера Трефри:
- Поторапливайтесь, сэр!
Гарц сунул внутрь рюкзак и сел.
Фигура его спутника качнулась, ремень кнута скользнул по боку пристяжной. И когда экипаж помчался, мистер Трефри, спохватившись, крикнул:
- Эй, Доминик!
С запяток донесся дрожащий, иронический голос Доминика:
- M'v'la, m'sieur Я тут, сударь (франц.)..
Мелькали темные ряды притихших домов, и люди, еще сидевшие в освещенных кафе, провожали глазами экипаж, не отнимая стаканов от губ. Узкая речка неба вдруг раздалась и стала огромным прозрачным океаном, в котором трепетали звезды. Экипаж свернул на дорогу, ведущую в Италию.
Мистер Трефри дернул поводья.
- Но! Вперед, упрямицы!
Левая лошадь, вздернув голову, тихонько заржала; в лицо Гарца шлепнулся клочок пены.
Художник поехал под влиянием порыва - не по собственной воле, а потому, что так велела Кристиан. Он был зол на себя, его самолюбие страдало, потому что он разрешил себе принять эту услугу. Быстрое и плавное движение сквозь бархатную темь, отбрасываемую по обе стороны летучим светом фонарей; упругий душистый ветер, бьющий в лицо, ветер, целовавший вершины гор и заразившийся их духом; фырканье и сопение лошадей, дробный стук их копыт - все это вскоре привело его в другое настроение. Он глядел на профиль мистера Трефри, на его бородку клинышком, на серую дорогу, смело устремившуюся во мрак, на фиолетовые нагромождения гор, вздыбившихся над мраком). Все казалось совершенно нереальным.
Славно только сейчас вспомнив, что он не один, мистер Трефри неожиданно обернулся.
- Скоро дело веселей пойдет, - сказал он, - под уклон покатимся. Дня три я уже на них не выезжал. Но-о-о, лошадки! Застоялись!
- К чему вам из-за меня причинять себе такое беспокойство? - спросил Гарц.
- Я уже старик, мистер Гарц, а старику простительно время от времени делать глупости.
- Вы очень любезны, - сказал Гарц, - но я не нуждаюсь в одолжениях.
Мистер Трефри пристально посмотрел на него.
- Так-то оно так, - сказал он сухо, - но видите ли, следует подумать и о моей племяннице. Послушайте! До границы осталось еще миль сорок, мистер Гарц; доберемся ли мы до нее - это еще бабушка надвое сказала... так что не портьте мне прогулки!
Он указал налево. Гарц увидел, как сверкнула сталь: они уже пересекали железную дорогу. Над головой гудели телеграфные провода.
- Слышите, - сказал Трефри, - но если мы вскарабкаемся на эту гору, то тогда успеем!
Начался подъем, лошади пошли тише. Мистер Трефри достал флягу.
- Неплохое зелье, мистер Гарц... попробуйте хлебнуть. Не хотите? Материнское молочко! Хороша ночка, а?
Внизу в долине светилась паутинка молочно-белой дымки, поблескивавшей, словно росинки на траве.
И два человека, сидевших бок о бок такие несхожие ни лицом, ни возрастом, ни сложением, ни мыслями, ни жизнью), почувствовали, что их тянет друг к другу, словно в движении экипажа, фырканье лошадей, огромности ночи и беспредельной неизвестности они нашли что-то, что доставляло радость им обоим. Их обволакивал пахнувший клеем пар, который шел из лошадиных ноздрей и от боков.
- Вы курите, мистер Гарц?
Гарц взял предложенную сигару и прикурил ее от горящего кончика сигары мистера Трефри, чья голова и шляпа напоминали какой-то гигантский гриб. Вдруг колеса затряслись по камням, экипаж стало бросать из стороны в сторону. Испугавшиеся лошади рванулись в разные стороны, потом понесли вниз, в темноту, мимо скал, деревьев, строений, мимо освещенного дома, который мелькнул желтой полоской и исчез. С грохотом и звоном, оставляя шлейф пыли, разбрасывая камешки, раскачивая фонари, бросавшие по сторонам дрожащие оранжевые пятна света, экипаж мчался вниз, нырял и подпрыгивая, словно лодка по волнам. Весь мир, казалось, раскачивался, танцевал, приседал, прыгал. Только звезды были недвижимы.
Мистер Трефри нажимал изо всех сил на тормоз и бормотал извиняющимся тоном:
- Не слушаются!
Вдруг, стремительно нырнув, экипаж накренился, словно собираясь разлететься на куски, его занесло, последовал рывок, и наконец он снова бешено покатился по дороге. Гарц вскрикнул, мистер Трефри издал короткий вопль, а с запяток донесся пронзительный визг. Но склон уже был позади, и ошеломленные лошади бежали свободно и размеренно. Мистер Трефри и Гарц переглянулись.
XVII
Мистер Трефри сказал, усмехнувшись:
- Чуть на тот свет не отправились, а? Вы правите? Нет? Жаль! Я на этом деле почти все кости переломал... что может быть лучше!
И они впервые почувствовали что-то вроде взаимного восхищения. Вскоре мистер Трефри снова заговорил:
- Послушайте, мистер Гарц, моя племянница еще совсем девочка и ничего не знает о жизни! А что вы собираетесь дать ей? Себя? Этого, конечно, недостаточно; не забывайте... через полгода после свадьбы все мы становимся на один лад... эгоистами! Не говоря уж об этом вашем анархическом! заговоре! Вы ей не подходите ни по происхождению, ни по образу жизни, ни по чему... риск слишком велик... а она... - Его рука опустилась на колено молодого человека. - Видите ли, я ее очень люблю.
- Если бы вы были на моем месте, - спросил Гарц, - вы бы отказались от нее?
Мистер Трефри тяжело вздохнул.
- Бог знает!
- Не я один учился на медные гроши, добиваются же люди успеха. У тех, кто верит в себя, неудач не бывает. Ну, а если ей и придется немного победствовать? Так ли уж это страшно? Настоящая любовь от испытаний только прочнее становится.
Мистер Трефри вздохнул.
- Смело сказано, сэр! Но, простите меня, я слишком стар, чтобы понимать подобные слова, когда они касаются моей племянницы.
Он натянул вожжи и стал вглядываться в темноту.
- Теперь поедем потише; если наш след затеряется здесь, то тем лучше. Доминик! Погаси фонари. Эгей, красавицы!
Лошади шли шагом; пыль почти полностью заглушала топот их копыт. Мистер Трефри указал налево.
- До границы осталось еще миль тридцать пять. Они проехали мимо беленых домиков и деревенской церкви, возле которой, как часовые, выстроились кипарисы. В ручейке квакала лягушка, доносился тонкий аромат лимонов. Но кругом по-прежнему все было спокойно.
Теперь они ехали лесом, по обе стороны дороги росли высокие сосны, благоухавшие в темноте, и среди них, словно призраки, белели стволы берез.
Мистер Трефри бросил:
- Так вы не хотите отказаться от нее? Для меня очень важно, чтобы она была счастлива.
- Для вас! - сказал Гарц. - Для него! А я не в счет! Вы думаете, что ее счастье мне безразлично? По-вашему, моя любовь к ней - преступление?
- Почти, мистер Гарц... принимая во внимание...
- Принимая во внимание, что у меня нет денег! Вечно деньги и только деньги!
Это глумливое замечание мистер Трефри оставил без ответа и стал понукать лошадей.
- Моя племянница родилась в богатой семье и получила светское воспитание, - сказал он наконец. - Скажите же: какое положение вы ей можете дать?
- Если она выйдет за меня замуж, - сказал Гарц, - она будет жить так, как живу я. Вы думаете, я заурядный...
Мистер Трефри покачал головой.
- Отвечайте на мой вопрос, молодой человек. Но художник не ответил, и наступило молчание. Легкий ветерок, шелест листвы, плавное движение экипажа, напоенный сосновым запахом воздух усыпили Гарца. Когда он проснулся, все было по-прежнему, только добавился беспокойный храп мистера Трефри; брошенные вожжи болтались; вглядевшись, Гарц увидел, что Доминик ведет лошадей под уздцы. Гарц присоединился к нему, и они вместе побрели в гору все выше и Выше. Деревья окутало дымкой, звезды потускнели, стало холоднее. Мистер Трефри проснулся и закашлялся. Словно в каком-то нескончаемом страшном сне слышались приглушенные звуки, всплывали силуэты, продолжалось бесконечное движение, начатое и продолжавшееся во тьме. И вдруг наступил день. Приветствуемый лошадиным фырканьем, над хаосом теней и линий забрезжил бледный, перламутровый свет. Звезды поблекли, и рассвет раскаленным зигзагом пробежал по кромке горных вершин, огибая островки облаков. С озера, клочком дыма свернувшегося в лощине, донесся крик водяной птицы. Закуковала кукушка, у самого экипажа вспорхнул жаворонок. И лошади и люди стояли неподвижно, упиваясь воздухом, омытым росой и снегом, трепещущим и пронизанным журчанием воды и шелестом листьев.
Ночь сыграла злую шутку с мистером Николасом Трефри; шляпа его стала серой от пыли, щеки побурели, а под глазами, в которых было страдальческое выражение, появились большие мешки.
- Сделаем привал, - сказал он, - и дадим бедным лошадкам покушать. Не принесете ли воды, мистер Гарц? Брезентовое ведро привязано сзади. Самому мне это сегодня не под силу. Скажите моему лентяю, пусть пошевеливается.
Гарц увидел, как он стащил сапог и вытянул ногу на сиденье.
- Вам нельзя ехать дальше, - сказал Гарц, - вы нездоровы...
- Нездоров? - откликнулся мистер Трефри. - Ни чуточки!
Гарц поглядел на него, потом подхватил ведро и пошел искать воду. Когда он вернулся, лошади уже ели из брезентовой кормушки, подвешенной к дышлу; они потянулись к ведру, отталкивая друг друга мордами.
Прекратилось полыхание на востоке, но верхушки лиственниц еще окружал трепетный ореол, а горные пики горели янтарем. И вдалеке повсюду виднелись узенькие полоски речек, полоски снега, полоски влажной зелени, блестевшие, как осенняя паутина.
- Дайте-ка я обопрусь на вашу руку, мистер Гарц, - позвал мистер Трефри. - Хочется немного размяться. Когда ноги не держат, это не так-то приятно, а?
Поставив ногу на землю, он застонал и сдавил плечо молодого человека, как тисками. Немного погодя он опустился на камень.
- "Теперь все прошло!" - как говорила Крис, когда была маленькой; ну и характерец же у нее был - падает на пол, брыкается, визжит! Но и успокоить легко было. "Поцелуй! Возьми на ручки! Покажи картинки!" Просто удивительно, как Крис любила смотреть картинки! - Мистер Трефри взглянул на Гарца с подозрением, а потом приложился к фляге. - Что бы сказал доктор? Виски в четыре утра! Что ж! Слава богу, что врачи не всегда с нами.
Он сидел на камне, прижав одну руку к боку и запрокидывая флягу другой. - весь серый с головы до ног.
Гарц опустился на соседний камень. Он еще не окреп после болезни, и его тоже доконали волнение и усталость. Голова закружилась, он помнил только, как деревья зашагали к нему, потом от него, все желтые до самых корней; все крутом казалось желтым>, даже собственные ноги. Напротив кто-то подпрыгивал, серый медведь... в шляпе... мистер Трефри! Он закричал "Э-эй!", и серая фигура упала и исчезла...
Когда Гарц пришел в себя, чья-то рука лила ему в рот виски, а на лбу лежала мокрая тряпка; храпение и стук копыт показались ему знакомыми. Рядом неясно вырисовывался силуэт мистера Трефри, который курил сигару и бормотал: "Это подлость, Пауль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18