Несмотря на то, что наша беседа была очень коротка, она не ускользнула от внимания присутствовавших, а так как им была известна наша глухая вражда, то все они, бросив игру, столпились вокруг нас двоих. В зале воцарилось глубокое молчание. На всех лицах видно было любопытство, вызванное этой странной сценой.
Перетасовав несколько раз карты, я дал их снять моему противнику.
Иностранец положил правую руку на колоду, взглянул на меня насмешливо и проговорил ироническим тоном.
— Еще есть время передумать.
Я вместо ответа только пожал плечами…
Я начал талию…
На четвертой карте я проиграл. Я был разорен…»
Разбойник умолк. В продолжение последних минут голос его стал слабеть, и только благодаря необычайному усилию, которое он делал над собой, он мог говорить внятно.
Он попросил Белую Газель подать ему флягу. Выпив вина, он снова почувствовал себя лучше и мог продолжать свой рассказ.
«Все было кончено для меня. Затаив в душе злобу, я улыбнулся и намеревался отойти от стола.
— Одну минуту, сеньор, — обратился ко мне мой противник, — партия еще не окончена.
— Чего же еще желаете вы от меня? — ответил я ему. — Разве вы не выиграли?
— О-о! — воскликнул он с великолепным пренебрежительным жестом. — Это правда, я выиграл эту ничтожную сумму, но вы можете рискнуть еще раз.
— Я не понимаю вас, — ответил я громко и высокомерно, — вам ведь известно, что мне больше нечего проигрывать.
— Что касается этого, — возразил дон Педро, нимало не смутившись, — то у вас есть еще одна ставка. Вы любите донью Изабеллу Изагуир?
— Какое вам до этого дело?
— Если верить слухам, вы через несколько дней намереваетесь на ней жениться, — продолжал он спокойно. — Так, видите ли, и я люблю донью Изабеллу и вбил себе в голову, что так или иначе, но она будет моею.
— Ну и что же?
— Здесь на столе лежит целое состояние, которое могло бы сделать счастливыми несколько семейств, и я хочу поставить эти деньги на две карты. Если вы проиграете, вы должны отказаться от доньи Изабеллы.
Пять минут спустя я проиграл донью Изабеллу, женщину, которую я любил больше всего на свете…»
Разбойник снова умолк, холодный пот выступил у него на лбу. Нервная дрожь пробежала по всему его телу. Видно было, что рана, нанесенная ему в то памятное для него время, до сих пор не зарубцевалась и что только какая-то серьезная цель заставляла его переживать снова те тяжелые минуты.
Наконец он снова стал говорить:
«Мой враг подошел ко мне.
— Вы удовлетворены теперь? — сказал он мне.
— Нет еще, — глухо ответил я. — Мне нужно сыграть последнюю партию.
— Мне кажется, — сказал он с иронией, — вам теперь уже нечего больше проигрывать?
— Ошибаетесь: вы можете еще выиграть мою жизнь.
— Вы правы. Великий Боже! Я ее выиграю. Я хочу быть хорошим игроком до конца. Выйдем отсюда.
— Зачем, — возразил я. — Стол этот служил ареной для двух партий. На нем решится и третья.
— Согласен! Клянусь Богом, вы стойкий человек. Я могу убить вас, но я буду гордиться своей победой.
Напрасно присутствующие старались помешать нашему поединку.
Мы потребовали шпаги, вскочили на стол, стали друг против друга, и несмотря на то, что за мной была вполне установившаяся репутация бретера, после двух нападений я упал, пронзенный шпагой в грудь…
Три месяца я был между жизнью и смертью. Когда наконец молодость и мое крепкое телосложение победили болезнь и моя страшная рана зажила, я спросил о моем противнике. Мне сказали, что на другой день после нашей дуэли человек этот женился на донье Изабелле, и после этого супруги скрылись неизвестно куда. Во мне жило только одно желание — отомстить дону Педро. Как только я выздоровел, я распродал все, что мне принадлежало, и покинул Ариспу с моими друзьями, ставшими такими же бедными, как и я, потому что удар, сразивший меня, коснулся и их, и они, так же как и я, желали во что бы то ни стало отомстить дону Педро.
Долгое время поиски наши были безуспешны. Проходили годы, но я без устали продолжал искать своего врага. Только двое из нас продолжали поиски, третий покинул нас. Что с ним стало, я не знаю. Но однажды на американо-мексиканской границе, куда я отправился продавать меха, дьявол столкнул меня с этим человеком. На нем был надет костюм монаха. Как только он увидел меня, он подошел, и первые его слова были:
— Я их нашел.
Я понял его сразу, без всяких объяснений с его стороны: настолько ненависть моя пустила глубокие корни в моем сердце.»
— Что же еще сказать мне вам, нинья? — добавил с усилием разбойник, в то время как страшная улыбка скривила его синеватые губы. — Я отомстил!.. О-о! Я долго ждал, но зато мщение мое было ужасно! Недруг наш сделался одним из самых богатых асиендадо Техаса. Он жил счастливо со своей женой и детьми и был всеми уважаем. Я купил асиенду по соседству с ним и там, насторожившись, как ягуар, стерегущий добычу, я следил за ним и стал знаком с ним домами. Столько времени протекло со дня нашей последней встречи, что он не узнал меня, хотя какое-то неясное предчувствие точно говорило ему, что он должен видеть во мне врага.
Однажды ночью, убедившись предварительно, что на асиенде дона Педро все было тихо и спало глубоким сном, я и двое моих друзей с шайкой разбойников и индейцев-апачей проскользнули в темноте, как змеи, к стенам асиенды, перебрались через нее, и началась резня. Асиенду мы отдали в жертву пламени. Дон Педро и его жена, захваченные сонными, были безжалостно нами убиты после страшных пыток. Вас и вашу сестру мы вырвали из объятий вашей умирающей матери, которая на коленях молила меня пощадить вас в память о моей прежней любви к ней…
Я поклялся ей в этом. И я сдержал свое обещание… Я не знаю, что сталось с вашей сестрой, я о ней не заботился. Что касается вас, нинья, — отвечайте мне, можете ли вы упрекнуть меня в чем-либо?
Молодая девушка слушала это ужасное признание вся бледная, нахмурив брови.
— Итак, — сказала она разбойнику резко, — вы убийца моей матери и моего отца?
— Да, — ответил он. — Но не я один. Нас было трое, и все мы отомщены.
— Негодяй!.. — пылко воскликнула она. — Низкий убийца!.. Молодая девушка произнесла эти слова так жестко, что разбойник содрогнулся.
— А, — произнес он усмехаясь. — Я узнаю львицу. Это истинная дочь моего врага! Смелей, нинья, смелей! Убей меня! Отомсти мне за смерть твоего отца и твоей матери! Что же останавливает тебя? Отними у меня тот остаток жизни, который и без того скоро испарится. Только торопись, иначе Бог отнимет у тебя возможность отомстить!..
И говоря это, разбойник устремил на молодую девушку все еще гордый, но уже затуманенный близостью смерти взор.
Молодая девушка ничего на это не ответила.
— Ты предпочитаешь видеть мою смерть. Так вот, на, возьми этот последний мой подарок, — сказал разбойник, срывая со своей груди стальную цепочку, на которой был прикреплен небольшой кожаный мешочек. — Ты найдешь здесь два письма: одно от твоего отца, другое от твоей матери. Ты узнаешь, кто ты и какое имя ты должна носить, потому что то, которым я называл тебя, ложное. Я хотел обманывать тебя до последнего момента. Имя это — моя последняя месть!.. Нинья!.. Ты вспомнишь обо мне!..
Молодая девушка поспешно выхватила мешочек из рук разбойника.
— Теперь прощай! — сказал бандит. — Моя задача на земле выполнена, пусть Бог судит меня!
И схватив пистолет Красного Кедра, разбойник выстрелил себе в голову, бросив при этом на молодую девушку какой-то странный взгляд.
Та, по-видимому, не обратила внимания на этот трагический конец, она в это время разрывала зубами мешочек. Вынув из него бумаги, она быстро прочла их. Вдруг громкий крик отчаяния огласил окрестность, и девушка упала навзничь, судорожно сжимая в руках бумаги.
Индейцы и разбойники бросились к ней на помощь. Но вдруг откуда-то с быстротою молнии примчался всадник и, почти не умеряя хода своей лошади, поднял девушку с земли, вскинул ее на шею своей лошади и промчался, как ураган, среди присутствующих, совершенно ошеломленных этой неожиданностью.
— До скорого свидания, Красный Кедр, — крикнул всадник, проезжая мимо скваттера.
И прежде чем скваттер и его товарищи смогли опомниться, всадник уже скрылся вдали за целым облаком пыли.
Всадником этим был Сын Крови.
— Может быть, священники говорят правду, и Провидение действительно существует, — пробормотал скваттер, печально покачав головой.
ГЛАВА XXX. Любовь
После трагической смерти Сандоваля охотники медленно продолжали свой путь. Описанные нами в предыдущих главах сцены навеяли на них печальное настроение, которое ничто не было в силах рассеять. Со времени исчезновения своей дочери дон Мигель Сарате хранил мрачное молчание. Этот сильный и энергичный человек был вконец побежден своим страшным горем. Он плелся теперь молча вслед за своими товарищами, которые, относясь с уважением к его горю, старались окружить его теми деликатными знаками внимания, которые так отрадно действуют на душу страждущего.
Валентин и генерал Ибаньес оживленно разговаривали друг с другом, понизив голос.
Оба индейца, Курумилла и Моокапек, ехали впереди, служа отряду проводниками.
Дон Пабло и Эллен ехали рядом. Они одни казались счастливыми, и на их лицах по временам блуждала улыбка. Молодые люди уже забыли прежние невзгоды и наслаждались теми радостями, которые давало им настоящее. Так как во время казни Сандоваля Эллен уехала далеко вперед, то она ничего не знала о том, что произошло, и ничто не могло теперь омрачить того удовольствия, которое она испытывала от общения с молодым человеком, завладевшего ее сердцем. Влюбленные имеют способность забывать все, что не касается их любви. Молодые люди, отдавшись всецело своей страсти, не помнили ничего и были счастливы тем, что могли проводить время вместе. Слово любовь не было еще произнесено между ними, тем не менее его так ясно можно было прочесть в их взглядах и улыбках, что они понимали друг друга как нельзя лучше.
Эллен рассказывала дону Пабло, каким способом ей и донье Кларе удалось бежать из лагеря Красного Кедра под охраною двух канадских охотников и сашема корасов.
— Кстати, об охотниках, — спросил дон Пабло, — что с ними сталось?
— Увы, — ответила Эллен, — один из них был убит апачами, другой…
— Другой?..
— Вот он, едет за нами, — сказал она. — О! Это замечательный человек. Он предан мне душой и телом.
Дон Пабло быстро обернулся, и неудовольствие отразилось при этом на его лице. В душу его закралось глухое чувство ревности. Он недружелюбно взглянул на охотника, ехавшего позади них в нескольких шагах. Но увидав его открытое, честное, несколько меланхоличное лицо, молодой человек упрекнул себя за недоброе чувство к нему. Он быстро приблизился к охотнику и протянул ему Руку.
Эллен с улыбкой смотрела на обоих молодых людей.
— Спасибо, — сказал дон Пабло охотнику, — спасибо за все то, что вы сделали для нее.
Гарри пожал протянутую ему руку и ответил печально, но сердечно:
— Я только исполнил свой долг: я поклялся защищать ее и умереть за нее. Когда настанет время, я исполню свою клятву.
Дон Пабло мягко улыбнулся.
— Почему вы не едете с нами рядом? — спросил он.
— Нет, — ответил Гарри, вздохнув и покачав головой. — Я не хочу, да и не должен мешать вашей беседе. Вы любите друг друга, будьте счастливы. Моя обязанность отныне — оберегать ваше счастье. Я останусь здесь, а вы — вы ступайте на ваше место.
Дон Пабло с минуту размышлял над словами охотника, потом, пожав ему еще раз руку, сказал:
— У вас благородное сердце, я признателен вам. — И сказав это, он снова подъехал к своей спутнице.
Печальная улыбка пробежала по бледным губам канадца.
— Да, — пробормотал он, как только остался один. — Да, я люблю ее. Бедная Эллен! Она будет счастлива — а после этого, что бы со мной ни случилось, мне все равно!
С этой минуты лицо его снова приняло невозмутимое выражение, и он только временами бросал довольные взгляды — с некоторым, впрочем, оттенком печали — на обоих молодых людей, между которыми снова завязался разговор.
— Не правда ли, у него благородное сердце? — сказала Эллен дону Пабло, указывая ему на охотника.
— Я тоже так думаю.
— А я в этом убеждена уже с давних пор. Гарри оберегает меня. Всегда, во все минуты опасности он бывал возле меня. Для того, чтобы следовать за мной, он бросил все: родину, семью… Он сделал это без всяких размышлений и колебаний — и при этом без всякой надежды получить награду за такую беззаветную преданность.
Дон Пабло вздохнул.
— Вы его любите, — пробормотал он. Девушка улыбнулась.
— Если вы под словом «любовь» понимаете безграничное доверие и искреннее и глубокое уважение, которые я питаю к нему, тогда, в этом смысле — да, я его люблю, — ответила она.
Дон Пабло отрицательно покачал головой.
— Нет, это не любовь, — сказал он.
Она посмотрела на него долгим взглядом и помолчала несколько минут. Наконец она положила ему руку на плечо и сказала своим задушевным и нежным голосом.
— Выслушайте меня, дон Пабло. Молодой человек вздрогнул от этого прикосновения и поднял голову.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Судьбе было угодно, — начала молодая девушка несколько взволнованным голосом, — чтобы мы встретились с вами при совершенно необыкновенных обстоятельствах. Впервые увидев вас, я не знаю, что со мной произошло: я ощутила какое-то сладостное, но вместе с тем болезненное чувство. И когда вы покинули моих братьев, я долго смотрела вам вслед, пока, наконец, вы не скрылись с моих глаз. После этого я возвратилась в тягостном раздумье под кров своей хижины. Я чувствовала, что судьба моя решилась. Образ ваш запечатлелся в моем сердце, и слова ваши не переставали звучать в моих ушах. А между тем вы предстали передо мной врагом. Слова, которые вы произносили, были словами угрозы. Что могло послужить источником того странного волнения, которое я испытывала? Эллен на минуту смолкла.
— О, вы полюбили меня тогда! — воскликнул пылко молодой человек.
— Да, не правда ли? — продолжала она. — Это именно и называется любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31