https://wodolei.ru/catalog/vanni/gzhakuzi/
Однако мало ли недоступных земель покорил он, царь царей? Разве более доступен, скажем, далекий Египет?..
Теперь в стране покой и порядок. Умиротворены все двадцать сатрапий. Пусть некоторые называют его торгашом за то, что точно определен размер дани для каждой сатрапии. Ерунда! Сам Ахурамазда, который вручил ему эту землю, вселил такую мудрую мысль. Сила оружия и точное распределение дани умиротворили край.
Дарий медленными глотками отпил вино. Память унесла его в первый год царствования, когда он не знал покоя и ждал ударов отовсюду. Трудно удержать власть, труднее, чем захватить. Ведь тогда, семь лет назад, десятого дня месяца багаядиса, требовались только решительность, быстрота и смелость…
Дарий любил вспоминать те дни.
Допив вино, царь слегка ударил чашей по узорчатому медному диску. Еще не растаял глухой звук, как полог двери приподнялся и старший евнух выжидающе склонился у входа.
– Позвать царственную Федиму!
…Царь жестом указал на мягкое ложе, и Федима с достоинством опустилась у его ног. Стройный молодой стан и плавные сдержанные движения, ухоженное лицо и полусумрак опочивальни не могли ввести Дария в заблуждение. Жена была ненамного моложе его. Ведь она знала еще Камбиса и перешла от него к Дарию по закону.
– Память потревожила былые дела, благородная Федима. Поведай мне, как ты раскрыла нам подлого мага, присвоителя власти?
Федима подняла на Дария слегка раскосые глаза и, раскачиваясь, заговорила хрипловатым голосом:
– Ты знаешь, доблестный повелитель, что после смерти сына Кира, владыки Камбиса, я, как и все прочие жены царя, стала согласно обычаю супругой его брата Смердиса. Так вот, когда минуло восемь лун, ко мне отец прислал раба.
Отец первым заподозрил неладное. Ведь новый царь, Смердис, тот, кто называл себя братом Камбиса К а м б и с – царь Персии, его брат Смердис должен был наследовать царство и по обычаю всех жен.
, не выходил из дворца и не призывал никого к себе из знатных людей. Поэтому отец мой спросил меня, со Смердисом ли делю я ложе. Но что могла ответить я, которая никогда не видела Смердиса раньше? Тогда отец мой вновь прислал раба и велел мне спросить у других жен, брат ли Камбиса мой новый муж? Но и этого не могла я исполнить, ибо не встречалась ни с кем.
Снова пришел раб и передал мне такие слова: «Дочь! Твое высокое происхождение требует от тебя мужества в совершении опасного дела. Я думаю, тот, кто делит с тобой ложе и властвует, не Смердис, не сын Кира. Ты должна выяснить правду. Сделай так! Когда царь уснет, ощупай его уши, на месте ли они. Если ушей нет, то это не Смердис, а подлый маг, присвоивший его имя. Когда-то Кир приказал отрезать ему уши за непослушание».
Я пообещала отцу выполнить опасное поручение. И вот ночью в опочивальне царя при тусклом свете рожков я привстала на ложе, прислушиваясь к звукам за дверью и дыханию рядом. Ведь если он не спит и узнает, что я замыслила, то жестокая казнь ждет меня. Сдерживая дрожь, просунула я руку под тонкую серую тиару. Меж спутанных волос нащупала ушное отверстие без раковины. Еще сильнее задрожало мое тело, я сделала над собой усилие, чтобы не кинуться прочь из опочивальни…
Дарий, который не впервые слушал рассказ Федимы, уже не вникал в смысл слов, а вспоминал то славное время, когда он прибыл в город и присоединился к шести заговорщикам. Все решили, что самозванец должен смертью заплатить за позор жен Камбиса и за присвоение власти. Рвались немедленно исполнить решение, ибо с каждой луной власть самозванца укрепляется, а привлечение новых людей могло привести к раскрытию заговора. Тогда всех ждала жалкая гибель.
Дарий придумал безумный по смелости план: «Пойти во дворец открыто и даже шумно. Ведь стража не посмеет остановить столь знатных людей. А если их остановит сам страж дверей, тогда Дарий солжет, что прибыл, имея поручения от правителя Парси, своего отца Гистаспа. Где ложь неизбежна, там смело нужно лгать». Гобрий подлил масла в огонь, напомнив, что им, персам, не гоже оставлять власть в руках магов-мидийцев. Тогда все сразу после совета пошли во дворец…
Они всемером вошли в дворцовые ворота, и стража была полна нерешительности и почтения при виде столь знатных и доблестных господ.
Потом они наткнулись на вечно подозрительных и строптивых евнухов. Жирные бабьи лица то искажались гневом: брань сыпалась на голову стражи, то изображали лживую почтительность, смешанную с подозрительностью: по какому делу пришли господа… Три евнуха заслонили собой дверь, Дарий кивает Гобрию. Семеро пошли прямо на евнухов. На лицах первых решительность, на лицах вторых страх и растерянность. Блеснула сталь кинжалов.
…Наконец они побежали по коридорам, взволнованные, и от этого сделали лишний круг в мужских покоях дворца. Тут на шум выскочили двое. По одежде видно, что один из них самозванец. Он с луком. Второй, страж двери, копьем ранил двоих заговорщиков. Отец Федимы слева, Видарна справа, почти одновременно вонзили свои кинжалы в тело стража.
Самозванец, отбросив бесполезный лук, побежал на женскую половину, пытаясь запереть дверь. Гобрий всей тяжестью тела упал на дверь, Дарий услышал по ту сторону шум борьбы, в полумраке он разглядел два сплетенных тела. Он был в нерешительности.
– Бей! – крикнул ему с пола Гобрий. – Бей!
– Но я могу поразить тебя!
– Бей обоих, – захрипел Гобрий.
И бог Ахурамазда направил руку Дария в сердце врага…
Потом уже впятером – раненых оставили во дворце – они стояли перед знатнейшими персами с отсеченной головой мидийца-мага и рассказывали о подлом злодеянии и о своем подвиге…
Царь поднимает взгляд на давно умолкнувшую женщину и потирает ухо. Опочивальня полнится мглой. Дарий бьет в диск и велит зажечь светильники. Федима недвижно сидит у его ног…
Когда после заговора немного улеглось волнение, начали думать об организации власти и решили определить царя жребием. Только отец Федимы, этот самый гордый из персов, отказался от жребия в пользу остальных:
– Не желаю я властвовать, но не желаю и быть подвластным. За отказ от жребия даруйте мне и моим потомкам право не подчиняться никому из вас, – сказал он.
И было решено – пусть живет, как знает, но пусть же ни он, ни его потомки не нарушают персидских законов.
Дарий опять направил свой взгляд на жену, сидящую у его ног. Все еще во власти прошлого, царь улыбнулся своей хитрости и находчивости конюха, принесшей ему жребий власти. Не прогоняя улыбки, он кивнул Федиме, которая тотчас пересела поближе к нему, на широкий топчан.
Кто знает, скоро ли они увидятся, ведь перс воин не берет в поход своих жен. И Дарию напоследок хотелось быть ласковым с Федимой…
4
Ольвийский ипподром раскинулся за городом. Колесницы, запряженные тройками, поднимали пыль, разбегаясь по полю, и круто заворачивали у живой изгороди. Возничие грели лошадей. В бронзовой пыли, висящей над ипподромом, синими и зелеными пятнами плавали хитоны ольвиополитов.
В третьем ряду сидел гончар Диамант и тонкой кисточкой рисовал на доске коней и колесницы.
Круглолицый человек с волосами, ниспадающими на плечи, сел рядом.
– Диамант надеется превзойти великого Эксекия Известный в Элладе рисовальщик на вазах.
?
– Дай срок, Теодор. Ты первый придешь ко мне. И не будешь заказывать вазы и амфоры за морем.
– Ха-ха! Диамант! Боги недаром каждую минуту ссорятся между собой на Олимпе, а мы становимся их орудием. Мечи и щиты, копья и луки – вот товар, который всегда будет иметь спрос, пока боги не спустятся на землю.
– О да, ты мудрый торговец, Теодор. Но тень Орфея не оставит меня. Эта музыка, которая отовсюду звучит, прислушайся, Теодор. В каждом нашем шаге, в каждом движении нашей мысли она навевает иное видение колесниц и коней. Присмотрись к рисункам Эксекия. Они плоские, бестелесные.
В поле разворачивался ряд коней, разномастных, с подрезанными или буйными, как у львов, гривами, тонконогих и широкогрудых; их подгоняли длинными палицами бородатые ольвиополиты – люди различных занятий, а теперь просто возничие, на повороте один бородач потерял равновесие, взмахнул руками, выпал из колесницы, кони остановились, повернули морды и растерянно заржали. Остальные пошли на второй круг. Мелькали хитоны, развевались бороды, отплевывались ездоки, глаза застилала пыль, а между зрителями, именитыми ольвиополитами, царило спокойствие. Им, собственно, было безразлично, кто победит, все они имели лошадей и колесницы, поэтому каждый считал только себя достойным лаврового венка.
Но вот зрители уже спускаются поздравить победителя. Диамант подарил ему свою доску с изображением коней.
– Собираешься прославиться, мастер Диамант? – ухмыльнулся Теодор. – Нужно подружиться с тобой. Ты не откажешься после от старого дружка? – Теодор заглянул в глаза гончару, прикоснулся бородой к его шее.
– Оставь насмешки, Теодор. Я хочу сделать рисунок… как бы это тебе сказать… телесным, объемным! Ты выпиваешь вино, открывается дно чаши, а оттуда несется колесница!
– Ну нет, для меня это слишком. Без килика К и л и к – сосуд для вина (греч.).
доброго самосского не понять. Пошли ко мне. Мой служка как раз приготовил обед.
Теодор взялся за бронзовое кольцо дверей. Они нехотя подались. Когда глаза привыкли к слабому свету, можно было рассмотреть убранство покоев. Стены комнаты в шкурах. Угол занимало деревянное ложе хозяина. Посреди ложе для гостя. Два инкрустированных яшмой треножника.
Теодор с силой хлопнул в ладоши. Вбежал слуга.
– Помой гостю ноги.
Диамант снял сандалии, с удовольствием опустил ноги в деревянное корыто. Слуга, омыв ноги, потер их оливковым маслом.
Разбавлял вино водой и наполнял килики. Теодор и Диамант хмелели каждый на своем ложе.
– Время жениться нам, Теодор!
– Да, помощница в хозяйстве и утешительница не помешает. Довольно уже ходить к подругам. А нравятся ли будущему Эксекию мои шкуры? Я выменял их на мечи и наконечники для стрел у скифов. Чудаки они! Только меняют. Денег не берут! Был в Ольвии оружейник царского кочевья и, думаешь, к кому он обратился?
– К тебе, подсказывает этот килик. Пусть тебе везет во всем! Скифы бывают и у меня. С ними выгодно иметь дело. Они щедры, когда речь идет о стоящих вещах.
– Молодой этот оружейник-скиф знает толк. Потрогай шкуру. Не какой-нибудь худородный волк – настоящий медведь. Подарил он мне мешок шерсти. Но я не остался в долгу – ведь не в последний раз имею с ним дело. Положил ему на воз золотую фигурку их богини.
– Ты уже освоил и скифский пантеон?
– Я купил несколько статуэток. Пригодятся. Хотя та скифская шерсть и не стоит греческого золота, да пускай. Надо смотреть вперед и не жадничать. Варвары только недавно поняли, что такое золото, и поэтому ценят его вдвойне.
– Наша по… посуда пуста, Теодор, прикажи наполнить ее вином.
– Чего ты бухаешь столько воды, презренный? Жаль господского добра? Не разбавляй! Ведь как у них пьют? Не раз-ба-вля-я!
После трапезы друзья решили прогуляться. Тяжело дыша, поднимались в верхний город, когда оттуда очень четко прозвучал скрипучий звук рога. На одной ноте, с небольшими интервалами звук повторялся. Они остановились отдышаться, и тревога отрезвила их. Этот сигнал означал только одно: в Ольвии произошло нечто важное, и коллегия архонтов созывает горожан.
– Смотри, Теодор, два ворона сидят рядом.
– Хорошая примета, Диамант. Но к чему вдруг сборище, когда близится ночь?
– Пошли быстрее к храму…
Храм Деметры, покровительницы Ольвии, поднимался возле единственной в городе липовой рощи. Площадь перед ним уже заполнили люди. Зажгли факелы. Дым обволакивал капители, поднимался к фризу, где светло-красный Геракл вершил свои подвиги. Из храма выходили члены ольвийских коллегий, чинно размещались на трех массивных ступенях.
Старший жрец поднял руку с длинной палицей.
– Греки! Ольвиополиты! Щедрая Деметра в который уже раз встречает свою дочь Персефону на пути из подземного царства. Прорастает трава, деревья выбрасывают листья, играют звери, и птицы вьют гнезда. Но боги Олимпа посылают нам тяжкое испытание. Персидское войско приближается к берегам Понта Эвксинского.
Шум поднялся над площадью. Напрасно кричал жрец: «Слушайте, слушайте!»
– Пусть говорят стратеги!
– Слово жрецам!
– Персидское войско на берегах Понта!
– Я хочу говорить! Я хочу сказать! – кричал один из стратегов. И, когда немного стихло, начал: – Дуб и камыш поспорили, кто сильнее. Налетел страшный ветер, камыш нагнулся и остался целым. А дуб против ветра боролся, подставив свою грудь, и был вырван с корнем. Сколько имеет Ольвия воинов? Полторы тысячи мужчин и юношей в состоянии держать оружие. У Дария войско – тьма. Греки! Я считаю выход один – откупиться…
Заговорил архонт.
– Четыре года назад персы уже побывали на нашем побережье. Это был набег во главе с сатрапом Каппадокии. Царь скифский Иданфирс послал Дарию письмо, в котором грозил отомстить за своего брата, взятого в плен. Я думаю, это письмо и вызвало поход. Теперь идет сам Дарий. Значит, это не набег, а война – долгая, до конца. Нечего и думать противостоять персам. Единственный выход, и это совет коллегии стратегов, выбранной вами, – выкуп. Предлагаю каждому внести по десять драхм.
– Ого…
– Это много…
– А что сделаешь?..
– Архонтам виднее.
– А что, если персы и деньги возьмут и нас в придачу?
Архонт продолжал:
– Дарий идет на скифов. Наше дело – сторона. Думаю, что его войско вообще нас минует. Но необходимо быть наготове. Выставить дозоры, прекратить всякие сношения со скифами.
– Я хочу говорить! – Это был ольвиополит, который добывал соль в лимане Гипаниса Г и п а н и с – Южный Буг.
. – Один человек бежал от преследователей. Прибежал к реке, но встретил волка и полез на дерево, которое нависло над водой. Но на ветке качалась змея. Тогда человек прыгнул в воду, но там его подстерегал крокодил… Так может случиться и с нами, если мы со всеми поссоримся. Скифы, слава богам, соседи, с которыми можно жить…
– Я хочу говорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Теперь в стране покой и порядок. Умиротворены все двадцать сатрапий. Пусть некоторые называют его торгашом за то, что точно определен размер дани для каждой сатрапии. Ерунда! Сам Ахурамазда, который вручил ему эту землю, вселил такую мудрую мысль. Сила оружия и точное распределение дани умиротворили край.
Дарий медленными глотками отпил вино. Память унесла его в первый год царствования, когда он не знал покоя и ждал ударов отовсюду. Трудно удержать власть, труднее, чем захватить. Ведь тогда, семь лет назад, десятого дня месяца багаядиса, требовались только решительность, быстрота и смелость…
Дарий любил вспоминать те дни.
Допив вино, царь слегка ударил чашей по узорчатому медному диску. Еще не растаял глухой звук, как полог двери приподнялся и старший евнух выжидающе склонился у входа.
– Позвать царственную Федиму!
…Царь жестом указал на мягкое ложе, и Федима с достоинством опустилась у его ног. Стройный молодой стан и плавные сдержанные движения, ухоженное лицо и полусумрак опочивальни не могли ввести Дария в заблуждение. Жена была ненамного моложе его. Ведь она знала еще Камбиса и перешла от него к Дарию по закону.
– Память потревожила былые дела, благородная Федима. Поведай мне, как ты раскрыла нам подлого мага, присвоителя власти?
Федима подняла на Дария слегка раскосые глаза и, раскачиваясь, заговорила хрипловатым голосом:
– Ты знаешь, доблестный повелитель, что после смерти сына Кира, владыки Камбиса, я, как и все прочие жены царя, стала согласно обычаю супругой его брата Смердиса. Так вот, когда минуло восемь лун, ко мне отец прислал раба.
Отец первым заподозрил неладное. Ведь новый царь, Смердис, тот, кто называл себя братом Камбиса К а м б и с – царь Персии, его брат Смердис должен был наследовать царство и по обычаю всех жен.
, не выходил из дворца и не призывал никого к себе из знатных людей. Поэтому отец мой спросил меня, со Смердисом ли делю я ложе. Но что могла ответить я, которая никогда не видела Смердиса раньше? Тогда отец мой вновь прислал раба и велел мне спросить у других жен, брат ли Камбиса мой новый муж? Но и этого не могла я исполнить, ибо не встречалась ни с кем.
Снова пришел раб и передал мне такие слова: «Дочь! Твое высокое происхождение требует от тебя мужества в совершении опасного дела. Я думаю, тот, кто делит с тобой ложе и властвует, не Смердис, не сын Кира. Ты должна выяснить правду. Сделай так! Когда царь уснет, ощупай его уши, на месте ли они. Если ушей нет, то это не Смердис, а подлый маг, присвоивший его имя. Когда-то Кир приказал отрезать ему уши за непослушание».
Я пообещала отцу выполнить опасное поручение. И вот ночью в опочивальне царя при тусклом свете рожков я привстала на ложе, прислушиваясь к звукам за дверью и дыханию рядом. Ведь если он не спит и узнает, что я замыслила, то жестокая казнь ждет меня. Сдерживая дрожь, просунула я руку под тонкую серую тиару. Меж спутанных волос нащупала ушное отверстие без раковины. Еще сильнее задрожало мое тело, я сделала над собой усилие, чтобы не кинуться прочь из опочивальни…
Дарий, который не впервые слушал рассказ Федимы, уже не вникал в смысл слов, а вспоминал то славное время, когда он прибыл в город и присоединился к шести заговорщикам. Все решили, что самозванец должен смертью заплатить за позор жен Камбиса и за присвоение власти. Рвались немедленно исполнить решение, ибо с каждой луной власть самозванца укрепляется, а привлечение новых людей могло привести к раскрытию заговора. Тогда всех ждала жалкая гибель.
Дарий придумал безумный по смелости план: «Пойти во дворец открыто и даже шумно. Ведь стража не посмеет остановить столь знатных людей. А если их остановит сам страж дверей, тогда Дарий солжет, что прибыл, имея поручения от правителя Парси, своего отца Гистаспа. Где ложь неизбежна, там смело нужно лгать». Гобрий подлил масла в огонь, напомнив, что им, персам, не гоже оставлять власть в руках магов-мидийцев. Тогда все сразу после совета пошли во дворец…
Они всемером вошли в дворцовые ворота, и стража была полна нерешительности и почтения при виде столь знатных и доблестных господ.
Потом они наткнулись на вечно подозрительных и строптивых евнухов. Жирные бабьи лица то искажались гневом: брань сыпалась на голову стражи, то изображали лживую почтительность, смешанную с подозрительностью: по какому делу пришли господа… Три евнуха заслонили собой дверь, Дарий кивает Гобрию. Семеро пошли прямо на евнухов. На лицах первых решительность, на лицах вторых страх и растерянность. Блеснула сталь кинжалов.
…Наконец они побежали по коридорам, взволнованные, и от этого сделали лишний круг в мужских покоях дворца. Тут на шум выскочили двое. По одежде видно, что один из них самозванец. Он с луком. Второй, страж двери, копьем ранил двоих заговорщиков. Отец Федимы слева, Видарна справа, почти одновременно вонзили свои кинжалы в тело стража.
Самозванец, отбросив бесполезный лук, побежал на женскую половину, пытаясь запереть дверь. Гобрий всей тяжестью тела упал на дверь, Дарий услышал по ту сторону шум борьбы, в полумраке он разглядел два сплетенных тела. Он был в нерешительности.
– Бей! – крикнул ему с пола Гобрий. – Бей!
– Но я могу поразить тебя!
– Бей обоих, – захрипел Гобрий.
И бог Ахурамазда направил руку Дария в сердце врага…
Потом уже впятером – раненых оставили во дворце – они стояли перед знатнейшими персами с отсеченной головой мидийца-мага и рассказывали о подлом злодеянии и о своем подвиге…
Царь поднимает взгляд на давно умолкнувшую женщину и потирает ухо. Опочивальня полнится мглой. Дарий бьет в диск и велит зажечь светильники. Федима недвижно сидит у его ног…
Когда после заговора немного улеглось волнение, начали думать об организации власти и решили определить царя жребием. Только отец Федимы, этот самый гордый из персов, отказался от жребия в пользу остальных:
– Не желаю я властвовать, но не желаю и быть подвластным. За отказ от жребия даруйте мне и моим потомкам право не подчиняться никому из вас, – сказал он.
И было решено – пусть живет, как знает, но пусть же ни он, ни его потомки не нарушают персидских законов.
Дарий опять направил свой взгляд на жену, сидящую у его ног. Все еще во власти прошлого, царь улыбнулся своей хитрости и находчивости конюха, принесшей ему жребий власти. Не прогоняя улыбки, он кивнул Федиме, которая тотчас пересела поближе к нему, на широкий топчан.
Кто знает, скоро ли они увидятся, ведь перс воин не берет в поход своих жен. И Дарию напоследок хотелось быть ласковым с Федимой…
4
Ольвийский ипподром раскинулся за городом. Колесницы, запряженные тройками, поднимали пыль, разбегаясь по полю, и круто заворачивали у живой изгороди. Возничие грели лошадей. В бронзовой пыли, висящей над ипподромом, синими и зелеными пятнами плавали хитоны ольвиополитов.
В третьем ряду сидел гончар Диамант и тонкой кисточкой рисовал на доске коней и колесницы.
Круглолицый человек с волосами, ниспадающими на плечи, сел рядом.
– Диамант надеется превзойти великого Эксекия Известный в Элладе рисовальщик на вазах.
?
– Дай срок, Теодор. Ты первый придешь ко мне. И не будешь заказывать вазы и амфоры за морем.
– Ха-ха! Диамант! Боги недаром каждую минуту ссорятся между собой на Олимпе, а мы становимся их орудием. Мечи и щиты, копья и луки – вот товар, который всегда будет иметь спрос, пока боги не спустятся на землю.
– О да, ты мудрый торговец, Теодор. Но тень Орфея не оставит меня. Эта музыка, которая отовсюду звучит, прислушайся, Теодор. В каждом нашем шаге, в каждом движении нашей мысли она навевает иное видение колесниц и коней. Присмотрись к рисункам Эксекия. Они плоские, бестелесные.
В поле разворачивался ряд коней, разномастных, с подрезанными или буйными, как у львов, гривами, тонконогих и широкогрудых; их подгоняли длинными палицами бородатые ольвиополиты – люди различных занятий, а теперь просто возничие, на повороте один бородач потерял равновесие, взмахнул руками, выпал из колесницы, кони остановились, повернули морды и растерянно заржали. Остальные пошли на второй круг. Мелькали хитоны, развевались бороды, отплевывались ездоки, глаза застилала пыль, а между зрителями, именитыми ольвиополитами, царило спокойствие. Им, собственно, было безразлично, кто победит, все они имели лошадей и колесницы, поэтому каждый считал только себя достойным лаврового венка.
Но вот зрители уже спускаются поздравить победителя. Диамант подарил ему свою доску с изображением коней.
– Собираешься прославиться, мастер Диамант? – ухмыльнулся Теодор. – Нужно подружиться с тобой. Ты не откажешься после от старого дружка? – Теодор заглянул в глаза гончару, прикоснулся бородой к его шее.
– Оставь насмешки, Теодор. Я хочу сделать рисунок… как бы это тебе сказать… телесным, объемным! Ты выпиваешь вино, открывается дно чаши, а оттуда несется колесница!
– Ну нет, для меня это слишком. Без килика К и л и к – сосуд для вина (греч.).
доброго самосского не понять. Пошли ко мне. Мой служка как раз приготовил обед.
Теодор взялся за бронзовое кольцо дверей. Они нехотя подались. Когда глаза привыкли к слабому свету, можно было рассмотреть убранство покоев. Стены комнаты в шкурах. Угол занимало деревянное ложе хозяина. Посреди ложе для гостя. Два инкрустированных яшмой треножника.
Теодор с силой хлопнул в ладоши. Вбежал слуга.
– Помой гостю ноги.
Диамант снял сандалии, с удовольствием опустил ноги в деревянное корыто. Слуга, омыв ноги, потер их оливковым маслом.
Разбавлял вино водой и наполнял килики. Теодор и Диамант хмелели каждый на своем ложе.
– Время жениться нам, Теодор!
– Да, помощница в хозяйстве и утешительница не помешает. Довольно уже ходить к подругам. А нравятся ли будущему Эксекию мои шкуры? Я выменял их на мечи и наконечники для стрел у скифов. Чудаки они! Только меняют. Денег не берут! Был в Ольвии оружейник царского кочевья и, думаешь, к кому он обратился?
– К тебе, подсказывает этот килик. Пусть тебе везет во всем! Скифы бывают и у меня. С ними выгодно иметь дело. Они щедры, когда речь идет о стоящих вещах.
– Молодой этот оружейник-скиф знает толк. Потрогай шкуру. Не какой-нибудь худородный волк – настоящий медведь. Подарил он мне мешок шерсти. Но я не остался в долгу – ведь не в последний раз имею с ним дело. Положил ему на воз золотую фигурку их богини.
– Ты уже освоил и скифский пантеон?
– Я купил несколько статуэток. Пригодятся. Хотя та скифская шерсть и не стоит греческого золота, да пускай. Надо смотреть вперед и не жадничать. Варвары только недавно поняли, что такое золото, и поэтому ценят его вдвойне.
– Наша по… посуда пуста, Теодор, прикажи наполнить ее вином.
– Чего ты бухаешь столько воды, презренный? Жаль господского добра? Не разбавляй! Ведь как у них пьют? Не раз-ба-вля-я!
После трапезы друзья решили прогуляться. Тяжело дыша, поднимались в верхний город, когда оттуда очень четко прозвучал скрипучий звук рога. На одной ноте, с небольшими интервалами звук повторялся. Они остановились отдышаться, и тревога отрезвила их. Этот сигнал означал только одно: в Ольвии произошло нечто важное, и коллегия архонтов созывает горожан.
– Смотри, Теодор, два ворона сидят рядом.
– Хорошая примета, Диамант. Но к чему вдруг сборище, когда близится ночь?
– Пошли быстрее к храму…
Храм Деметры, покровительницы Ольвии, поднимался возле единственной в городе липовой рощи. Площадь перед ним уже заполнили люди. Зажгли факелы. Дым обволакивал капители, поднимался к фризу, где светло-красный Геракл вершил свои подвиги. Из храма выходили члены ольвийских коллегий, чинно размещались на трех массивных ступенях.
Старший жрец поднял руку с длинной палицей.
– Греки! Ольвиополиты! Щедрая Деметра в который уже раз встречает свою дочь Персефону на пути из подземного царства. Прорастает трава, деревья выбрасывают листья, играют звери, и птицы вьют гнезда. Но боги Олимпа посылают нам тяжкое испытание. Персидское войско приближается к берегам Понта Эвксинского.
Шум поднялся над площадью. Напрасно кричал жрец: «Слушайте, слушайте!»
– Пусть говорят стратеги!
– Слово жрецам!
– Персидское войско на берегах Понта!
– Я хочу говорить! Я хочу сказать! – кричал один из стратегов. И, когда немного стихло, начал: – Дуб и камыш поспорили, кто сильнее. Налетел страшный ветер, камыш нагнулся и остался целым. А дуб против ветра боролся, подставив свою грудь, и был вырван с корнем. Сколько имеет Ольвия воинов? Полторы тысячи мужчин и юношей в состоянии держать оружие. У Дария войско – тьма. Греки! Я считаю выход один – откупиться…
Заговорил архонт.
– Четыре года назад персы уже побывали на нашем побережье. Это был набег во главе с сатрапом Каппадокии. Царь скифский Иданфирс послал Дарию письмо, в котором грозил отомстить за своего брата, взятого в плен. Я думаю, это письмо и вызвало поход. Теперь идет сам Дарий. Значит, это не набег, а война – долгая, до конца. Нечего и думать противостоять персам. Единственный выход, и это совет коллегии стратегов, выбранной вами, – выкуп. Предлагаю каждому внести по десять драхм.
– Ого…
– Это много…
– А что сделаешь?..
– Архонтам виднее.
– А что, если персы и деньги возьмут и нас в придачу?
Архонт продолжал:
– Дарий идет на скифов. Наше дело – сторона. Думаю, что его войско вообще нас минует. Но необходимо быть наготове. Выставить дозоры, прекратить всякие сношения со скифами.
– Я хочу говорить! – Это был ольвиополит, который добывал соль в лимане Гипаниса Г и п а н и с – Южный Буг.
. – Один человек бежал от преследователей. Прибежал к реке, но встретил волка и полез на дерево, которое нависло над водой. Но на ветке качалась змея. Тогда человек прыгнул в воду, но там его подстерегал крокодил… Так может случиться и с нами, если мы со всеми поссоримся. Скифы, слава богам, соседи, с которыми можно жить…
– Я хочу говорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11