- Точно. Ракушка это. Я такую видал. На заборе у одного. Только он звал
ее рог. Задудит в рог - и сразу мама к нему выбегает. Они жуть как дорого
стоят.
У Ральфа под самым боком повис над водою росток пальмы. Хилая земля все
равно уже вздулась из-за него комом и почти не держала его. Ральф выдернул
росток и стал шарить по воде, и от него в разные стороны порхнули пестрые
рыбки. Хрюша весь подался вперед.
- Тихо! Разобьешь...
- А, да ну тебя.
Ральф говорил рассеянно. Конечно, раковина была интересной, красивой,
прекрасной игрушкой; но манящие видения все еще заслоняли от него Хрюшу,
которому среди них уж никак не могло быть места. Росток выгнулся и загнал
раковину в водоросли. Ральф, используя одну руку как опору рычага, другой
рукой нажимал на деревцо, так что мокрая раковина поднялась и Хрюше удалось
ее выловить.
Наконец можно было потрогать раковину, и теперь-то до Ральфа дошло,
какая это прелесть. Хрюша тараторил:
- ...рог. Жуть какой дорогой... Ей-богу, если бы покупать, так это
тьму-тьмущую денег надо выложить... он у них в саду на заборе висел, а у
моей тети...
Ральф взял у Хрюши раковину, и ему на руку вытекла струйка. Раковина
была сочного кремового цвета, кое-где чуть тронутого розоватым. От кончика с
узкой дырочкой к разинутым розовым губам легкой спиралью вились восемнадцать
сверкающих дюймов, покрытых тонким тисненым узором. Ральф вытряхнул песок из
глубокой трубы.
- ...получалось как у коровы, - говорил Хрюша, - и еще у него белые
камушки, а еще в ихнем доме птичья клетка и попугай зеленый живет. В белый
камушек, ясно, не подуешь, вот он и говорит...
Хрюша задохнулся, умолк и погладил блестящую штуку в руках у Ральфа.
- Ральф!
Ральф поднял на него глаза.
- Мы ж теперь можем всех созвать. Сбор устроить. Они услышат и
прибегут...
Он сияя смотрел на Ральфа.
- Ты для этого, да? Для этого рог из воды вытащил?
Ральф откинул со лба светлые волосы.
- Как твой приятель в него дул?
- Он вроде как плевал туда, - сказал Хрюша. - А мне тетя не велела,
из-за астмы. Вот отсюдова, он говорил, надо дуть. - Хрюша положил ладонь на
свое толстое брюшко. - Ты попробуй, а, Ральф. И всех скликаешь.
Ральф с сомненьем приложился губами к узкому концу раковины и дунул. В
раковине зашуршало - и только. Ральф стер с губ соленую воду и снова дунул,
но опять раковина молчала.
- Он вроде как плевал.
Ральф сделал губы трубочкой, впустил в раковину струйку воздуха, и
раковина будто пукнула в ответ. Оба покатились со смеху, и в промежутках
между взрывами смеха Ральф еще несколько минут подряд извлекал из раковины
эти звуки.
- Он вот отсюдова дул.
Ральф наконец-то понял и выдохнул всей грудью. И сразу раковина
отозвалась. Густой, резкий гул поплыл под пальмами, хлынул сквозь лесные
пущи и эхом откатился от розового гранита горы. Птицы тучами взмыли с
деревьев, в кустах пищала и разбегалась какая-то живность.
Ральф отнял раковину от губ.
- Вот это да!
Собственный голос показался ему шепотом после оглушающих звуков рога.
Он приложил его к губам, набрал в легкие побольше воздуха и дунул опять.
Загудела та же нота, но Ральф поднатужился, и нота взобралась октавой выше и
стала уже пронзительным, надсадным ревом. Хрюша что-то кричал, лицо у него
сияло, сверкали очки. Вопили птицы, разбегались зверюшки. Потом у Ральфа
перехватило дух, звук сорвался, упал на октаву ниже, вот он споткнулся,
ухнул и, прошуршав по воздуху, замер.
Рог умолк - немой, сверкающий бивень; лицо у Ральфа потемнело от
натуги, а остров звенел от птичьего гомона, от криков эха.
- Его жуть как далеко слыхать.
Ральф отдышался и выпустил целую очередь коротких гудочков.
Вдруг Хрюша заорал:
- Глянь-ка!
Среди пальм ярдах в ста по берегу показался ребенок. Это был светлый
крепыш лет шести, одежда на нем была порвана, а личико перемазано фруктовой
жижей. Он спустил штаны с очевидной целью и не успел как следует натянуть.
Он спрыгнул с пальмовой террасы в песок, и штанишки сползли на щиколотки; он
их перешагнул и затрусил к площадке. Хрюша помог ему вскарабкаться. А Ральф
все дул, и уже в лесу слышались голоса. Мальчуган присел на карточки и снизу
вверх блестящими глазами смотрел на Ральфа. Убедившись, что тот, очевидно,
не просто так развлекается, а занят важным делом, он удовлетворенно сунул в
рот большой палец - единственный оставшийся чистым.
Над ним склонился Хрюша:
- Тебя как звать?
- Джонни.
Хрюша пробормотал имя себе под нос, а потом прокричал Ральфу, но тот и
бровью не повел, потому что все дул и дул. Он упивался мощью и роскошью
извлекаемых звуков, лицо раскраснелось, и рубашка трепыхалась над сердцем.
Крики из лесу приближались.
Берег ожил. Дрожа в горячих струях воздуха, он укрывал вдалеке
множество фигурок; мальчики пробирались к площадке по каленому глухому
песку. Трое малышей не старше Джонни оказались удивительно близко -
объедались в лесу фруктами. Кто-то щуплый и темный, чуть помоложе Хрюши,
выбрался из зарослей и залез на площадку, радостно всем улыбаясь. Шли еще и
еще. По примеру простодушного Джонни садились на поваленные стволы и ждали,
что же дальше. Ральф продолжал выпускать отдельные пронзительные гудки.
Хрюша обходил толпу, спрашивал, как кого зовут, и морщился, запоминая. Дети
отвечали ему с той же готовностью, как отвечали взрослым с мегафонами.
Кое-кто был голый - те держали одежду под мышкой, кто-то был полуодет,
другие даже одеты, в школьных формах, серых, синих, коричневых - кто в
свитерке, кто в курточке. Тут были эмблемы и даже девизы, полосатые гольфы,
фуфаечки. Зеленая тень укрывала головы, головы русые, светлые, черные,
рыжие, пепельные; они перешептывались, лепетали, они во все глаза глядели на
Ральфа. Недоумевали. И ждали.
Дети парами и поодиночке показывались на берегу, выныривая из-за
дрожащего марева. И тогда взгляд сначала притягивался к пляшущему на песке
черному упырю и лишь затем поднимался выше и различал бегущего человека.
Упыри были тени, сжатые отвесным солнцем в узкие лоскутья под торопливыми
ногами. Ральф еще дул в рог, а к площадке над бьющимися черными лоскутьями
уже неслись двое последних. Двое круглоголовых мальчиков с волосами, как
пакля, повалились ничком и, улыбаясь и тяжко дыша, как два пса, смотрели на
Ральфа. Они были близнецы и до того одинаковы, что в это забавное тождество
просто не верилось. Дышали в лад, улыбались в лад, оба здоровые и
коренастые. Губы у близнецов были влажные, на них будто не хватило кожи, и
потому у обоих смазались контуры профиля и не закрывались рты. Хрюша
склонился над ними, сверкая стеклами очков, и между кличами рога слышно
было, как он заучивает имена:
- Эрик, Сэм, Эрик, Сэм.
Скоро он запутался; близнецы трясли головами и тыкали друг в друга
пальцами под общий хохот.
Наконец Ральф перестал дуть и сел, держа рог в руке и уткнувшись
подбородком в коленки. Замерло эхо, а с ним вместе и смех, и настала тишина.
Из-за блестящего марева на берег выползало черное что-то. Ральф первый
увидел это черное и не отрывал от него взгляда, пока все не посмотрели туда
же. Но вот непонятное существо выбралось из-за миражной дымки, и сразу стало
ясно, что чернота на сей раз не только от тени, но еще от одежды. Существо
оказалось отрядом мальчиков, шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико
одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали
черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до
щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом по груди
слева и наверху с треугольным жабо. От тропической жары, спуска, поисков
пищи и вот этого потного перехода под палящим небом лица у них темно
лоснились, как свежепромытые сливы. Вожак отряда был облачен точно так же,
только кокарда золотая. Ярдах в десяти от площадки его люди по команде
встали, задыхаясь, обливаясь потом, качаясь под нещадными лучами. Сам он
отделился от них, вспрыгнул на площадку в разлетающемся плаще и со света
щурился в почти непроглядную темень.
- Где человек с трубой?
Ральф догадался, что после солнца ему ничего не видно.
- Человека с трубой тут нет. Это всего лишь я.
Мальчик подошел к Ральфу вплотную, сверху глянул на него и скроил
недовольную мину. Вид светловолосого мальчишки с кремовой раковиной на
коленях его, кажется, не впечатлил. Он сразу отвернулся, взмахнув черными
полами.
- Значит, и корабля нет?
Под взметнувшимся плащом он был тощий, высокий, костлявый, из-под
черной шапочки выбились рыжие волосы. Лицо, все в веснушках и складках, было
противное, но не глупое. И на этом лице горели голубые глаза, в них металась
досада и вот-вот могла вспыхнуть злость.
- Значит, взрослых нет?
Ральф ответил, уже ему в спину:
- У нас собрание. Присоединяйтесь.
Мальчики в плащах начали ломать строй. Высокий на них прикрикнул:
- Хор! Стоять смирно!
Устало, покорно хористы снова втиснулись в строй и, покачиваясь, стояли
на солнцепеке. Кое-кто все же отважился хныкать:
- Меридью... Ну, Меридью же, ну, можно мы...
А потом один хлопнулся ничком, и строй смешался. Упавшего взгромоздили
на площадку и положили. Меридью посмотрел на него пристально и не утратил
выдержки.
- Ладно. Садитесь. А этот - ну его, пускай лежит.
- Но как же, Меридью...
- Он вечно в обморок падает, - сказал Меридью. - И в Аддис-Абебе, и в
Гибралтаре. И на утренях плюхался прямо на регента.
Последнее замечание вызвало смешки хористов, которые черными птицами на
жердочках обсели поваленные стволы и не сводили глаз с Ральфа. У них Хрюша
не стал спрашивать имена. Его устрашило ведомственное превосходство и
уверенная начальственность в голосе Меридью. Он притаился за Ральфом и
занялся своими очками.
Меридью снова повернулся к Ральфу.
- Значит, здесь нет ни единого взрослого?
- Ну да.
Меридью тоже сел и всех обвел глазами.
- Итак, самим надо выпутываться.
Хрюша из-за плеча у Ральфа позволил себе вставить:
- Поэтому Ральф и созвал сбор. Чтобы решить, чего нам делать. Мы пока
что у всех спросили, кого как звать. Вот это Джонни. Эти двое, они близнецы,
Сэм и Эрик. Кто Эрик? Ты? Нет, это Сэм...
- Я Сэм...
- А я Эрик.
- Я всем предлагаю познакомиться, - сказал Ральф. - Я, например, Ральф.
- Так мы ведь уже, - сказал Хрюша. - Мы же только что спрашивали.
- Мы не младенцы, - сказал Меридью. - С какой стати мне называться
Джеком? Я - Меридью.
Ральф посмотрел на него искоса. Да, это был голос человека серьезного,
который знает, чего он хочет.
- Потом этот, - Хрюша уже разогнался, - ой, я забыл...
- Ты чересчур много болтаешь, - сказал Джек Меридью. - Заткнись,
Жирняй.
Раздались смешки.
- Вовсе он не Жирняй, - крикнул Ральф, - его истинное имя - Хрюша!
- Хрюша!
- Хрюша!
- Ой, Хрюша!
Тут раздался настоящий взрыв хохота, хохотали все, даже самые
маленькие. Смех вдруг сплотил мальчиков, и только Хрюша остался вне этого
тесного дружеского кружка. Он залился краской, насупился и опять занялся
очками.
Наконец смех замер и продолжалась перекличка. Был тут Морис, второй в
хоре по росту после Джека, но плотней; он все время улыбался. Был тощий
дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в
сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк. Билл, Роберт,
Харольд, Генри; тот мальчик из хора, который упал в обморок, теперь сел,
прислонясь к пальмовому стволу, бледно улыбнулся Ральфу и назвался Саймоном.
Потом Джек сказал:
- Надо решить, как нам спасаться.
Пронесся гул голосов. Совсем маленький мальчик - Генри - объявил, что
он хочет домой.
- Тише вы, - проговорил Ральф рассеянно. Он поднял рог. - По-моему,
чтобы решать, сначала надо выбрать главного.
- Главного! Главного!
- Главным могу быть я, - без обиняков сказал Джек, - потому что я
староста и я запеваю в церкви и до-диез могу взять.
Снова гул голосов.
- Ну и вот, - сказал Джек, - я...
Он запнулся. Черненький - Роджер - наконец-то расшевелился, он
предложил.
- Давайте проголосуем.
- Ага!
- Голосуем за главного!
Выборы оказались забавой не хуже рога. Джек было начал спорить, но
кругом уже не просто хотели главного, но кричали о выборах и чуть не все
предлагали Ральфа. Никто не знал, почему именно его; что касается смекалки,
то уж скорей ее проявил Хрюша, и роль вожака больше подходила Джеку. Но
Ральф был такой спокойный, и еще высокий, и такое хорошее было у него лицо;
но непостижимее всего и всего сильней их убеждал рог. Тот, кто дул в него, а
теперь спокойно сидел на площадке, держа на коленях эту хрупкую красивую
штуку, был, конечно, не то что другие.
- Который с раковиной!
- Ральфа, Ральфа!
- Пусть с трубой будет главный!
Ральф поднял руку, прося тишины.
- Хорошо. Кто за Джека?
С унылой покорностью поднялись руки хористов.
- Кто за меня?
Руки всех, кто не в хоре, кроме Хрюшиной, тут же взлетели вверх. Хрюша
посмотрел, подумал и тоже нехотя потянул руку.
Ральф посчитал:
- Значит, главный - я.
Все захлопали. Хлопал даже хор. Лицо у Джека вспыхнуло от досады, так
что исчезли веснушки. Он дернулся, хотел встать, раздумал и снова сел под
длящийся грохот рукоплесканий. Ральф смотрел на него, ища, чем бы его
утешить.
- Хор, конечно, остается тебе.
- Пусть они будут солдаты!
- Или охотники!
- Нет, лучше пусть...
Веснушки вернулись на лицо Джека. Ральф помахал рукой, прося тишины.
- Джек отвечает за хор. Они будут - ну кто, как ты хочешь?
- Охотники.
1 2 3 4