– Отец очень любит Нору. Очень... даже слишком. И когда она потребовала, чтобы ее выдали за Филиппа, он не мог ей отказать. Я все думала, на какую же хитрость он пойдет, но разве могла я предположить, что он... опустится до подлости!.. Если я буду замужем, Филипп женится на Норе, чтобы получить помощь Кастилии в борьбе за галльский престол, а я... – Тут она судорожно сглотнула, еле сдерживая рыдания. – Я принесена в жертву Нориному капризу!
– Еще нет, – мягко возразил падре. – Вас только определили в жертву, но заклание еще не свершилось.
Во взгляде Бланки засветилась робкая надежда.
– Этого можно избежать? Но как?
– Если ваш брат дон Альфонсо и Филипп успеют вернуться в Толедо до дня вашей свадьбы, они смогут расстроить ее.
– Они не успеют, – с горечью заметила Бланка. – Отец все рассчитал.
Дон Антонио кивнул:
– Боюсь, вы правы. Я тоже думаю, что они не успеют в срок. Поэтому ради вас и Филиппа я готов взять грех на душу и во всеуслышание заявить, что еще месяц назад я тайно обвенчал вас.
Бланка вцепилась пальцами в подлокотники кресла.
– Боже, милостивый! – выдохнула она. – Вы это сделаете?
– Да, сделаю, – решительно кивнул падре. – С вашего позволения, конечно. За согласие Филиппа я ручаюсь.
– Но ведь это будет ложью!
– Знаю. Я солгу. Вам же лгать необязательно – вы можете просто молчать и дожидаться приезда Филиппа. Еще вчера вечером я отправил к нему гонца с письмом, в котором изложил свой план. У меня есть небольшой приход, церковь Святого Иосифа, и я уже сделал в церковной книге запись о вашем браке – задним числом, семнадцатым декабря прошлого года. В этот день, согласно моему дневнику...
– Минуточку! – перебила его Бланка, с трудом переводя дыхание; глаза ее лихорадочно блестели. – Я в смятении, падре. Вы меня шокировали. Ваше предложение, это... это не только противозаконно, это богопротивно, это не по-божески. Такой, с позволения сказать, брак будет недействителен перед небесами.
– Это не имеет никакого значения, принцесса. Брак все равно будет признан недействительным с точки зрения закона и церковных канонов, но процедура его аннулирования займет определенное время.
– Уж отец позаботится, чтобы оно было сведено к минимуму.
Падре покачал головой:
– Не все так просто. Еще в конце осени Филипп испрашивал у Святого Престола согласия на брак с вами и получил его. Ваш отец тоже дал свое согласие – правда, только в устной форме и конфиденциально. В любом случае, архиепископ потребует тщательного рассмотрения дела, и непременно в присутствии Филиппа, чего, собственно, мы и добиваемся. Надеюсь, ваш брат, дон Альфонсо, сумеет убедить вашего отца изменить решение. А что до Филиппа, то будьте уверены, он найдет способ заставить графа Бискайского отказаться от брака с вами.
В комнате надолго воцарилось молчание. Позабыв о правилах приличия, Бланка ожесточенно грызла коротко остриженный ноготь на своем большом пальце. Наконец она спохватилась, торопливо отняла руку ото рта и смущенно произнесла:
– Вы меня искушаете, преподобный отец. Должна признать, что соблазн очень велик.
– Вы любите Филиппа, не так ли? – видя, что она все еще колеблется, без обиняков спросил падре.
Бланка в замешательстве опустила глаза.
– Ну... – Немного помолчав, она совладала с собой и открыто взглянула на падре. – Вы задали прямой вопрос, дон Антонио, и это предполагает такой же прямой ответ. К сожалению, я не могу ответить вам прямо, поскольку сама еще не знаю ответа. Но если вы спросите меня, хочу ли я стать женой Филиппа, то я скажу: да. Я хочу, чтобы он всегда был со мной, хочу, чтобы он был спутником всей моей жизни. Я давно этого хотела и мечтала о том дне, когда мы поженимся. И будь у меня выбор, я бы не задумываясь предпочла его даже императору, потому что он мне нравится больше всех остальных. Если это и есть любовь, тогда я люблю Филиппа.
– Вы считаете, что будете счастливы с ним?
– Я надеюсь на это.
– Уверяю вас, принцесса, – проникновенно сказал падре. – Филипп не обманет ваших надежд. Я, конечно, не могу ручаться за его верность, но я знаю, как серьезно он относится к семье и браку. Вы всегда будете главной женщиной в его жизни, его супругой, матерью его детей... – Преподобный отец поднялся с кресла, понимая, что сделал все возможное, а остальное теперь зависит от Бланки. – Я не стану торопить вас с ответом. Время у нас еще есть, так что хорошенько все обдумайте и взвесьте.
– Хорошо, дон Антонио, – сказала Бланка. – Я подумаю.
К сожалению, этот разговор так и остался лишь разговором, и предложенный падре Антонио план не был приведен в исполнение. Дальнейшее поведение Бланки не поддается никакому логическому объяснению. Впервые в своей жизни она лицом к лицу столкнулась с людской подлостью, и человек, который так жестоко, так коварно и вероломно обошелся с ней, был ее родной отец. Отец, которого она глубоко уважала, которым она искренне восхищалась, который всегда и во всем был для нее примером... Жестокое разочарование постигло юную шестнадцатилетнюю принцессу – не по годам умную и рассудительную девушку, но еще не подготовленную к встрече с суровой действительностью. Ее душа была по-детски чиста и непорочна, а сердце ранимое, и это ужасающее открытие напрочь парализовало ее волю, лишило ее сил и всяческого желания бороться за себя, за свое счастье...
С крушением идеала, которым был для нее отец, Бланка потеряла почву под ногами. Ей стало безразличным ее же собственное будущее, ей было все равно, что готовит ей день грядущий, она вообще не хотела жить. И когда накануне свадьбы к ней явился падре Антонио, чтобы узнать о ее решении, Бланка отказалась с ним встретиться и лишь велела передать ему короткое «нет».
А на следующее утро она безропотно пошла под венец, все плыло вокруг нее, как в тумане, губы ее сами по себе отрешенно промолвили: «да», – и она стала женой графа Бискайского. И только ночью, на брачном ложе, когда острая боль пробудила ее от этого жуткого полусна, Бланка с ужасом осознала, чтоона натворила...

Филипп прибыл в Толедо на второй день после свадьбы Бланки, когда она уже готовилась к отъезду в Наварру. До глубины души оскорбленый тем, что Бланка отвергла план падре Антонио, он даже не захотел попрощаться с ней и сразу бросился искать утешения в объятиях Норы, наскоро убедив себя в том, что именно она, а не ее старшая сестра, лучше всех на свете.
Теперь Филипп ни от кого не скрывал своей связи с Норой и в ответ на замечание короля, высказанное, кстати, в весьма мягкой форме, он очень грубо огрызнулся: дескать, это его личное дело, как он ухаживает за своей будущей женой, и даже его будущий тесть не вправе совать свой нос в их постель. Дон Фернандо был немало смущен такой резкой и откровенно циничной отповедью, но молча проглотил оскорбление, чувствуя свою вину перед Филиппом.
Впрочем, надо отдать должное Филиппу: не собираясь скрывать эту связь, он, вместе с тем, не афишировал ее. К его большому удивлению, двор весьма скептически отнесся к слухам о грехопадении младшей дочери короля, и мало кто в это поверил. А тесную дружбу между ней и Филиппом придворные объясняли тем, что оба были очень привязаны к Бланке и, грустя по ней, находили отраду в обществе друг друга.
В отместку королю, Филипп решил заставить его поволноваться и все тянул с просьбой руки Норы. Дон Фернандо не рисковал торопить Филиппа, побаиваясь, как бы тот вовсе не передумал, и жил в постоянном страхе потерять зятя, на которого возлагал большие надежды. Альфонсо же, так и не простивший отцу брак Бланки с Александром Бискайским, втайне злорадствовал, глядя на его мытарства. Ну а Нора, хоть ее и огорчило, что Филипп тайком собирался жениться на Бланке, все же была потрясена жестокостью отца, и чувство вины перед сестрой, которую она всем сердцем любила, нет-нет да давало о себе знать. Филипп, уже смирившийся с тем, что ему придется жениться на Норе, сильно подозревал, что это чувство вины со временем будет расти и в конце концов отравит их совместную жизнь, а призрак Бланки всегда будет стоять между ними...

А весной между Кастилией и Гранадой разразилась очередная война, вскоре закончившаяся очередным перемирием. Филипп также принял участие в походе против мавров во главе своего кантабрийского войска, и, уже находясь в Андалусии, он совершенно неожиданно получил от отца письмо, в котором тот просил его приехать в Тараскон.
Хотя рассудком Филипп не любил герцога, зов крови оказался сильнее воспоминаний о былых обидах, и читая письмо отца, он не мог сдержать слез радости. Это письмо означало, что подошло к концу его долгое изгнание, что он может вернуться в родной дом, в тот милый его сердцу уголок земли, который он называл своей родиной, в тот край, где он сделал свои первые шаги, где прошло его детство, где он познал счастье первое любви и впервые почувствовал себя мужчиной...


ГЛАВА X. ДОН ФИЛИПП, ПРИНЦ БЕАРНСКИЙ

В воскресенье 15 мая 1452 года, спустя ровно три недели после возвращения Филиппа домой, с раннего утра гудели все колокола кафедрального собора викариальной епархии Фуа, что в десяти милях от Тараскона. Сегодняшний выходной был необычным выходным, и месса в аббатстве Святого Бенедикта не была обычной воскресной мессой. Просторное помещение храма, освещенное сотнями зажженных свечей, было заполнено празднично наряженными сеньорами и разодетыми в пух и прах дамами и девицами, представлявшими сливки гасконского и каталонского дворянства. Все они мигом слетелись в Тараскон, едва лишь прослышав о намечаемых герцогом торжествах по случаю возвращения его младшего сына и наследника.
Отдельно от прочих господ и дам расположилась группа из десяти вельмож. Один из них был Эрнан де Шатофьер, которому отводилась особая роль в предстоящей церемонии. Остальные девять были самыми могущественными сеньорами Беарна. Сегодня должна состояться коронация их нового государя, принца Беарнского – уже шестого по счету с тех пор, как в середине прошлого столетия маркграф Филипп Воитель заключил с престарелым римским наместником Беарна Умберто Конти союз, женившись на его единственной дочери Валентине, и отобрал у Италии эту последнюю, еще остававшуюся под властью Рима, галльскую провинцию.
Обретя независимость от римской короны и находясь лишь номинально под патронажем императора, Беарн с присоединенными к нему Балеарскими островами, которые маркграф освободил от мавров, не вошел в состав союза галльских княжеств, именуемого королевством Галлия, а так и остался независимым государством. И хотя властители Беарна не смогли добиться от Святого Престола и Палатинского Холма Дворец на Палатинском Холме в Риме был официальной резиденцией императоров.

придания их владениям статуса королевства, сама процедура восшествия на княжеский престол была сродни королевской.
Первый принц Беарнский, Филипп Воитель, был коронован здесь, в аббатстве Святого Бенедикта. Следующие четыре коронации состоялись уже в Бордо, столице всей Гаскони; но вот, спустя девяносто восемь лет эти древние стены собора вновь стали свидетелями торжественного ритуала облечения божественной властью потомка славного маркграфа, шестого принца Беарнского, Филиппа Красивого.
Кроме места коронации, обоих Филиппов роднило еще одно немаловажное обстоятельство. И тот, и другой вступали на княжеский престол при жизни своих отцов – и Карл, по прозвищу Бастард, и Филипп, по прозвищу Справедливый, присутствовали в этом соборе на коронации своих сыновей и разделяли с ними радость этого торжественного момента.
Герцог Аквитанский, облаченный в новую шитую золотом мантию и увенчанный герцогской короной, стоял на видном месте слева от алтаря и, пока его первый дворянин, г-н де Мирадо, оглашал акт передачи Беарна и Балеар, гордо смотрел на обоих своих детей, стоявших рядом у подножия алтаря. Да, да, их было двое – князь светский и князь духовный, двадцатилетний Филипп Аквитанский и тридцатипятилетний Марк де Филиппо, архиепископ Тулузский, примас Галлии и Наварры, который вскоре должен был венчать своего единокровного брата на княжение.
Как и Филипп, в детстве Марк испытал много страданий по вине отца – человека, которого современники называли Справедливым. Мать Марка, дочь одного обнищавшего каталонского дворянина, днем прилежно исполняла обязанности фрейлины герцогини Шарлотты, а большинство ночей (и, надо сказать, с большей охотой) проводила в постели его сына. Родился Марк уже в Италии, куда герцог (тогда еще будущий герцог) отправил свою любовницу, как только прознал о ее беременности. Поступил он так из малодушия, из страха перед отцом, герцогом Робером, который осуждал сына за его легкомыслие и беспутность и знай угрожал лишить его наследства.
После смерти отца молодой герцог и дальше скрывал существование внебрачного сына, так как влюбился в Изабеллу Галльскую. А потом, потеряв ее, он возненавидел весь мир. Стремясь забыться и унять свою боль, он с головой погрузился в государственные заботы, и его нисколько не трогала судьба Марка. К счастью, мать герцога, женщина благородная, чуткая и сердечная, лишь на два года пережившая своего мужа, все-таки успела позаботиться о внуке. Только благодаря ей Марк с малых лет жил в достатке, воспитывался как настоящий вельможа, а впоследствии получил образование в самом престижном во всей Европе учебном заведении – университете Святого Павла в Риме. Правду о своем происхождении Марк узнал лишь на двадцать втором году жизни, а впервые увидел отца еще через семь лет, когда, получив степень магистра теологии, был назначен младшим викарием тулузской архиепархии и приехал в Галлию.
Понятно, что никаких сыновних чувств к герцогу Марк не испытывал, зато в их отношениях было уважение и взаимопонимание, а со временем между ними возникло что-то вроде дружбы. Почувствовав запоздалое раскаяние, герцог посодействовал головокружительной карьере сына. За неполные пять лет тот из младшего викария стал коадъютором архиепископа, а еще год спустя, когда монсеньор Бартоломео Гаэтани был отозван в Рим, чтобы занять в Курии пост камерлинга, папа Павел VII, уважив просьбу герцога Аквитанского, назначил Марка де Филиппо новым архиепископом Тулузским и посвятил его в ранг кардинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81