Во время вторжения в Советский Союз Манштейн командовал 54-м армейским корпусом. Его корпус осуществил глубокий прорыв в Даугавпилс, дошел до озера Ильмень. Здесь Манштейн получил приказ принять 11-ю армию.С правого фланга – на левый фланг.Итак, в Крым рвалась полнокровная немецкая армия и румынский горный корпус под командованием бывалого вояки, как его называли, «наступательного» немецкого генерала.Ишуньские позиции имели много преимуществ для обороны. Здесь сухопутье сужалось между солеными озерами до трех или четырех километров. В частности, и это обстоятельство внушало командованию Приморской армии, когда был получен приказ выдвинуться в район Ишуня, что на них можно остановить продвижение противника, оставив Севастополь в глубоком тылу.Ишуньские позиции исключали какое-либо маневренное ведение боя, их фланги были защищены. Задачи командования 51-й армии сводились лишь к организации обороны. А вот этого как раз оно и не сумело сделать.На узкой полосе фронтального наступления фон Манштейн сосредоточил для прорыва три дивизии 54-го армейского корпуса. 30-й армейский корпус стоял в спину атакующих дивизий, готовый развить успех, когда будет прорвана оборона советских войск.Наступление началось 18 октября, а уже вечером 22 октября с ходу, прямо с места разгрузки эшелонов, без артиллерии, без авиационной поддержки в бой была введена кавдивизия Приморской армии. 24 октября навстречу наступающим немецким войскам устремилась 95-я стрелковая дивизия генерал-майора В. Ф. Воробьева и полк Чапаевской дивизии. 25 октября наносила контрудар уже вся Приморская армия. И несмотря на то, что ее артиллерия была еще в пути, а для тех батарей, которые успели подвести к месту боев, не было снарядов, приморцы усложнили положение противника. Его наступление захлебывалось, сложилась известная обстановка, когда исход сражения колеблется на весах, кто-то из сражающихся должен сделать последнее усилие. Фон Манштейн в своих воспоминаниях так оценивал этот момент: «25 октября казалось, что наступательный порыв войск совершенно иссяк. Командир одной из лучших дивизий уже дважды докладывал, что силы его полков на исходе».Признавая, что его армия несла огромные потери, что чаша весов колебалась, Манштейн умалчивает, что немецкое командование готово было на любые жертвы, лишь бы ворваться в Крым и через Керченский полуостров – на Кавказ.Решался исход всей войны.Наступление на Москву, начатое 2 октября и вначале развивавшееся довольно успешно, замедлилось, по своим срокам продвижения оно срывалось. Не взять Москву уже и в октябре, не прорваться к Кавказу – это означало бы начало поражения. И если Гитлер и нацистские лидеры еще могли обманываться относительно сложившейся обстановки, то многие генералы, профессионалы военного дела, понимали, что означает нарушение в сроках маневренной войны и повсюду усиливавшееся сопротивление советских войск, чем в самом скором времени отзовутся огромные потери в живой силе, что означает невыполнение поставленных целей.26 октября Манштейн перегруппировал свои силы и, пополнив поредевшие дивизии, бросил их на новый штурм. Безусловно, если бы Приморская армия успела подтянуть свою артиллерию, а 51-я армия успела бы собрать в кулак свои разбросанные по полуострову части и артиллерию, 11-я армия была бы целиком обескровлена. Полки 51-й спешили к Ишуню, но спешили пешком, а артиллерия шла на конной тяге.26 октября на Ишуньские позиции двинулись силы немецких пехотных дивизий, поддержанные танками и самолетами.Приморская армия несла огромные потери. Был взят Ишунь. Манштейн выводил войска на оперативный простор. Части 51-й армии отходили, Приморской грозило окружение. В эти же дни прервалась связь с командованием войск Крыма. Приморская армия получила указание отходить на промежуточные рубежи. Но промежуточных рубежей уже не было, части 11-й армии ворвались в Крым, все смешалось. Манштейн по пятам преследовал 51-ю армию, отступавшую на Керчь. С большим трудом армейской разведке удалось установить, что свободным остался всего лишь сорокакилометровый разрыв между немецкими частями в направлении на Керчь.Петров пришел в штаб к Крылову. Николай Иванович в те часы был наиболее осведомленным человеком о том, что происходит в войсках. Его направленцы метались между частями, стягивая в кулак армию.Гавриил Данилович Шишенин был человеком деликатным и начисто лишенным чувства ревности. Заступив на должность начальника штаба армии уже в Севастополе, сразу же занявшись ее переброской на север полуострова, так и не успел «впитать» в себя все данные о состоянии и расположении даже небольших подразделений, а не только дивизий и полков. Он понимал, что в этот час только Крылов может помочь командарму принять правильное решение, изо всех вариантов избрать только тот, который спасет армию.– На Керчь дорога свободна! – это единственное, что он счел нужным подсказать командарму.– Мы имеем приказ командования войсками Крыма, – сказал Петров, выделяя с особым ударением слова, – вести сдерживающие бои с постепенным отходом на промежуточные рубежи в глубине полуострова… отходить в южном направлении… Но промежуточных рубежей в открытой степи для нас никто не подготовил… Есть хоть один рубеж, подготовленный для обороны? – спросил Петров, обращаясь к Крылову.– Ни одного! – не колеблясь ответил Крылов. – И артиллерия подходит без боеприпасов.– Что происходит в пятьдесят первой? Они способны к какому-либо сопротивлению?– Что с ней сейчас происходит, неизвестно! – ответил Крылов. – Все в движении. Части ее разбросаны… Те, что мне довелось видеть, когда они выдвигались из глубины, вооружены плохо…– Тогда у меня первый вопрос к вам, Гавриил Данилович, и к вам, Николай Иванович! Отход к Керчи – спасение армии? Спасение армии, если мы не можем рассчитывать на пятьдесят первую?– Отходом к Керчи мы отдаем Севастополь! – ответил Крылов и поднял глаза на командующего.Еще когда Петров командовал дивизией, между ним и Крыловым установились дружеские отношения, они понимали друг друга с полуслова, по взгляду.– Это тяжело вымолвить, – продолжал Крылов, – но Керчь нам не удержать, немцы сбросят нас в море и по пятам вырвутся на Кубань… Ростов окажется в клещах…– В Керчи нам делать нечего! – ответил Петров. – Нага тыл – Севастополь. Для чего Приморскую перебросили в Крым с ее опытом одесской обороны? Отвести угрозу базированию в Севастополе Черноморского флота. Если мы пойдем на Керчь – не спасем армию и отдадим врагу Севастополь. Но отход на Севастополь будет трудным. Туда уже устремились немецкие части… Они на автомобилях. Моторизованная пехота… Надо, чтобы каждый командир дивизии это понял. Чтобы каждый боец понял, куда и зачем он идет…Командарм распорядился собрать вечером всех комдивов.Крылов до вечера должен был всеми средствами прояснить обстановку.В общих чертах она к концу дня прояснилась. 11-я немецкая армия уже обтекала левый фланг Приморской, бои шли на подступах к Евпатории.На юге, да еще в осенний ненастный день, темнота наступает внезапно.Степной поселок Экибаш. Жители покинули его и ушли на юг. Штаб разместился в здании небольшой сельской больницы. Один за другим, кто на «эмке», кто верхом, подъезжают командиры и комиссары дивизий. Даже они, высшие командиры армии, впервые встретились друг с другом после того, как прибыли из Одессы в Крым.На крыльцо вышел командарм.– Пора! Время торопит… Кто не прибыл, тот, стало быть, не мог…Просторная больничная палата, голые койки, несколько табуреток, два небольших стола, сдвинутых вместе, чтобы было где расстелить карты. Освещение – автомобильные лампочки, подключенные к аккумуляторам.Иван Ефимович – человек, лишенный позы. Он всегда прост и ясен. Он не скрывает ни тревоги, ни своего подавленного состояния, в такт своей речи покачивает головой. Признак особого волнения после контузии. И еще поминутно снимает пенсне, предмет в те годы очень необычный.– Мы вызвали вас, чтобы обсудить создавшееся положение и посоветоваться о дальнейших действиях армии. Не подумайте, что я, как командующий, снимаю с себя ответственность. Да любое решение – ответственность моя, но я хочу выслушать вас, как нам поступить в часы, когда надо всей армией повисла гибель. Сейчас Крылов составит список всех здесь присутствующих, и каждый выскажется, куда идти. Перед нами два пути: на Керчь и на Севастополь. Путь на Керчь еще не закрыт. Мы можем за ночь дойти до Керченского полуострова и занять там оборону… Туда отходит пятьдесят первая… Она должна закрепиться на Ак-Монайских позициях!Последние слова Петров произнес с ударением и сделал паузу. Он не хотел иронии, он знал, что не имеет права на иронию во время разыгравшейся трагедии, но не только он, но и комдивы имели возможность познакомиться с расслабляющим непорядком в 51-й армии. Не имел он права не только на иронию, но и осуждение соседа. Но помимо его воли ссылка на 51-ю звучала иронией. Завершил он свою мысль очень осторожно.– Думается, – добавил он, – будет достаточно, если на Ак-Монайских позициях закрепится пятьдесят первая…Формально, для протокола, он был прав. Армии посильна защита перешейка на Керченский полуостров, но была посильна защита и Перекопа, и Ишуньских позиций. Все присутствующие на совете это понимали, и мало кого вдохновляло встать на позиции с 51-й, хотя в ней и сменилось командование. Главное же состояло в том, что каждому было понятно, что опыт Приморской армии, приобретенный в Одессе, был уникальным и был наиболее пригоден для обороны Севастополя.– Свободного пути на Севастополь уже не существует, – продолжал Петров. – Идти в Севастополь – это значит идти с боями, и не с оборонительными боями, а с боями на прорыв… Если мы уходим на Керчь – через несколько дней падет Севастополь, и мы теряем главную базу флота и не выполняем предназначения Приморской…Не ради Ишуньских позиций сняли армию из-под Одессы. С учетом сложившейся обстановки и задач, посильных для решения в масштабе армии, давайте и обсудим, куда идти. В Керчь или в Севастополь? Мнение каждого командира будет взвешено и принято во внимание…Никто не спешил высказаться, никто и не порывался заглянуть в карту командарма. Окна были закрыты, но и сквозь закрытые окна доносилась с побережья канонада. Приморцы привыкли в пушечном гуле отличать орудийный гром корабельной артиллерии. Он доносился из Евпатории.Петров выждал некоторое время и обратился к полковнику А. Г. Капитохину, командиру 161-го стрелкового полка 95-й Молдавской дивизии.– Полковник Капитохин! Начнем с вас, с левого фланга. Прошу.Начинать младшему по должности среди собравшихся. Но это по должности – младший, но не по годам. Участник гражданской войны, потом партийный работник. Человек спокойный, рассудительный, Капитохин высказался однозначно:– Я не хотел бы вдаваться в стратегические рассуждения. Наш долг оборонять Севастополь. Для этого мы здесь, в Крыму, а не в Одессе.Петров обратился к Крылову:– Запишите, Николай Иванович! Капитохин за то, чтобы идти в Севастополь!– Полковник Пискунов! Прошу ваше мнение!Пискунов, начальник артиллерии 95-й дивизии, не колеблясь ответил:– Считаю, что нужно идти защищать Севастополь!Артиллерист и не мог иначе ответить. За дни обороны Одессы он в совершенстве овладел маневром артиллерийского огня и твердо знал, что и в Севастополе взаимодействие армейской артиллерии, береговых батарей и кораблей задержит разбег захватчиков.Крылова волновало, что скажет его давний наставник в штабной работе генерал-майор В. Ф. Воробьев, командир 95-й дивизии. Г. Д. Шишенин еще ранее на Военном совете армии высказывался за го, чтобы идти в Керчь. Крылов видел, как помрачнел Воробьев, услышав мнение своих подчиненных. Стало быть, он видит события в ином свете. Крылов уже давно научился выверять свои выводы в споре с теми, кого уважал за понимание боевой обстановки. Воробьев – за Керчь. И Крылов старался понять его и еще раз перебирал в уме все «за» и «против» этого решения. Не ошибся ли?Но не ему предназначалось вступить в противоречие со своими учителями в доказательство того, что он их перерос. После того, как Трофим Калинович Коломиец, командир Чапаевской дивизии, высказался за Севастополь, Петров объявил:– Слово имеет полковник Ласкин!Этого молодого полковника, комдива 172-й дивизии, Крылов видел впервые, лично с ним успел познакомиться только командарм. Дивизия случайно оказалась в расположении Приморской армии. Так случилось во время отхода от Ишуня. Дивизия сформирована совсем недавно, в сентябре, из местных запасников. Но сражалась мужественно, хотя и располагала скудными огневыми средствами. От Ласкина все ждали, что он выскажется за Керчь, таким образом, его дивизия вновь влилась бы в состав 51-й. Но Ласкин сказал:– Я также за то, чтобы идти на защиту Севастополя… Я знаю Крым и считал бы выгодным, если успеем занять оборону по реке Альме… А успеть можно так.Ласкин подошел к карте командарма и начал объяснять, как он считал бы наиболее целесообразным отводить армию. Сразу было видно, что крымские дороги он знает не по карте, а исходил их ногами.Петров даже повеселел и, кивнув Крылову, распорядился:– Займитесь с Ласкиным… Он дело говорит!Комиссар и комдив 40-й кавалерийской дивизии разошлись во мнении. Полковой комиссар И. И. Карпович высказался за отход к Керчи, полковник Ф. Ф. Кудюров – за отход к Севастополю.И вот наконец поднялся В. Ф. Воробьев, командир 95-й дивизии.Мысленно Крылов еще и еще раз выверял решение Военного совета армии, свои собственные рассуждения, выслушивал доводы Ласкина и его прикидку распределения колонн по дорогам, которые уточняли и дополняли решение командарма, и не находил разумных доводов за отход к Керчи. И тем более горько ему было слушать своего давнего наставника и друга.– Я за Керчь! – сказал Воробьев. – Военное дело требует точности… Точных сведений о том, где и с какими силами прорвался противник, мы не имеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48