Устав однажды в каком-либо занятии, в следующий раз он устанет в два раза быстрее, а в третий – у него появляется отвращение к любым приказам. Подробность в мелочах – основа дисциплины. Пересчет рассыпухи самый идеальный способ повышения боеготовности молодого солдата – так считал Гунн, так считал Болт, так теперь считает Буба. Не стоит считать Бубу моральным уродом, склонным к необоснованной жестокости – по молодухе он сам столько раз пересчитывал рассыпуху, что даже сумел вывести определенную закономерность.
Полный боекомплект автоматчика составляет около четырех сотен патронов. Он берет с собой в среднем пять снаряженных магазинов – это сто пятьдесят патронов. Остальное, восемь-десять пачек патронов – потенциальная рассыпуха. В россыпь из них разбивается примерно половина – четыре-пять пачек. Это около тридцати-тридцати трех процентов боекомплекта. У пулеметчиков эта цифра доходит до двадцати пяти процентов – большая часть их патронов носится уже забитая в ленты.
Увеличение установленных соотношений Буба обосновал собственной теорией, описывающей моральный выбор между «хочу» и «надо». Он связывал это со способностью людей, объединяющихся в группы, многократно отражать влияние внешних обстоятельств. В этих «отражаемых сигналах», содержащих самоописание моделей отделения, взвода, роты и проявлялись, по мнению Бубы, математические структуры, присущие этим системам. Логика его рассуждений была проста.
Известно, что вероятность вероятного события равна единице. Вероятность невероятного события ровна нулю. Вероятность выполнения группой поставленной задачи определяется общей неопределенностью оперативной обстановки в районе будущей засады. Чтобы сохранить обстановку, в условиях которой прогнозировалась результативность запланированных засадных действий, необходимо было постоянно противостоять росту непредсказуемости возможных событий, внося упорядоченность с помощью принудительных мер, корректирующего воздействия и внешнего руководства.
Чем больше неопределенность вновь возникающих ситуаций, тем большее количество информации требуется для управления общей оперативной обстановкой. Поэтому ценность разведданных определяется ожиданием их реализации! Успех в этих условиях, в прямом смысле слова, означает – «успевать». В условиях такой оперативности добиться идеальной транспортировки, как вооружения, так и личного состава, практически нереально. Отсюда и рассыпуха.
Скорость, с которой корректируются решения в ходе боя, отражает уверенность бойца. Точка отсчета такой уверенности – это точка равновероятного влияния сложившихся обстоятельств. Комплектность БК – это приоритеты, качественные показатели способности бойца оценивать будущую ситуацию. Сам боекомплект – это мера боевого опыта, количественная мера уверенности, которая гарантирует безопасность.
Помятые гильзы, прилипшая грязь и пыль, перекошенные пули или забоины на головке самой пули – все эти внешние дефекты патронов, образующиеся во время транспортировки, делают эту поврежденную часть боекомплекта непригодной к повторному использованию. Доля выбракованных таким образом патронов составляет, по максимуму – двадцать пять процентов у пулеметчиков и тридцать процентов у автоматчиков. Такая «небрежность» при транспортировке БК отражает интуицию бойца – положительное ожидание собственной эффективности. Только что упакованный БК, субъективно – «прошлое» бойца, который, опираясь на собственный опыт, нагружая себя патронами, еще не может сказать с достаточной надежностью, насколько вероятна возможность не нарваться на засаду самому. Он уверен в удаче ровно настолько, насколько загружен боекомплектом!
В начале эта уверенность отрицательна. Как эквивалент реального опыта по использованию боекомплекта, она отражает порог, за которым точность и уверенность принимаемого решения взаимно исключают друг друга. С позиции самой операции, как сложной системы разнообразных решений, образование рассыпухи отражает оценку бойцом «настоящего» и открывает ему перспективу «будущих» событий при данных обстоятельствах. Именно трезвая оценка настоящего момента позволяет определять перспективу будущих событий, что разрешает не жалеть БК и, не боясь за его сохранность, небрежно швырять его, не ожидая уже ничего чрезвычайного.
Суть всех сумбурных рассуждений Бубы была в том, что вероятность события – «наступление даты демобилизации» – равно вероятности «доживания до до дембеля тех, кто не умер в детстве». Риск для солдата – это риск не получения ожидаемого или обещанного приказа о демобилизации. Так как «дембельский возраст» установлен законом в пределах разумного, то вероятность демобилизоваться близка к единице – для всех, кто не умер в первые девять месяцев службы в армии.
Когда дембель в опасности, срабатывают всем известные приемы управления риском. Их всего четыре: избежание риска, удержание риска, снижение степени риска и передача риска. Снижение степени риска – это повышение своей боеготовности. Избежание риска – это откровенный отказ от участия. Удержание риска – это перекладывание ответственности на молодых и ветеранов. Передача риска – это готовность самим нанести поражение противнику. Основные принципы участия в игре «дембель в опасности»: не рисковать и не лезть вперед батьки в пекло; не толпиться, там, где двое, третий – лишний»; избегать неопределенности – не зная броду, не соваться в воду; не торчать и не подставляться: торчащий гвоздь – причина травмы.
В таких рамках никакой страховой схемы построить нельзя было в принципе. Поэтому проблема в страховании боекомплектом заключалась в том, что вероятность события, от которого страховался потенциальный дембель, возрастала с приближением к дате приказа о демобилизации! Самоуверенность ветеранов и молодых, возрастая с опытом, давала повод для такой перестраховки. В этих условиях изменение статистики рассыпухи отражало статистическую вероятность опасного события.
Непригодные к повторному использованию патроны, в этом случае, были тенью событий, которые еще не произошли, но к которым уже можно было готовиться с полной уверенностью. Причем, чем ближе статистика рассыпухи приближалась к ста процентам, тем больше была вероятность будущей опасности. Чем больше была эта вероятность, тем меньше времени требовалось для ее возникновения. Именно эту закономерность вывел Буба, сортируя по молодухе рассыпь патронов. Чем больше рассыпухи, тем ближе «жопа». Это предсказание было тем точнее, чем длиннее была история рассыпухи.

Патрон Парабеллум калибра 9 мм, пуля типа JHP. ШУРУП.
Патрон 7,62 х 54R с пулей повышенного пробивного действия 7Н13. ПРИЦЕЛ.
Февраль, 2000 год.

– Сколько процентов составляет стоимость твоего джипа от стоимости того, что ты имеешь сейчас? Я имею в виду не то, что у тебя есть, а то, чем ты реально пользуешься?
Его вопрос меня не удивил, такие вопросы свойственны людям, стремящимся овладеть своим окружением.
– Если считать по отношению к тем вещам, которыми я реально пользуюсь, то процентов тридцать получится. Если же считать все имущество, что у меня есть, то получится меньше – процентов десять-пятнадцать. Ты хочешь сказать, что джип – это рассыпуха? – Я начинаю улавливать логику его вопроса.
– Деньги должны при хранении не множиться, а «стареть», «усыхать», как и любые продукты, эквивалентами которых они являются. – Мой собеседник привстает на культях и, опираясь одной рукой на пол, тянется к противоположному углу газеты, за хлебом.
– Житейское представление об окружающем мире – это «здравый смысл», а статистика рассыпухи есть не что иное, как отражение этого здравого смысла. Это интуиция – положительное ожидание собственной эффективности. – Я делаю бутерброд и передаю его Самелину.
– Степень совершенства достигает максимума именно при средних параметрах интенсивности – закон золотой середины: целое делится на две части, шестьдесят восемь и тридцать два. В математической теории личности это называется «степенью готовности принять решение в случае неполной информации» и равна эта «степень готовности» шестидесяти двум процентам! Тридцать два – степень житейской суеты.
– У твоего Бубы получалось семьдесят-семьдесят пять процентов, – поправляю я Самелина.
– Если определить какую-то ситуацию как реальную, она действительно становится реальной по своим последствиям. – Безногий хитро смотрит на меня и жует предложенный мной кусок черного хлеба с селедкой.
– Это тебе Буба сказал? – спрашиваю обжору.
– Нет, это теорема американского социолога Томаса – я позже специально интересовался. – Самелин тыльной стороной ладони вытирает жирные от селедки губы и тянется вилкой к упаковке с салатом.
– А где сейчас Буба? – отвлекая его вопросом, я пытаюсь спасти салат от уничтожения.
– Я не знаю, где сейчас Буба, но каждый раз, вспоминая его постановки, я думаю о том, что раньше не понимал ни капли из сказанного им. – Салат не мешает Самелину говорить и жевать одновременно.
– Было прикольно смотреть по обкурке эти спектакли и слушать его умозаключения. Лишь спустя двадцать лет я начинаю понимать этого парня. Возможно, выводы Бубы – это только случайные совпадения, возможно. Но случайность, это как мина – не найденная нами, скрытая от нас закономерность. Любое обстоятельство, возникавшее тогда, имело все шансы осуществиться в виде конкретного события. И если этого не происходило, просто исчезнуть, не материализовавшись, оно не должно было. Иначе не могло быть – в природе не появляется ничего лишнего, даже рассыпуха, – Самелин говорит, роняя крошки себе прямо на культи. – Кропаль благополучно закончил службу. Переболел тифом, но вернулся из госпиталя в роту и демобилизовался, как все нормальные парни. Сейчас, наверное, кропалит у себя дома – откусывает куски от родной Мордовии.
Сидящий напротив меня человек без ног продолжает говорить. Я его внимательно слушаю, заедая услышанное салатом из свеклы с орехами. Людям вовсе не свойственно говорить одинаково. В том, как мыслит и говорит Самелин, и заключается его сущность. Язык Самелина – это и есть сам Самелин. Описывая свои истории про то, как он взорвался, про Бубу и его историю с Болтом, Самелин создает волну новых переживаний. Смысл его историй передается мне словами, которые соответствуют моему жизненному опыту, и потому, в данный момент, просто всплывают в моей памяти. Они открывают доступ к прошлому и способствуют новому осмыслению пережитого. Момент, в который я перестаю осознавать рассказанное им, ускользает от моего сознания, и я понимаю, что уже никогда во всех деталях услышанное мной не повторится в будущем. Я дожидаюсь конца его истории про Улькуса, достаю новую бутылку водки и сдвигаю стаканы в центр расстеленной на полу газеты.
– Очень жуткая и противная история, но до боли оптимистичная. У Улькуса было то, чего сегодня нет у многих – вера в то, что они делают. – Наливая водку в пластиковый стакан, я кажусь себе практически трезвым. – Богатство и нищета дети одной мамы – веры. За нее – за маму веру!
Я опрокидываю в желудок очередную порцию. Движение водки по организму почти не чувствуется, но добавляется такой нужный сейчас пофигизм. Самелин грузит меня своими историями про Болта, про Душу, про Пулю, про соседского «фирменного» кота и невозвратный долг. От передозировки информации и алкоголя мозг отключается и включается только на следующее утро.
Маленькая однокомнатная квартира на пятом этаже. Шестнадцать квадратных метров, крохотная кухня, совмещенный санузел и маленький застекленный балкончик. В правом углу единственной комнаты на собственной коробке стоит четырнадцатидюймовая видеодвойка Samsung. Напротив, у противоположной стены, «убитое» трюмо. Такие же три стула и две панцирные кровати с полированными спинками. У кроватей, стоящих вдоль стен буквой «Г», на полу лежит ковер с остатками вчерашнего «банкета». На нерасстеленной кровати, укрывшись курткой, свесившись головой вниз, лежу я. Передо мной стоят чьи-то ноги в ботинках. Поднимаю недоуменно глаза – это протезы Самелина. Сам он уже журчит водой в ванной. Жизнь до отказа набивает меня обыденностью вещей. Невозможно верить в незнакомое и непривычное, когда перед глазами всегда есть привычное и знакомое.
Уже утро, а вчерашние слова все еще живут в моей голове. Истории Самелина показались бы совершенно бестолковыми, окажись они на листе бумаги, но рассказанные им лично, они развернули мою душу от центра к ее окраинам. Оказалось, в центре у меня – злоба на тех, кого вижу каждый день, на периферии – доброта и жалость к тем, кого совсем не знаю – Самелину, Бубе, Пуле и Кропалю. Возлюби ближнего своего – заповедь хитрая. Кто хочет, – понимает под ближним любого другого; кто не хочет так понимать, – подразумевает ближнего по духу. Не хочешь любить ближнего, возлюби дальнего. Пожалел вчера уродов, которых не знаю, и не выстрелил вслед уезжающей от меня машине. Ниточка моих искушений, привязанная к курку пистолета, натягивается.
Стоп, пистолет! Я нервно взвешиваю в руках куртку и вскакиваю от отсутствия привычной тяжести. Растерянно похлопав по карманам, озираюсь вокруг. CZ спокойно лежит у меня за спиной, в лунке панцирной сетки кровати, продавленной моей задницей. Что ж, пистолет тем и хорош, что с ним невольно чувствуешь себя как-то увереннее и спокойнее, но главный недостаток – притупляется чувство бдительности! Забываешь даже о том, что у тебя есть пистолет, и что носишь его при себе совершенно незаконно.
Нахлынувшие переживания мешают воспринимать реальность. «Рассыпуха» и угон машины по смыслу довольно далеки друг от друга, хотя сейчас возможно, что одно означает другое – ресурс, непригодный к повторному использованию. Так иногда кажется, что яркая реклама означает высокое качество рекламируемого продукта, а заявление о сдаче найденного оружия с подписью, но без даты – честные намерения предъявителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14