Третьей женщине, кухарке У Дэ, окрещённой здесь именем Анны, было под шестьдесят. Она выглядела крепкой и суровой. У неё были гладко прибранные седеющие волосы и строгий взгляд.
Сердито погромыхивая посудой, У Дэ готовила утренний завтрак. Го Лин перетирала посуду, Тан Кэ вертелась перед зеркалом, в пятый раз перекалывая кружевной фартучек. Тихонько, так, что едва можно было разобрать слова, все трое напевали песенку, завезённую в Китай из далёкого Советского Союза:
Девушка хорошая, смелая и юная,
С тёмными упрямыми дугами бровей,
Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,
Не растрать ты, девушка, нежности своей.
Эта жизнь весёлая нам совсем ненужная,
И тепло Шаньси не согреет нас.
Мы семью товарищей, тёплую и дружную,
Сохранимте, девушки, в этот грозный час.
Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,
Девушки хорошие, с жаркою душой…
Пение было прервано звонком, донёсшимся со стороны ворот. Го Лин посмотрела на часы: время было слишком раннее для появления какого-нибудь нового гостя из иностранцев или гоминдановских чиновников. Тан Кэ с любопытством выглянула в окно; У Вэй, на ходу застёгивая куртку, шёл отворять. Через минуту по главной аллее, скрипя ободьями по песку, проехал маленький жёлтый шарабанчик, запряжённый низкорослой мохнатой лошадкой. Из шарабана торчала прикрытая соломенной шапочкой женская голова. Волосы женщины были собраны в высокую причёску. По этой причёске Тан Кэ безошибочно признала гостью.
— Сяо Фын-ин! — бросила она в кухню.
У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно отрезала:
— Плохой человек!
— Что ей может быть нужно? — с беспокойством пробормотала Го Лин.
На ступенях послышался дробный стук каблуков, и в кухню стремительно вбежала посетительница. На ней был изящный дорожный костюм, модная обувь, все мелочи её туалета соответствовали картинкам новейшего модного журнала.
— Здравствуйте! — развязно воскликнула она.
У Дэ демонстративно отвернулась. Тан Кэ сделала вид, будто не слышит. Только Го Лин несмело ответила:
— Здравствуйте, Сяо Фын-ин.
— Вы нарочно дразните меня? — сердито вскинулась гостья.
— Извините, — растерянно проговорила Го Лин.
— Сколько раз я повторяла вам: нет Сяо Фын-ин, есть Стелла! — строго заявила гостья. — По-моему, эго не так трудно запомнить.
Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:
— Госпожа Стелла!
— Ничего смешного в этом нет, — надулась гостья.
— Да, конечно.
— Какой у вас всех скучный вид! Можно подумать, будто вы только что с похорон.
С этими словами Сяо Фын-ин презрительно скривила губы.
У Дэ пристально поглядела на неё:
— А у вас, видно, вечный праздник?
— Вы, Анна, способны испортить настроение кому угодно. — И тут Сяо Фын-ин так же отвернулась от У Дэ, как та от неё. Обращаясь к молодым горничным, она проговорила: — Глядя на эту женщину с дурным характером, и вы, девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед нами открываются двери мира…
— Замолчите, пожалуйста! — гневно перебила её стоящая у плиты У Дэ.
Сяо Фын-ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные веки.
— О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я…
Она не договорила. У Дэ исподлобья вопросительно смотрела в её сторону:
— Ну что же, договаривайте!
Сяо Фын-ин вспыхнула:
— …удивляюсь, почему вас тут держат.
— А вы замолвите словечко, чтобы меня выгнали, — негромко проговорила У Дэ.
Несколько мгновений Сяо Фын-ин молча глядела на неё.
— Если бы не У Вэй…
Пальцы Анны, державшие ложку, судорожно сжались.
— Оставь моего сына в покое!
Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын-ин:
— Вы были сегодня в городе?
Та не сразу сообразила, что вопрос обращён к ней. Наконец ответила, нахмурившись:
— Да.
После некоторого молчания Тан Кэ сказала:
— Говорят… на бульваре…
Она не договорила, но Сяо Фын-ин, видимо, сразу повяла, о чём идёт речь. Тень растерянности и смущения пробежала по её лицу. Однако, быстро оправившись, франтиха с наигранной небрежностью сказала:
— Ах, вы об этом…
Го Лин испуганно взмахнула густыми ресницами и приблизила руку ко рту, словно желая удержать собственные слова.
— Говорят… там… двенадцать переносных виселиц, — проронила она едва слышно.
— И на каждой уже не двое, а четверо наших, — сказала У Дэ.
Го Лин испуганно вскинулась:
— Тётя У Дэ!
— Тётя! — вторя ей, так же испуганно воскликнула и Тан Кэ.
— Ну что, что? — Глубоко сидящие глаза У Дэ сверкнули.
— Его превосходительство Янь Ши-фан поступил так, как рекомендовал ему советник господин Баркли, — сказала Сяо Фын-ин.
— Замолчишь ли ты?! — крикнула У Дэ. Сквозь зубы, как только могла презрительно, она процедила: — Госпожа Стелла…
Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.
— Уведи отсюда тётю Дэ, — шепнула ей Тан Кэ.
Го Лин взяла старую женщину за локоть и потянула прочь. Но кухарка гневно высвободилась:
— Оставь, я скажу ей всё, что думаю о ней!
— Тётя У Дэ, прошу вас, довольно! — строго сказала Тан Кэ и властно вывела кухарку.
Губы Сяо Фын-ин нервно дёргались. Она вынула сигарету. Несколько раз щёлкнула новенькой зажигалкой. Пламя в её вздрагивающих пальцах колыхалось и не попадало на кончик сигареты. Не обращая внимания на пристально следящую за нею Го Лин, она отодвинула стеклянную дверь холла и, войдя туда, с размаху бросилась в кресло. Го Лин стояла на пороге, в её глазах были страх и страдание. Она хотела что-то сказать и не решалась. Вошедшая Ма нарушила молчание. Она спросила Сяо Фын-ин:
— Что вам угодно?
— У меня есть дело к вам.
— Ко мне? — удивилась Ма.
Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и сказала Ма:
— Я буду здесь жить.
Ма воскликнула:
— Я не хотела бы этому верить!
— Теперь я главный секретарь его превосходительства Янь Ши-фана, — заявила Сяо и постаралась изобразить на лице важность.
От изумления Ма могла только издать односложное:
— О-о!
Между тем Сяо продолжала так же важно:
— Кажется, госпожа Мария хотела, чтобы его превосходительство советник Баркли тоже оказал честь этому дому своим пребыванием под его кровлей? Сегодня он будет здесь.
— Баркли будет здесь? — тихо проговорила Ма и на минуту задумалась. — Хорошо… Я все приготовлю…
— Прошу вас не думать, будто уговорить его было так легко, — улыбнувшись, сказала Сяо Фын-ин. — Мы обязаны этим его превосходительству генералу Янь Ши-фану, другу моему и господина Баркли… Вы меня понимаете?.. Значит, ждите нас вечером…
С этими словами Сяо Фын-ин вышла, уселась в свой жёлтый шарабанчик и, подобрав вожжи, погнала лошадку.
3
Когда У Вэй, затворив ворота, повернул к дому, Ma быстро прошла в гараж.
— Приготовься, — сказала она, — сегодня здесь будут Баркли и Янь Ши-фан.
— Вот что!.. Ну что же, я готов. А ты? — Он испытующе посмотрел ей в глаза.
Она опустила взгляд.
— Ещё немного, и… я не выдержу, — едва слышно ответила она.
— Стыдно так говорить, — спокойно, но очень внушительно сказал У Вэй.
— Раньше моё положение было, пожалуй, опаснее, но на душе у меня было легко. А с тех пор как ты распустил слух, будто я связана с чанкайшистской полицией, мне стыдно смотреть людям в глаза. Гоминдановцы у всех на глазах так подчёркивают своё доверие ко мне, словно я действительно стала изменницей. Даже наши девушки и твоя мать подозревают меня.
— Ты же знаешь, что это было необходимо. Иначе чанкайшисты ни за что не доверили бы тебе миссию. Но я-то ведь знаю, что ты остаёшься верной нашему делу.
— Это так страшно, так страшно… когда тебя все презирают, все считают изменницей…
Он ласково погладил её по голове.
— Прошу тебя, успокойся.
Она закрыла глаза, и на лице её отразилось утомление, вокруг рта легла горькая складка.
— Если бы не ты, — тихо произнесла она, — у меня не хватило бы сил.
— Все будет хорошо.
— Да… Лишь бы нам быть вместе… Но… твоя мать… Она ненавидит меня.
— Когда можно будет, я объясню ей все. Она поймёт…
— Но пока она ненавидит меня с каждым днём все сильнее. Впрочем… так и должно быть. Меня все ненавидят, все, все!
— Все?.. Нет, только те, кто не знает твоей истинной роли. А кто её знает, тот понимает, как трудно честному бойцу разыгрывать предателя.
Ма повела плечами, словно от холода, хотя на улице стояла жара.
— Постоянно чудится, будто кто-то меня выслеживает. И свои и враги — все меня подкарауливают. Не знаю, откуда мне ждать пули: от людей Янь Ши-фана или от своих партизан?.. Иногда бывает так страшно…
— Бедная моя! — проговорил У Вэй. Он подвёл её к скамеечке у ворот гаража и, заботливо усадив, сам сел рядом.
Она молчала. В саду было тихо. Птицы прятались в листву от лучей поднимающегося солнца. Надвигался жаркий день. Аромат роз висел неподвижный и душный. Ма долго молча смотрела на расстилавшийся перед нею ковёр цветов. Улыбнулась:
— Когда я смотрю на это, мне хочется верить, что все… все будет хорошо.
— Разве можно в этом сомневаться? — сказал У Вэй. — Подумай только: ведь Народно-освободительная армия очистила от врага уже почти всю страну. Ещё одно усилие — и весь Китай будет свободен. Помнишь, как сказал наш Мао…
— Да, да, помню! — просветлев, воскликнула Ма. — Я тоже вижу его, этот прекрасный корабль свободы. И что бы ни случилось, какую бы тяжёлую обязанность ни наложил на меня народ, я буду гордиться тем, что капелька и моей силы двигала этот корабль великой победы.
У Вэй ласково коснулся ладонью её пальцев, но Ма отстранила руку, боясь, чтобы кто-нибудь не увидел этой ласки. Лицо её снова стало непроницаемым, спокойствие и обычная выдержка вернулись к ней.
4
Цзинь Фын нужно было миновать патрули войск Янь Ши-фана на южных подступах к городу. Проникнуть в миссию святого Игнатия следовало так, чтобы никто, решительно никто этого не видел. Девочка хорошо знала дорогу. Она знала, что пройдёт, если только ничего не случится на пути от лавки, где она взяла овощи, чтобы наполнить свою корзиночку, в которой она якобы разносила покупки клиентам торговца овощами. От лавки ей приходилось идти открыто по улицам до самого бульвара. Там был снова вход под землю. Та галерея уже приведёт её в миссию.
Только бы благополучно пройти к бульвару! Лучше всего идти парком. Там никто не обратит внимания на продавщицу овощей. Но как только девочка свернула на улицу Маньчжурских могил, она сразу увидела, что туда лучше не соваться. Что-то случилось там. Её намётанный глаз сразу различил в толпе нескольких агентов полиции. Она вернулась и пошла в сторону разрушенного вокзала. По дороге она услышала разговор о том, что в парке сегодня обыскивают подозрительных прохожих.
Она не может дать себя обыскать! У неё в корзинке под овощами лежит электрический фонарик. «Зачем фонарик обыкновенной девочке?» — спросит полицейский.
Значит, ей следовало обойти и парк.
Цзинь Фын миновала улицу, называвшуюся теперь улицей Чан Кай-ши, и подошла к харчевне на углу, помещавшейся в домике, сколоченном из старых ящиков. Здесь она сделала вид, будто рассматривает выставленные под навесом кушанья. Это было жалкое подобие того, что продавалось тут прежде, до войны. Но, видимо, голодающих тайюаньцев могло привлечь даже это скудное угощение. Будто увлечённая видом кушаний, девочка искоса бросила взгляд вдоль улицы: свободен путь или нет?
На перекрёстке стоял полицейский. Девочка знала, что, попадись она ему на глаза, он её непременно остановит. Она ясно представила себе, как он возьмёт её за ухо, заглянет в корзину, потребует сладкую морковку, а может быть, начнёт копаться в корзинке, найдёт фонарик…
Нет, полицейского тоже нужно миновать!
Она зашла в харчевню и предложила хозяину овощи, хотя была заранее уверена, что её попросту выгонят.
Так оно и случилось.
Очутившись снова на улице, она увидела, что полицейский все ещё на своём месте. Но она знала, что не в привычке полицейских долго стоять на солнцепёке, рано или поздно он уберётся. Нужно этого дождаться.
Цзинь Фын прошлась по разбитому снарядами тротуару. Её внимание привлёк наклеенный на выщербленную осколками стену дома листок — извещение гоминдановского генерала Янь Ши-фана. Каждый параграф кончался словами: «Нарушение карается смертной казнью». Смертной казнью карался ущерб, причинённый материалам, принадлежащим гоминдановскому командованию; смертной казни подвергались все жители местности, где будет повреждён телефонный провод; смертной казни обрекались жильцы и сторожа в случае порчи военного имущества, лежащего на тротуарах, прилегающих к их домам; под страхом смертной казни никто не имел права переселяться с квартиры на квартиру без разрешения квартального уполномоченного.
Девочка начала читать «извещение» для виду, но, дойдя до § 8, по-настоящему заинтересовалась. Там говорилось:
«Мы, генерал Янь Ши-фан, объявляем:
Каждый, кто знает о каких-либо входах в подземелья, обязан в течение двадцати четырех часов от момента обнародования настоящего уведомления сообщить о них в свой полицейский участок; лица, проживающие в деревнях, обязаны сделать сообщение жандармским постам или полевой полиции. Неисполнение карается смертью.
Предаются смертной казни все жители тех домов, где по истечении указанного срока будут обнаружены выходы из подземелий, о которых не было сообщено властям. Также будут казнены и те, кто живёт вблизи от таких мест и знает тех, кто пользуется подземельями, но не сообщил о том властям в надлежащий срок.
Несовершеннолетние нарушители сего приказа караются наравне со взрослыми…»
Девочка остановилась на этих строках и прочла сновав «Несовершеннолетние нарушители…» Нет, ей только показалось, будто это напечатано особенно крупными иероглифами…
Приказ был помечен вчерашним днём. А у них в штабе его ещё не видели. Она оглянулась, нет ли кого-нибудь поблизости. Ей очень хотелось сорвать листок, чтобы принести его своим. Это интересная новость. Значит, Янь Ши-фан очень боится тех, кто скрывается под землёй; он не остановится на угрозах. Может быть, он со своими иностранными советниками попробует замуровать или заминировать входы и выходы подземелий или пустит под землю газ…
Наконец полицейский, как и ждала Цзинь Фын, ушёл с перекрёстка и уселся в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13