И еще один человек. Она вышла из крайнего коттеджа. Молодая женщина, которой можно было дать и двадцать лет, и тридцать. Слегка выдающиеся скулы и правильный аристократический нос не имели возраста. Темные волосы покрывали плечи, словно королевская мантия. На молочно-белой коже ярко выделялись губы.
Ее коллеги жались к дверям, а она подошла к самому краю гравийного кольца. Главарь мотоциклистов заметил это и рванул машину прямо на нее, резко отвернув в самый последний момент.
Она улыбнулась. «Развлекается,» – подумал Римо.
Другой мотоциклист покружил вокруг, но она стояла неподвижно. Вся стая сделала еще круг, и вожак резко, с заносом затормозил рядом с ней, осыпав ноги женщины гравием из-под заднего колеса, а она спокойно повернулась и направилась к своему коттеджу.
Римо улыбнулся про себя. Редкая пташка! Попытайся она убежать, банда набросилась бы на нее как свора собак. Вместо этого она выждала момент, когда главарь разрядил на время свою агрессивность, и тогда просто ушла. Перестала существовать как объект нападения. Прекрасно исполнено.
Тут к главарю поспешил Рэтчетт, переваливаясь и подпрыгивая. Волосы развевались позади головы, пальчики на растопыренных руках возбужденно шевелились. Он что-то прошептал в украшенное золотой серьгой ухо главаря, который в ответ схватил Рэтчетта за ворот вельветовой рубашки и скрутил так, что лицо Рэтчетта сперва порозовело, а затем налилось краской. Рэтчетт ухитрился вынуть из кармана пачку банкнот, и хватка на его шее ослабла. Рэтчетт поцеловал руку, держащую его за глотку. Тогда главарь отпустил его, и Рэтчетт остался стоять, как маленький мальчик в общественной бане, прикрывая ладонями причинное место.
Главарь зашагал по тротуару, цокая подкованными сапогами. Дружки загрохотали и зацокали следом. Банда двинулась к дому Брюстера.
Брюстер повернулся к Римо.
– Я не хочу неприятностей. Помните, что насилие порождает ответное насилие и так далее. Мы можем просто все это проигнорировать.
Римо отошел от окна и уселся в кресло.
– Эй, легавый! – заорал главарь. – Выходи!
Римо театрально прошептал Брюстеру:
– Ничего не делаю, сижу себе тихо.
– Хорошо.
– Эй, Пелхэм! Ты, дерьмо, выходи!
Главарь был ростом под два метра и широк в плечах как штангист. Походка его была позой. Вызов его был позой. Мистер Под-Два-Метра большинство своих сражений выиграл за счет угрожающего вида. Главным его оружием был страх в сердцах слабых.
Главарь кивнул, и кто-то из сообщников взмахнул рукой. «Камень,» – определил Римо. Стекло разлетелось. Брошенный камень грубо нарушил природную гармонию носа доктора Брюстера. Брюстер завертелся на месте, раскрыл рот и схватился за нос. Потом взглянул на свои ладони, залитые кровью, стекающей по запястьям в рукава твидотого пиджака, и завопил:
– О-о-о! Мерзавцы! Мой нос!
Нос и в самом деле был сломан и на глазах превращался в алую шишку, обильно источающую кровь. Сломан? Да. Трагедия? Нет, конечно.
– Он всего лишь сломан, – сказал Римо. – Не трогайте его руками. Опасны бывают лишь осколки.
– О, нет! Больно. Кровь. Вы отвечаете за безопасность. Сделайте что-нибудь! Я приказываю, я разрешаю. Сделайте что-нибудь! Вызовите полицию. Вызовите врача.
– Вызвать репрессивную силу, контрсилу, порождающую опасность и неприятности?
– Не умничайте, Пелхэм. Я истекаю кровью. Идите и вышвырните отсюда этих подонков. Если у вас есть оружие – стреляйте. Прикончите этих мерзавцев.
Римо подошел к окну. Семеро хулиганов явно готовились к нападению. Они могут ворваться в кабинет Брюстера и уничтожить или повредить архивы и бумаги, а это, без сомнения, отрицательно скажется на работе Форума. Придется выходить и работать при свидетелях.
– Прошу прощения, – сказал он Брюстеру, – я сейчас.
Толкнув дверь, Римо вышел наружу и, помедлив, еще раз напомнил себе, что несмотря на затянувшуюся готовность, нельзя ни в коем случае ошибиться и ненароком пристукнуть кого-то из хулиганов.
Главарь воспринял секундное замешательство как проявление страха.
– Иди сюда, ты, гомик! – крикнул он.
Римо подошел поближе, рассчитывая дистанцию, и остановился точно в одном метре и пяти сантиметрах от главаря – на расстоянии, оптимальном для удара ногой по коленной чашечке.
– Вы меня звали, сэр? – почтительно спросил он у мистера Под-Два-Метра. Шестеро бандитов выстроились в ряд позади главаря. В руках у них (слева направо) были: цепь, монтировка, нож, цепь, цепь и нож.
Главарь продолжал позировать, угрожая самим своим видом, ростом и весом.
В дальнем углу двора Рэтчетт тайком мастурбировал, засунув руки в карманы брюк. Никто из его коллег этого не замечал, взоры всех были устремлены на Римо.
– Да, я звал тебя, пидор. Как тебе это нравится?
– Что нравится, сэр?
Римо прижал к туловищу правую руку, слегка повернув ладонь вперед. Когда в бой вступит второй эшелон противника, можно будет пустить в дело ногти, ими очень сподручно выбивать глазные яблоки.
– Ты – педераст. Ты мухлюешь при игре!
– Совершенно верно, сэр, – сказал Римо и слегка согнул левый локоть. Локоть должен попасть точно в нос: пара сантиметров ниже – и удар может оказаться смертельным.
– Ты любишь причинять людям беспокойство!
– Истинная правда, сэр, – сказал Римо и, выпрямив ладонь левой руки, слегка согнул большой палец, словно взводя курок револьвера.
Мистер Под-Два-Метра почувствовал замешательство.
– Ты – педик, – настаивал он на своем.
– Что же, сэр, – сказал Римо. – Наша беседа доставила мне истинное удовольствие, но у меня, к сожалению, много дел. Разве что вы хотите еще что-нибудь сказать.
– Ты – педераст. Гомик. Голубой. Тебе нравится быть таким?
Мистер Под-Два-Метра был в явном замешательстве. Что ж, пора заканчивать эту бессмыслицу.
– Нет, не нравится, – сказал Римо. – А знаешь, что мне нравится?
– Что?
– Выслушивать оскорбления от таких засранцев, как ты. Это оправдывает все те болезненные вещи, которые я собираюсь сейчас с тобой проделать. С тобой и с этим дерьмом, вьющимся вокруг тебя, как мухи вокруг свинячьей задницы.
В крайнем возбуждении Рэтчетт прямо-таки вцепился в свой член.
– Мне надоело смотреть на твою рябую морду и слушать блеяние, которое ты считаешь человеческой речью. Шагни вперед на один дюйм, и я сделаю так, что ты никогда больше не сможешь ходить без неприятных воспоминаний обо мне. Давай. На один дюйм.
Главарь засмеялся, дружки – нет. Они выжидали. Их молчание кричало и обвиняло. В полном расстройстве главарь сдвинулся на дюйм вперед и наткнулся на что-то очень быстрое, что, как ему показалось, вонзило нож в коленную чашечку. Потом – рывок, он увидел небо, потом что-то треснуло, он снова увидел небо, а затем оно потемнело, стало черным, и все кончилось.
С его дружками Римо обошелся достаточно мягко.
Ногти правой руки взяли на себя заботу о глазных яблоках хозяев цепи и ножа справа. Локоть успокоил держащего цепь слева. Римо остался доволен: нос был сломан очень точно, как учили, и удар пришелся прямо в цель, а не ниже, по потенциально опасной для жизни верхней губе. Ребро ладони левой руки со звонким стуком, словно бейсбольная бита, встретилось со лбом обладателя монтировки, второго слева. Он рухнул наземь, словно куча тряпья.
Нет, так дальше не пойдет. Пятеро уже на земле, а он так и не сдвинулся с места. А остались только нож и цепь в центре.
Взмахни Римо руками и крикни «Бу-у!», они бы тут же сбежали. Но Римо не хотел, чтобы разборка выглядела легкой. Он шагнул назад, провоцируя нож и цепь на атаку, и завертелся между ними, делая выпады, ставя блоки, создавая у наблюдающих впечатление, что отбивается с трудом. Но потом ему стало вдруг наплевать на зрителей, и Римо раздробил обоим хулиганам барабанные перепонки.
Семеро бандитов стонали на гравии. Рэтчетт испытывал оргазм, Брюстер готов был завопить от благодарности, а Римо держался за голову, потому что, набрав немного крови на ком-то из семерых, хотел представиться раненым. Затем сосредоточился на собственных кровеносных сосудах, стараясь ускорить кровообращение мыслями об огне, жгучем солнце, высасывающем из тела все соки. И, наконец, добился того, что на лице выступил пот.
– Люблю тебя, люблю! – вскричал Рэтчетт и скрылся в своем коттедже, чтобы, по рассуждению Римо, переменить трусы.
– Эдот еще шевелитза, – прогундосил Брюстер сквозь расквашенный нос. – Здукди его или сделай что-дибудь.
– Сами стукните, – отвечал Римо.
– Мде дужен доктор, – сказал Брюстер и скрылся в коттедже.
За исключением главаря банды, который, очнувшись, обнаружил, что его колено превратилось в желе, остальные мотоциклисты сумели убраться без посторонней помощи. Мистера Под-Два-Метра они увезли с собой.
Тут произошло нечто удивительное. Сотрудники Брюстер-Форума, эти лица на фотографиях, эти новые интеллектуалы, как школьники столпились вокруг Римо, засыпая его поздравлениями. И Ферранте. И Шултер. Тренер по шахматам пробурчал что-то вроде «сыграем когда-нибудь».
Но Римо не обратил на них внимания. Он искал глазами ту, которой здесь не было, – черноволосую красавицу, исчезнувшую в крайнем коттедже сразу же, едва закончился бой.
Глава одиннадцатая
Был полдень, и Римо, как обычно, набрал телефонный номер в Чикаго, по которому всякий желающий в любое время мог прослушать проповедь. Сегодня преподобный отец Сминстершуп читал Псалмы.
Сотворение мира означало отсчет времени до начала операции. Экклезиаст оставлял Римо одни сутки на завершение задания. Второзаконие приказывало отказаться от всех планов, просто перебить ученых и убираться восвояси.
А Псалмы означали еще один день максимальной готовности. Римо путешествовал по долине смерти, где нельзя было ни расслабиться, ни дать схлынуть напряжению, ни восстановить уходящие силы. С каждым днем усиливался спад физического и психологического состояния. Если бы Римо сейчас попробовал исполнить «падение по-кошачьи», то попытка закончилась бы не стуком ног об пол, а, скорее всего, сотрясением мозга.
Римо назвал в трубку номер, который, он знал, запишется на магнитофон. Номер принадлежал телефонной будке, из которой он звонил, причем код города он поместил в конце – традиционный способ оставить как можно меньше следов, даже если они и ведут к своим. Все входящие звонки фиксируются, но для чего – никто не знает.
Он сделал вид, что повесил трубку, но не положил ее на рычаг, а прижал его пальцем и держал так минут пять, делая вид, что оживленно с кем-то беседует. При первом же звонке Римо отпустил рычаг.
– Это я, – сказал он. Этого было достаточно. Когда-то у него был персональный номер, но Римо постоянно забывал его, и Смит отказался от этой затеи.
– Я переговорил со всеми, кроме женщины, и что-то не верю этим фотографиям. Может, это фальшивка?
– Нет. У нас есть оригиналы негативов. Мы с самого начала сопоставляли зернистость. А в чем дело?
– Я просто хотел помочь.
– Не надо нам помогать. Фотографии – не главная ваша забота. Все ли готово для… для того, что может оказаться необходимым?
Даже по телефонной линии повышенной секретности, закрытой для прослушивания, Смит был осторожен в выборе выражений.
– Все в порядке, – сказал Римо. – Они часто общаются, каждый вечер собираются вместе. За пять минут я смогу так перестроить кондиционер, что все будет о'кей.
– А если придется… заниматься каждым в отдельности?
– Тоже без проблем. Я могу поодиночке заговорить их до смерти.
– Вы полагаете, это очень смешно? Что с вами происходит? Вы становитесь нестабильным.
Римо знал, что из самых негативных терминов в лексиконе Смита, этот был вторым. Первым шло слово «некомпетентность».
– Мне нужно выйти из максимальной готовности.
– Нет.
– Почему?
– Потому, что вы на службе.
– Я теряю остроту реакции.
– Оставьте гимнастические разговоры. Острота, пик… Будьте просто в форме.
– Я теряю форму.
– Сойдет и так.
– Я медленно схожу с ума.
– Вы всегда были сумасшедшим.
– Кажется, я становлюсь некомпетентным.
– Один день поможет?
– Да.
– Один день… Ладно, берите день, раз уж он вам так нужен. Но не делайте его слишком длинным. Мы пока не знаем, что выяснили родственные службы, и когда вам придется вступать в игру.
– О'кей.
Римо переменил тему, чтобы Смит не успел передумать:
– Вы получили от меня посылку? Бумажники?
– Да. Мы с ними работаем, но пока трудно что-либо сказать. Кстати…
– Хватит ваших «кстати».
– Кстати, – настойчиво повторил Смит. – Вам удалось выяснить, чем они занимаются? Я имею в виду… этот их план.
– Если я вам расскажу, вы все равно не поймете, – сказал Римо и повесил трубку.
Он уже почти превратился в интеллектуала, для чего необходимо одно: чтобы рядом, для контраста, был неинтеллектуал.
А может быть, в этом суть Брюстер-Форума? Фикция, искусно сработанная видимость бурной деятельности? Римо не верилось, чтобы кто-то из этих ученых, включая самого Брюстера, был в состоянии разработать план покорения хотя бы телефонной будки. Ни один не занимался, похоже, ничем таким, что могло бы представлять интерес для правительства. А Римо переговорил уже со всеми, кроме темноволосой красавицы, доктора Деборы Хиршблум.
Странно, но они начинали ему нравится. Как умно, Римо. Теперь осталось только влюбиться в доктора Дебору Хиршблум. Это будет мудро.
Если бы он мог вырабатывать в себе ненависть по заказу… Профессиональные футболисты это умеют. А почему нельзя ему? Да потому, дорогой, что ты должен работать, будучи никем и ничем, бездушной машиной для убийства. Стоит только начать ненавидеть – появится и любовь, потом придет некомпетентность, а следующий этап – станешь обычным человеком. Вот тогда и поглядим, куда пойдут все эти деньги. В унитаз. Деньги, затраченные на то, чтобы сделать из тебя великолепное ничто, каковым ты теперь и являешься. Человеком, который может держать вытянутую руку абсолютно неподвижно целых пятьдесят три минуты. Пусть об этом знают гиганты мысли, руководящие страной. Да здравствует КЮРЕ! Ш-ш. Ш-ш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19