— заорал он. — Я недоволен! Я очень недоволен!
Полицейские замерли, схватившись за пистолеты на поясе.
— Успокойся, приятель! — дружеским тоном проговорил один из них, подняв вверх руки. — Мы тебя не тронем. Просто положи свое оружие на пол. Ладно?
— Сегодня я чувствую себя отвратительно. И ни перед кем не сложу оружия.
Услышав такое, окружающие поежились.
— Слушай, не надо ухудшать и без того безрадостную ситуацию.
— Тогда дайте мне пройти! Я должен доставить почту. Вы не смеете меня останавливать, потому что это противозаконно. Знаете, есть закон, наказывающий за помехи в доставке корреспонденции. Это федеральное преступление — самое худшее из всех.
— Он явно спятил, — пробормотал один из полицейских. — Слушай, друг, давай поговорим спокойно. Меня зовут Боб. А тебя?
— Мохаммед Али.
Один из полисменов решил, что почтальон шутит. Чтобы заставить блюстителей порядка относиться к делу серьезно, Али поставил свой «узи» на одиночный выстрел и застрелил того, кто улыбался.
Остальные полисмены тотчас посерьезнели. Собственно, они попытались его убить.
Отстреливаясь через плечо, Мохаммед Али бросился к двери.
Поскольку вокруг было полно людей, стреляли редко и неметко.
Али бегал по лестницам вверх и вниз, и повсюду стражи порядка блокировали ему путь. Судя по выражениям их лиц, они его очень боялись.
Каким-то чудом негодяй в конце концов сумел выбраться на крышу Южного вокзала, откуда прекрасно просматривались все подступы.
* * *
Спустя несколько часов Мохаммед Али все еще сам распоряжался своей судьбой, хотя о бегстве уже не могло быть и речи: перекресток внизу заполнили неверные всех мастей.
Единственное, что ему оставалось, — это принести себя в жертву каким-нибудь впечатляющим способом, призванным прославить «Воинов Аллаха». Так называлась ячейка джихада, в которой состоял Мохаммед.
Однако проблема заключалась в том, что Мохаммед никак не мог придумать, что бы такое сделать, дабы перед ним распахнулись врата рая. У него остался всего один рожок с патронами, причем наполовину пустой.
Между тем преступное ФБР пыталось уговорить его спуститься вниз, а репортеры с почтительного расстояния выкрикивали свои просьбы и увещевания.
— Чего вы хотите, мистер Али?
— Я хочу убежать, глупец. Разве не видно?
— А почему и от чего вы хотите бежать? На вас что, оказывают давление?
— Да, да. Оказывают такие дураки, как вы.
— Давайте поговорим о давлении, Мохаммед. Что-то же сделало вас несчастным. Можете объяснить, что?
— Нет, это невозможно выразить словами.
— На свете не существует ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать. Облегчите душу! Вам сразу станет лучше.
Мохаммед Али внял разумному совету и, прислонив «узи» к гигантскому каменному крылу, прострелил дураку голову.
Больше попыток уговорить его спуститься вниз никто не делал.
Неверные из толпы предлагали Мохаммеду спрыгнуть с крыши и тем самым покончить с жизнью. Вообще-то мысль неплохая. Но поскольку высказали ее неверные, Али не внял их уговорам.
В тот момент когда Мохаммед Али понял, что ему остается лишь засунуть себе в рот ствол собственного «узи», оружие вырвали из его рук.
Али застыл на месте, пытаясь совладать со страхом. Он не слышал приближающихся шагов, не видел ничьей тени — просто «узи», казалось, сам вырвался у него из рук.
Мохаммед проследил взглядом за своим автоматом и увидел высокого мужчину, глубоко запавшие глаза которого скрывала тень. Видимо, поэтому голова его здорово смахивала на череп мертвеца.
— Вы сошли с ума! — прошипел Али. — Я сумасшедший почтальон! Я очень, очень опасен!
— Чепуха! Ты всего лишь террорист. Пришла пора с тобой поговорить.
И неверный переломил ствол трофейного «узи». Оружие заскрипело, как бы жалуясь на свою судьбу, и упало на крышу бесполезным куском металла.
— Не может быть, — широко раскрыв глаза, пробормотал Мохаммед.
— А теперь предпримем кое-что еще, тебе будет очень больно.
— Боли я не боюсь, не боюсь даже смерти.
— Тогда ты узнаешь, что такое боль, магометанин, — донесся до Али другой голос.
И Мохаммед почувствовал такую острую боль, какой никогда прежде не испытывал. Ее источник, похоже, располагался где-то возле его уха, а само ухо, казалось, чрезвычайно медленно разрывают на части.
Али так и зашелся от крика.
Боль чуть утихла, и залитые слезами глаза правоверного принялись искать виновника недавней муки.
Перед ним стоял маленький, невероятно старый азиат.
— Кто ты, мумия?
— Твоя смерть, — нараспев произнесла мумия, глаза которой зловеще сверкнули в лунном свете. Она держала мочку правого уха Мохаммеда между большим пальцем и каким-то орудием пытки, надетым на палец указательный.
— Я ничего тебе не скажу, — гордо заявил террорист.
— Ты выдашь имя того, кто тобой командует.
— Никогда!
Тогда острое орудие пытки вонзилось глубже, и боль вернулась. Теперь болело не только ухо, но и плечо, и шея. Казалось, по телу пропускали электрический ток. Али знал, что на Западе практикуют нечто подобное, но до сегодняшнего дня не придавал значения этой ереси. Теперь же все его тело искрило, как от короткого замыкания. Да так больно!
Али стал молить Аллаха, чтобы тот помог ему выдержать мучения. Но Аллах его не услышал. Напротив, Мохаммед как бы издалека услышал слова, бесконтрольно вырывающиеся из его рта.
— Глухой Мулла! Я служу Глухому Мулле!
— А если подумать? Глухой Мулла ведь сидит в федеральной тюрьме. Надави посильнее, Чиун.
Боль стала совершенно невыносимой.
— Глухой Мулла! Ради Аллаха — мною командует Глухой Мулла!
— Дай-ка лучше я попробую, учитель. У тебя, похоже, не получается.
— Как бы не так! Магометанин не в силах мне сопротивляться.
— Но он говорит неправду.
— Нет, клянусь бородой Пророка, я не вру. Я слуга Глухого Муллы.
И тут в его плечо впились чьи-то стальные пальцы. В то время как из мочки уха по телу Мохаммеда распространялись электрические разряды, в плече словно бы ломались кости.
— Ради всего святого! Это Глухой Мулла! Что мне сделать, чтобы вы поверили? — простонал Мохаммед.
Внезапно все разновидности боли исчезли.
Оба мучители отодвинулись в сторону, и Али услышал их сдавленный шепот.
— Он говорит правду, — произнес высокий американец с головой, похожей на череп мертвеца.
— А я что тебе говорил? — проскрипела древняя мумия.
— Может, Глухой Мулла посылает указания из тюрьмы?
— Как знать.
И они вернулись.
— Каков же план игры? — спросил американец.
— Развязать террор, проливать кровь неверных и множить всякие неприятности, — неохотно выдавил Мохаммед. — Тогда страна неверных падет, и на земле идолопоклонников взойдут чистые цветы ислама. Это делается для вашего же блага, поскольку внутренне вы все истинные мусульмане.
— Какова твоя роль?
— Я должен был что-то взорвать по приказу.
— Что именно?
— То, что прикажут.
— А что тебе приказали?
— Мне еще не приказывали! Что я буду за террорист, если, зная о готовящихся операциях, попаду в руки врага?
— Террорист, представляющий ценность, — сказала мумия.
— Значит, я не представляю ценности? — опустил голову Мохаммед.
— Для нас нет, — ответил американец.
— Вы меня убьете?
— Нет. Ты совершишь самоубийство.
— Я хочу умереть, меня ждут в раю. Но я не желаю совершать самоубийство, не прихватив с собой нескольких неверных. Я почтальон-самоубийца, а не дурак.
— Ты и то, и другое.
— Разве так бывает?
Тут американец схватил магометанина, перебросил через орла с распростертыми крыльями, и Мохаммед Али увидел летящий ему навстречу тротуар. Последняя мысль его перед тем, как разбить голову о твердый бетон, была такая: Я еще слишком молод, чтобы просто взять и умереть.
* * *
Спустившись с другой стороны здания, Римо и Чиун смешались с толпой зевак.
— Все гораздо проще, чем мы думали, — сказал Римо. — Мы знаем, где находится Глухой Мулла. Нам нужно только извлечь его оттуда.
— Задания Смита никогда не бывают легкими, — возразил Чиун.
— А это легкое.
— Не надейся слишком-то.
У самого перекрестка Атлантик-авеню и Саммер-стрит их с воем обогнала машина «скорой помощи».
— К чему такая спешка? — удивился мастер Синанджу. — Ведь он мертв.
— Видимо, они хотят забрать его, прежде чем телекамеры заснимут каждую каплю крови.
— Неужели какие-то кретины наслаждаются видом крови?
— Конечно, те, которые не сталкиваются с этим каждый день, как мы с тобой, — буркнул Римо.
Учитель кивнул, продолжая смотреть по сторонам. Внезапно он прищурил глаза и как-то странно зашипел.
Римо заметил Тамайо Танаку мгновением позже. Она замерла перед передвижным телефургоном, держа перед чувственными красными губами микрофон с эмблемой четвертого канала.
Благодаря своей способности отфильтровывать шумы мастера Синанджу услышали, что она говорит.
— ...неопровержимая информация, что в Почтовую службу Соединенных Штатов проникли мусульманские террористы, стремящиеся к мировому господству.
Танака дотронулась до наушника, позволяющего ей слышать передачу из студии.
— Да, мусульманские террористы. Не ополчение, как сообщалось раньше. И не фракция профсоюза почтовых служащих.
— Что ж, прекрасное начало, папочка. Теперь начнется паника, — хмыкнул Римо.
— Я не виноват, — отозвался Чиун.
— Пока, Дженис, — сказала Тамайо Танака и передала микрофон звукорежиссеру.
Девушка как раз поправляла грим, когда перед ней словно из-под земли выросли Римо с Чиуном.
— Думаю, вам по меньшей мере нужны три источника, чтобы выдать в эфир нечто подобное тому, что вы только что сказали, — произнес Римо.
— Ну, двое — это вы, — отозвалась Танака, не отрывая взгляда от зеркальца.
— Строго неофициально.
— А третий источник — я сама, — добавила она. — У меня неплохой рейтинг, что и обеспечивает доверие к моей информации.
— А что, если мы все ошибаемся? — спросил Римо.
— Тогда ведущий воскресной программы выскажет пятнадцатисекундное опровержение. У меня глаза ровные?
— Один чуть ниже, — откликнулся Чиун.
— Который?
— Сами догадайтесь, — вмешался Римо. — Между прочим, вы должны нам двадцать долларов за поездку на такси.
— Это была моя машина. Вы ее угнали. Скажите спасибо, что я не вышвырнула вас вон!
— Знаете, вы напоминаете мне Читу Чинг.
Тамайо широко улыбнулась.
— О, мой идеал! Я стану такой же.
— Нельзя сказать, что она очень уж приятная женщина.
— В любом большом городе найдется по крайней мере одна ведущая-азиатка, и каждая из них сражается за то, чтобы занять место Читы Чинг. А я только что шагнула вверх по золотой лестнице.
Танака, сжав губы, пришла к выводу, что они слишком красные, и потянула звукорежиссера за рукав. Тот же настолько был занят микрофонным кабелем, что и глазом не моргнул, пока Тамайо аккуратно вытирала губы о рукав его белой рубашки.
— Вот сейчас нормально, — заключила она, отпуская руку звукотехника. — А то я выглядела как проститутка.
— Очень точно подмечено, — откликнулся Римо. — Пойдем, папочка.
От Южного вокзала в Квинси шла прямая линия метро. Пробившись сквозь толпу, они вскочили в поезд.
От остановки «Северное Квинси» было совсем близко до замка Синанджу, представлявшего собой реконструированную церковь.
Римо сразу же позвонил Харолду В. Смиту.
— Новости хорошие и плохие. Какие сообщить сначала?
— Сначала плохие, — отозвался глава КЮРЕ.
— Идиотка с местного телевидения по имени Тамайо Танака только что сообщила публике, что в почтовую службу проникли мусульманские террористы.
В кислом голосе Смита слышалось некоторое удивление.
— Откуда же у нее такие сведения?
— Думаю, Чиун сам все объяснит, — произнес Римо, передавая трубку учителю.
— Это неразрешимая загадка, — проскрипел мастер Синанджу, обеими руками взяв трубку. — Не стоит даже голову ломать, иначе просто с ума можно сойти.
— Он ей сказал, — пояснил Римо, забрав трубку у Чиуна.
— У нее нет других источников?
— Нет, но, кажется, ее это совсем не смущает.
Смит испустил вздох, напоминающий скрип двери в старом сарае.
— Ну где ваши хорошие новости? — наконец спросил он.
— Террорист выдал имя своего руководителя.
— Да?
— Вы когда-нибудь слышали о Глухом Мулле?
— Он же в тюрьме.
— Как и Джон Готти. А тот, по слухам, руководит делами на воле по телефону.
— Весьма полезная информация, — откликнулся глава КЮРЕ. — Если мы изолируем Глухого Муллу от внешнего мира, то сразу же разрушим весь заговор.
— Как продвигается облава?
— ФБР задержало семь основных подозреваемых.
— Неплохо. А мы чем можем помочь?
— Терпение. Я пока занят портретом Джо Кэмела.
— Хотелось бы увидеть мерзавца живьем, — проворчал Римо.
— Не исключено, — обронил Смит и отключился.
— Что бы такое сделать, чтобы быть в курсе сегодняшних событий? — спросил Римо, повесив трубку.
— Посмотреть правильную Ву, — ответил Чиун.
— После Тамайо Танаки, — отозвался ученик, — я готов смотреть на любую Ву.
Глава 22
В тиши мечети аль-Бахлаван, затерявшейся где-то на просторах Огайостана, перед компьютерным терминалом застыл Глухой Мулла. Рядом на ковре лежала слуховая трубка. Вооруженные русскими автоматами и острыми саблями, в дверях стояли верные афганские стражи.
Электронная почта оказалась прекрасным способом связи с сетью моджахедов — особенно если в ушах постоянно звенит. «Тиннитус», — заключили доктора из Красного Полумесяца. Результат преждевременного взрыва бомбы, предназначавшейся для нынешнего безбожного египетского фараона. «Чепуха! — думал Глухой Мулла. — Это голос Аллаха, призывающего меня исполнить свою земную миссию».
Уже состоялись контакты с Чикагостаном, с Вашингтонстаном, с Лос-Анджелесстаном — в общем, со всеми крупнейшими городами, куда моджахеды принесут смерть и разрушения.
И это только начало.
От Ала Ислама из Филадельфиястана пришла всего одна строчка:
«Жду призыва к оружию».
«Терпение! — набрал на клавиатуре Глухой Мулла. — Терпение».
«Когда я умру, выполнив подобающую мне почетную миссию?» — спрашивал Патрик О'Мекка из Вашингтонстана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32