А у вас тихо… хорошо, воздух такой чистый, такой прозрачный, что сидеть под крышей не хочется. Мы правда скоро вернемся, вы даже не заметите, как мы уже будем тут!
– А не свалитесь? – Хозяйка с сомнением посмотрела на гостей. – Лошадки-то у нас резвые.
– Да что вы! – засмеялась Лера. – Я все годы, пока была студенткой, в спортшколу ходила. И хоть на стипль-чез не взяли, кое-чему все-таки научилась.
– Ну, смотрите сами, – сдалась Загидат. – Опоздаете, я на вас обижусь! А ты, Гарун, смотри, чтобы Мери гостье отдал! А то сам не додумаешься!
– Конечно, мама! – со смехом сказал Гарун. – Зачем нам всем думать, когда у нас есть ты?
– Насмехаешься над матерью? Ну-ну! – все еще укоризненно, но уже мягче произнесла Загидат. И тихо, так, чтобы ее не услышали приезжие, добавила: – Только смотри, к озеру ни шагу!
Парень кивнул и, посерьезнев, незаметно глянул на своих спутников. Но те были заняты разговором.
– Значит, говоришь, мотор громко гудит? – вполголоса спросил Герман. – Гул в ушах стоит?
– Не вредничай! – так же тихо ответила Лера. – Видишь же, как мальчику хочется показать лошадь? От тебя что, убудет, если дашь ему немножко покрасоваться?
– Очень надеюсь, что не убудет, – пробормотал Герман, поднимая глаза на Леру.
Ответом ему был укоризненный взгляд, но тут же девичьи губы раздвинулись в улыбке. Да еще какой! Той, от которой мгновенно забываешь все на свете.
Мери превзошла все ожидания. Она оказалась еще краше, чем ее описывал Гарун. Высокая, стройная кобылка олицетворяла собой сплав изящества и силы. Даже Герман, с тревогой ожидавший встречи с норовистыми горными лошадьми, ахнул от восхищения.
– Не зря в авиации говорят, что только красивые самолеты летают, – проговорил он.
– Какая прелесть, – выдохнула Валерия. – Господи, я влюбилась!
– Я же говорил, что моей Мери нет равных! – Гордый за свою Мери, которая произвела такое впечатление на гостей, Гарун ласково прижался к лошадиной морде. – Мери, красавица моя! Знали бы вы, какая она умница! Иногда кажется, что она в некоторых вещах умнее меня!
Как и было обещано, Мери досталась Валерии. Гарун оседлал гнедого горячего Карая, а Александрову предложили стареющего, но все еще быстрого и выносливого метиса, носящего гордое имя Маркс. Герман, узнав, что ему предстоит оседлать коня, который носит имя деятеля, запустившего по Европе призрак коммунизма, даже приосанился и проникся чувством собственной значимости. Еще бы! Скажи кому, что поднимал на дыбы самого Маркса… никто не поверит. И правильно сделает, по правде говоря. Чего больше всего опасался майор запаса, так это как бы его конь не начал брыкаться да становиться на дыбы. Случись такое, он непременно свалится. Вот будет позор!
– Герман, не спи! – крикнула Лера и легким движением колен послала Мери вперед. Умное животное мгновенно отреагировало на команду и рвануло с места. Гарун без видимых усилий мгновенно оказался рядом с девушкой.
Пока Герман собирался приказать своему жеребцу трогаться, тот сам, не дожидаясь, пока всадник наконец соберется с духом, рванул вдогонку за более молодым соперником. Ревность свойственна не только людям, но и лошадям.
Лера не хотела огорчать Загидат и заставлять себя ждать, а потому решила подняться на небольшую возвышенность, на склоне которой находилось селение, и, сделав круг, вернуться назад. Дав поводьями направление, она пустила Мери в легкий галоп. Однако норовистой кобылке этого было мало. Ей хотелось размяться, и, чувствуя, что всадница не против, Мери перешла на более быстрый аллюр. Карай не отставал, Маркс, к сожалению Германа, тоже. Он уже отчаянно жалел, что ввязался в эту авантюру, но не мог же он отпустить Леру одну? Да еще с молодым парнем. И пусть он, может быть, выглядит смешно, но отстать он ни за что не отстанет!
Между тем Валерия, легко взлетев на вершину, остановила лошадь и, зачарованно оглядев величественную панораму, замерла в восхищении. С холма открывался воистину потрясающий вид. Всюду, куда ни кинь взгляд, были горы. Далекие и близкие, большие и… очень большие, они величественными монументами возвышались совсем рядом, подальше, еще дальше… повсюду. Переливаясь различными оттенками зеленого внизу, выше они становились красновато-коричневыми и желтовато-серыми, их вершины вздымались вверх на такую высоту, что казалось, если стать там, на вершине, то увидишь, как облака проплывают прямо под твоими ногами. Найдется ли что-либо равное горам по величию и красоте?
– Нравится?
Лера вздрогнула и обернулась. Рядом с ней был Гарун. То, что произвело на девушку такое впечатление, он видел изо дня в день и почти не замечал. Он спешил, ему хотелось показать ей еще одно местечко, которое, как он думал, ей понравится. Но Лера не двигалась с места, а ее спутник так тот вообще еще только взбирался на вершину. Его конь явно нервничал. Метису не нравилось, что выскочка Карай позволяет себе становиться так близко к Мери. Мало того, этот наглец еще и трогает своими губами морду кобылицы! Стерпеть такое было выше его сил. Маркс готов был разорвать соперника, растоптать его, но что поделаешь с этим рохлей, который мешком подпрыгивает на спине и не дает ему ходу.
А Карай, ободренный поведением Мери, которая, словно бы понимая, что ее всадница – хрупкая женщина, держалась очень смирно, стал еще более настойчив. Пользуясь тем, что Гарун увлеченно смотрит на гостью и ничего вокруг не замечает, Карай, победно заржав, подошел к кобыле вплотную и нежно куснул ее за шею. Мери вздрогнула и попыталась отойти в сторону, но жеребец, ободренный полным попустительством людей, совсем потерял контроль над собой. Он еще дальше вытянул шею и сильнее сжал зубы. Умница Мери, словно бы понимая, что на большее он все равно не решится, а ее бурная реакция может повредить всаднице, стерпела и это.
Но зато Маркс уже не смог сдержаться. Горячая кровь ударила в голову жеребцу, и он одним могучим прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от наглеца.
Герман, не ожидавший такого маневра, удержался в седле просто чудом. Конь вышел из повиновения. Намертво вцепившись в его холку, Герман как будто со стороны наблюдал, как тот вновь поднимается на задние ноги и всей тяжестью своего тела бьет Карая.
Не ожидавший этого молодой конь едва устоял на ногах. Он шарахнулся в сторону и от боли сильно куснул нежную шею Мери.
Снести такое гордая кобыла уже не могла. Гневно заржав, она стала раздавать укусы и удары копытами обоим неудавшимся ухажерам. Испуганная внезапным приступом ярости, Лера попыталась было утихомирить лошадь, но Мери уже никого не слушалась, она была ослеплена злобой. Гарун же, вместо того чтобы успокоить возбужденных животных, взбесился сам и, выхватив плеть, стал изо всей силы хлестать Карая.
Для Карая, оскорбленного нападением метиса и обиженного ударами Мери, наказание плетью послужило той самой соломинкой, что, говорят, сломала спину верблюда. Конь так резко встал на дыбы, что чуть не потерял равновесия, и, пытаясь устоять на задних ногах, отчаянно замахал передними. Тяжелые копыта со свистом рассекали воздух, но бесполезно-гнедой все больше и больше заваливался набок, и вот уже его падение стало неизбежным. Карай стал стремительно падать.
Гарун еле успел выпрыгнуть из седла и откатился в сторону, чтобы не оказаться под конским крупом. Карай упал, но в самый последний момент успел ударить копытом ревнивого соперника. Удар пришелся метису в голову и был такой силы, что тот лишь чудом устоял на ногах. Последствия удара были ужасны. Временно ослепнув и потеряв ориентацию, Маркс в панике громко заржал.
Только напрасно он напомнил Мери о своем присутствии. Разгневанная кобыла принялась вымещать свою обиду на несчастном метисе, кусая и ударяя его копытами. Ничего не видя, не понимая, что происходит и куда отскочить, чтобы избавиться от напасти, конь замотал головой и стал шарахаться из стороны в сторону. Один только Бог ведает, что стоило Герману удержаться в седле. Да, как ни удивительно, он все еще держался! Поводья давно уже выпали у него из рук, побелевшие пальцы судорожно вцепились в луку седла, колени вдавились до боли в суставах в конские бока, но он держался, ничего не видя перед собой и ничего не соображая, движимый одним лишь чувством самосохранения.
Долго ли это все продолжалось, неизвестно. Наконец Гарун, затеявший эту прогулку, бросился останавливать ослепшего коня, беспорядочно прыгавшего из стороны в сторону. Стоя на земле, он попытался поймать поводья Маркса и упустил из виду Мери. А та, в очередной раз куснув метиса, нечаянно наступила молодому горцу на ногу.
Гарун в ярости взмахнул плетью, но в последний момент пожалел кобылу и ударил Маркса. Плеть оказалась последним испытанием для психики жеребца. Бешено тараща невидящие глаза, метис метнулся в сторону, оказавшись, не желая того, в пределах досягаемости разгневанной Мери, и вновь почувствовал на своем крупе ее зубы. Бедного Маркса уже ничто не могло удержать. Спасаясь от преследующих его ударов и укусов, несчастный конь закусил удила и сломя голову рванул, не видя ни дороги, ни белого света…
И, что самое неприятное, Герман так и остался в седле. Неуправляемая живая торпеда, неся на себе человека, понеслась навстречу беде…
– Что-то долго нет наших гуляк! – Панама, изнывая от скуки, терзаемый внезапно возникшим беспокойством, вышел на высокое каменное крыльцо.
Чертов швед, и чего он не учит русский? Раз снимаешь здесь фильм, так язык осваивай! Было бы с кем поговорить. А так сиди, кукуй в одиночку. Ребята катаются, Загидат с дочкой на кухне, вот-вот начнет стол накрывать. Ее муж, глава семьи Курбан, задержался в райцентре. Если б узнал, что в доме гости, небось вернулся бы раньше.
Геннадий бросил взгляд на ворота. Нет, не показываются. Загуляли любители конных прогулок, ох загуляли! Могли бы и подумать, между прочим, что некрасиво вот так хозяев оставлять. Обед-то готов, капитан это уже по запаху чувствует. Особенно пахучей оказалась чесночная приправа. От ее аромата можно с ума сойти. Будь ты хоть трижды сыт, услышав ее призыв, не устоишь и сядешь за стол. Да и баранина весьма кстати. Черт, и почему у этой простой женщины все так вкусно пахнет? Обычно Панама терпеть не мог баранину… любую, и вареную и жареную, но сейчас аромат был такой, что он даже удивился, почему раньше с таким пренебрежением к ней относился. Секрет Загидат, что ли, какой знает? Или в этих местах овечья порода такая? Нужно будет спросить…
О! Вот, кажется, и хозяин дома появился! Отлично, будет с кем поговорить. Заодно и секретом приготовления горной баранины поинтересоваться.
Пришедший действительно оказался Курбаном. Высокий, широкоплечий усач, он успел одним взглядом охватить серый от налипшей пыли «додж», стоящего на крыльце Геннадия и вышедшую ему навстречу здоровенную кавказскую овчарку. Панама растерянно застыл на месте. Вот это да! Знал бы он, что в доме есть такое чудовище, да еще не привязанное, из автобуса бы не стал вылезать! Это же пострашнее любого холодного оружия будет. Одна башка чего стоит.
– Ну, наконец-то! – раздался голос Загидат, и из флигеля вышла хозяйка. Она произнесла несколько фраз на незнакомом капитану гортанном языке и вновь перешла на русский: – Курбан у нас председатель сельсовета, – с гордостью произнесла женщина. – Высшее образование имеет. Так что он вам скучать не даст. А я, наверное, начну уже накрывать. Ваши друзья должны вот-вот подойти… Гарун, бездельник, я же просила его не опаздывать. Ну ничего, я столько чуду напекла, столько хинкала сделала, что всем хватит и еще останется! Давайте, садитесь…
– Э, Загидат, иди, занимайся своим делом, – прервал жену Курбан. – А мы с…
– Геннадий. Меня Геннадием зовут, – представился Пономарев. – Можно просто Гена.
– Вот мы с Геной сами познакомимся! – Глава семьи жестом пригласил гостя вернуться в дом. Увидев дремлющего в кресле Мартина, усмехнулся. – Вот как вас здесь принимают! Голодными держат, да еще отдохнуть не дают. Нет чтобы дать поспать человеку…
– Курбан, ну как ты можешь! – Загидат поставила на стол поднос с кусками вареной баранины и сердито посмотрела на мужа. – Да я давно бы накормила всех, но Гарун затеял эти катания…
– Ладно-ладно, не шуми, – отмахнулся Курбан. – Я говорю не о том, что ты могла или не могла, а о том, что вижу. Давай, неси все, что есть!
Горец повернулся к Панаме и вновь сделал приглашающий жест.
– Садись, дорогой, садись! Ты же у меня в доме, а значит, должен чувствовать себя, как в твоем собственном. – Глаза главы дома встретились с глазами Геннадия, и он только теперь заметил в них веселую хитрецу. – Сейчас мы с тобой, – от взгляда Курбана не укрылось, что Свенсон проснулся, и он поправил сам себя, – с вами выпьем, закусим, а там, глядишь, и ваши друзья вернутся.
Пока Курбан говорил, медленно, неторопливо, четко проговаривая каждое слово, чтобы как можно меньше проявлялся акцент, Загидат и ее дочь Сакинат успели раза по два зайти на застекленную веранду, и каждый раз в их руках были большие подносы с незнакомой Геннадию снедью.
– Ты что будешь пить: водку или коньяк? – спросил горец.
Панаме вопрос понравился. А главное, его постановка! Курбан не спрашивал, будет ли гость пить, он интересовался только тем, что он, Геннадий, предпочтет.
– Водку! – решил капитан. Он понимал, что одной рюмкой не обойдешься, а в таких случаях коньяк противопоказан. Вино же он не любил с ранней молодости, когда познакомился со знаменитым «Солнцедаром».
– Если хочешь чего-то другого, скажи, пошлем Загидат в магазин, там у нее чего только нет! Все, что захочешь!
– Курбан, спасибо… и мне, право, неудобно, что мы доставляем вам столько хлопот, – начал было Геннадий, но хозяин дома движением руки прервал его сбивчивую речь.
– Прекрати эти разговоры! Вы мои гости, а потому не нужно лишних слов. А… вот и твой товарищ к нам присоединился. – Горец, заметив, что Свенсон проснулся и открыл глаза, воспользовался возможностью переключиться на другую тему.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7