https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Elghansa/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


VadikV


95
Аркадий Тимофеевич Авер
ченко: «Избранные страницы»



Аркадий Тимофеевич Аверченко
Избранные страницы




«Аркадий Аверченко. Избранные страницы
»: ВАГРИУС; Москва; 2000
ISBN 5-264-00204-5

Аннотация

…Что вы делаете? Что вы только д
елаете, поглядите!!! Ведь ему гланды нужно вырезать, а вы живот разрезали!
…Когда же студент осмелился нахально заявить, что земля круглая и что он
а ходит вокруг солнца, то толпа мужиков навалилась на студента и стала би
ть… Били долго, а потом утопили в реке…
Ц Скажите, Антон Петрович сейчас дома? Павлович? Почему же Павлович? Отца
Павлом звали? Ну, это еще не доказательство.




Аркадий Аверченко

Избранные страницы


Автобиография

Еще за пятнадцать минут до моего рождения я не знал, что появлюсь на белый
свет. Это само по себе пустячное указание я делаю лишь потому, что желаю оп
ередить на четверть часа всех других замечательных людей, жизнь которых
с утомительным однообразием описывалась непременно с момента рождения
. Ну вот.
Когда акушерка преподнесла меня отцу, он с видом знатока осмотрел то, что
я из себя представлял, и воскликнул:
Ц Держу пари на золотой, что это мальчишка!
«Старая лисица! Ц подумал я, внутренне усмехнувшись, Ц ты играешь навер
няка».
С этого разговора и началось наше знакомство, а потом и дружба.
Из скромности я остерегусь указать на тот факт, что в день моего рождения
звонили в колокола и было всеобщее народное ликование.
Злые языки связывали это ликование с каким-то большим праздником, совпа
вшим с днем моего появления на свет, но я до сих пор не понимаю, при чем здес
ь еще какой-то праздник?
Приглядевшись к окружающему, я решил, что мне нужно первым долгом выраст
и. Я исполнял это с таким тщанием, что к восьми годам увидел однажды отца б
ерущим меня за руку. Конечно, и до этого отец неоднократно брал меня за ука
занную конечность, но предыдущие попытки являлись не более как реальным
и симптомами отеческой ласки. В настоящем же случае он, кроме того, нахлоб
учил на головы себе и мне по шляпе Ц и мы вышли на улицу.
Ц Куда это нас черти несут? Ц спросил я с прямизной, всегда меня отличав
шей.
Ц Тебе надо учиться.
Ц Очень нужно! Не хочу учиться.
Ц Почему?
Чтобы отвязаться, я сказал первое, что пришло в голову:
Ц Я болен.
Ц Что у тебя болит?
Я перебрал на память все свои органы и выбрал самый важный:
Ц Глаза.
Ц Гм… Пойдем к доктору.
Когда мы явились к доктору, я наткнулся на него, на его пациента и свалил м
аленький столик.
Ц Ты, мальчик, ничего решительно не видишь?
Ц Ничего, Ц ответил я, утаив хвост фразы, который докончил в уме: «…хорош
его в ученье».
Так я и не занимался науками.

Легенда о том, что я мальчик больной, хилый, который не может учиться, росл
а и укреплялась, и больше всего заботился об этом я сам.
Отец мой, будучи по профессии купцом, не обращал на меня никакого внимани
я, так как по горло был занят хлопотами и планами: каким бы образом поскоре
е разориться? Это было мечтой его жизни, и нужно отдать ему полную справед
ливость Ц добрый старик достиг своих стремлений самым безукоризненны
м образом. Он это сделал при соучастии целой плеяды воров, которые обворо
вывали его магазин, покупателей, которые брали исключительно и планомер
но в долг, и Ц пожаров, испепеливших те из отцовских товаров, которые не б
ыли растащены ворами и покупателями.
Воры, пожары и покупатели долгое время стояли стеной между мной и отцом, и
я так и остался бы неграмотным, если бы старшим сестрам не пришла в голову
забавная, сулившая им массу новых ощущений мысль: заняться моим образова
нием. Очевидно, я представлял из себя лакомый кусочек, так как из-за весьм
а сомнительного удовольствия осветить мой ленивый мозг светом знания с
естры не только спорили, но однажды даже вступили врукопашную, и результ
ат схватки Ц вывихнутый палец Ц нисколько не охладил преподавательск
ого пыла старшей сестры Любы.
Так Ц на фоне родственной заботливости, любви, пожаров, воров и покупате
лей Ц совершался мой рост и развивалось сознательное отношение к окруж
ающему.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец, с сожалением распростившийс
я с ворами, покупателями и пожарами, однажды сказал мне:
Ц Надо тебе служить.
Ц Да я не умею, Ц возразил я, по своему обыкновению выбирая такую позици
ю, которая могла гарантировать мне полный и безмятежный покой.
Ц Вздор! Ц возразил отец. Ц Сережа Зельцер не старше тебя, а он уже служ
ит!
Этот Сережа был самым большим кошмаром моей юности. Чистенький, аккуратн
ый немчик, наш сосед по дому, Сережа с самого раннего возраста ставился мн
е в пример как образец выдержанности, трудолюбия и аккуратности.
Ц Посмотри на Сережу, Ц говорила печально мать. Ц Мальчик служит, засл
уживает любовь начальства, умеет поговорить, в обществе держится свобод
но, на гитаре играет, поет… А ты?
Обескураженный этими упреками, я немедленно подходил к гитаре, висевшей
на стене, дергал струну, начинал визжать пронзительным голосом какую-то
неведомую песню, старался «держаться свободнее», шаркая ногами по стена
м, но все это было слабо, все было второго сорта. Сережа оставался недосяга
ем!
Ц Сережа служит, а ты еще не служишь… Ц упрекнул меня отец.
Ц Сережа, может быть, дома лягушек ест, Ц возразил я, подумав. Ц Так и мне
прикажете?
Ц Прикажу, если понадобится! Ц гаркнул отец, стуча кулаком по столу. Ц Ч
еррт возьми! Я сделаю из тебя шелкового!
Как человек со вкусом, отец из всех материй предпочитал шелк, и другой мат
ериал для меня казался ему неподходящим.

Помню первый день моей службы, которую я должен был начать в какой-то сонн
ой транспортной конторе по перевозке кладей.
Я забрался туда чуть ли не в восемь часов утра и застал только одного чело
века в жилете без пиджака, очень приветливого и скромного.
«Это, наверное, и есть главный агент», Ц подумал я.
Ц Здравствуйте! Ц сказал я, крепко пожимая ему руку. Ц Как делишки?
Ц Ничего себе. Садитесь, поболтаем!
Мы дружески закурили папиросы, и я завел дипломатичный разговор о своей
будущей карьере, рассказав о себе всю подноготную.
Неожиданно сзади нас раздался резкий голос:
Ц Ты что же, болван, до сих пор даже пыли не стер?!
Тот, в ком я подозревал главного агента, с криком испуга вскочил и схватил
ся за пыльную тряпку. Начальнический голос вновь пришедшего молодого че
ловека убедил меня, что я имею дело с самим главным агентом.
Ц Здравствуйте, Ц сказал я. Ц Как живете-можете? (Общительность и светс
кость по Сереже Зельцеру.) Ц Ничего, Ц сказал молодой господин. Ц Вы наш
новый служащий? Ого!
Очень рад!
Мы дружески разговорились и даже не заметили, как в контору вошел челове
к средних лет, схвативший молодого господина за плечо и резко крикнувший
во все горло:
Ц Так-то вы, дьявольский дармоед, заготовляете реестра? Выгоню я вас, есл
и будете лодырничать!
Господин, принятый мною за главного агента, побледнел, опустил печально
голову и побрел за свой стол. А главный агент опустился в кресло, откинулс
я на спинку и стал преважно расспрашивать меня о моих талантах и способн
остях.
«Дурак я, Ц думал я про себя. Ц Как я мог не разобрать раньше, что за птицы
мои предыдущие собеседники. Вот этот начальник Ц так начальник! Сразу у
ж видно!» В это время в передней послышалась возня.
Ц Посмотрите, кто там? Ц попросил меня главный агент.
Я выглянул в переднюю и успокоительно сообщил:
Ц Какой-то плюгавый старикашка стягивает пальто.
Плюгавый старикашка вошел и закричал:
Ц Десятый час, а никто из вас ни черта не делает!! Будет ли когда-нибудь эт
ому конец?!
Предыдущий важный начальник подскочил в кресле как мяч, а молодой господ
ин, названный им до того «лодырем», предупредительно сообщил мне на ухо:

Ц Главный агент притащился.
Так я начал свою службу.

Прослужил я год, все время самым постыдным образом плетясь в хвосте Сере
жи Зельцера. Этот юноша получал 25 рублей в месяц, когда я получал 15, а когда и
я дослужился до 25 рублей, ему дали 40. Ненавидел я его, как какого-то отвратит
ельного, вымытого душистым мылом паука…
Шестнадцати лет я расстался со своей сонной транспортной конторой и уех
ал из Севастополя (забыл сказать Ц это моя родина) на какие-то каменноуго
льные рудники. Это место было наименее для меня подходящим, и потому, веро
ятно, я и очутился там по совету своего опытного в житейских передрягах о
тца…
Это был самый грязный и глухой рудник в свете. Между осенью и другими врем
енами года разница заключалась лишь в том, что осенью грязь была там выше
колен, а в другое время Ц ниже.
И все обитатели этого места пили как сапожники, и я пил не хуже других. Нас
еление было такое небольшое, что одно лицо имело целую уйму должностей и
занятий. Повар Кузьма был в то же время и подрядчиком, и попечителем рудни
чной школы, фельдшер был акушеркой, а когда я впервые пришел к известнейш
ему в тех краях парикмахеру, жена его просила меня немного обождать, так к
ак супруг ее пошел вставлять кому-то стекла, выбитые шахтерами в прошлую
ночь.
Эти шахтеры (углекопы) казались мне тоже престранным народом: будучи бол
ьшей частью беглыми с каторги, паспортов они не имели и отсутствие этой н
епременной принадлежности российского гражданина заливали с горестны
м видом и отчаянием в душе Ц целым морем водки.
Вся их жизнь имела такой вид, что рождались они для водки, работали и губил
и свое здоровье непосильной работой Ц ради водки и отправлялись на тот
свет при ближайшем участии и помощи той же водки.
Однажды ехал я перед Рождеством с рудника в ближайшее село и видел ряд че
рных тел, лежавших без движения на всем протяжении моего пути; попадалис
ь по двое, по трое через каждые 20 шагов.
Ц Что это такое? Ц изумился я…
Ц А шахтеры, Ц улыбнулся сочувственно возница. Ц Горилку куповалы у с
еле. Для Божьего праздничку.
Ц Ну?
Ц Тай не донесли. На мисти высмоктали. Ось как!
Так мы и ехали мимо целых залежей мертвецки пьяных людей, которые облада
ли, очевидно, настолько слабой волей, что не успевали даже добежать до дом
у, сдаваясь охватившей их глотки палящей жажде там, где эта жажда их засти
гала. И лежали они в снегу, с черными бессмысленными лицами, и если бы я не з
нал дороги до села, то нашел бы ее по этим гигантским черным камням, разбро
санным гигантским мальчиком с пальчиком на всем пути.
Народ это был, однако, по большей части крепкий, закаленный, и самые чудови
щные эксперименты над своим телом обходились ему сравнительно дешево. П
роламывали друг другу головы, уничтожали начисто носы и уши, а один смель
чак даже взялся однажды на заманчивое пари (без сомнения Ц бутылка водк
и) съесть динамитный патрон. Проделав это, он в течение двух-трех дней, нес
мотря на сильную рвоту, пользовался самым бережливым и заботливым внима
нием со стороны товарищей, которые все боялись, что он взорвется.
По миновании же этого странного карантина Ц был он жестоко избит.
Служащие конторы отличались от рабочих тем, что меньше дрались и больше
пили. Все это были люди, по большей части отвергнутые всем остальным свет
ом за бездарность и неспособность к жизни, и, таким образом, на нашем мален
ьком, окруженном неизмеримыми степями островке собралась самая чудови
щная компания глупых, грязных и бездарных алкоголиков, отбросов и обгрыз
ков брезгливого белого света.
Занесенные сюда гигантской метлой Божьего произволения, все они махнул
и рукой на внешний мир и стали жить как бог на душу положит.
Пили, играли в карты, ругались прежестокими отчаянными словами и во хмел
ю пели что-то настойчивое тягучее и танцевали угрюмососредоточенно, лом
ая каблуками полы и извергая из ослабевших уст целые потоки хулы на чело
вечество.
В этом и состояла веселая сторона рудничной жизни. Темные ее стороны зак
лючались в каторжной работе, шагании по глубочайшей грязи из конторы в к
олонию и обратно, а также в отсиживании в кордегардии по целому ряду дико
винных протоколов, составленных пьяным урядником.

Когда правление рудников было переведено в Харьков, туда же забрали и ме
ня, и я ожил душой и окреп телом…
По целым дням бродил я по городу, сдвинув шляпу набекрень и независимо на
свистывая самые залихватские мотивы, подслушанные мною в летних шантан
ах Ц месте, которое восхищало меня сначала до глубины души.
Работал я в конторе преотвратительно и до сих пор недоумеваю: за что держ
али меня там шесть лет, ленивого, смотревшего на работу с отвращением и по
каждому поводу вступавшего не только с бухгалтером, но и с директором в д
линные, ожесточенные споры и полемику.
Вероятно, потому, что был я превеселым, радостно глядящим на широкий Божи
й мир человеком, с готовностью откладывающим работу для смеха, шуток и ря
да замысловатых анекдотов, что освежало окружающих, погрязших в работе,
скучных счетах и дрязгах.
Литературная моя деятельность была начата в 1904 году, и была она, как мне каз
алось, сплошным триумфом. Во-первых, я написал рассказ… Во-вторых, я отнес
его в «Южный край». И в-третьих (до сих пор я того мнения, что в рассказе это
самое главное), втретьих, он был напечатан!
Гонорар я за него почему-то не получил, и это тем более несправедливо, что
едва он вышел в свет, как подписка и розница газеты сейчас же удвоилась…

Те же самые завистливые, злые языки, которые пытались связать день моего
рождения с каким-то еще другим праздником, связали и факт поднятия розни
цы с началом русско-японской войны.
Ну, да мы-то, читатель, знаем с вами, где истина…
Написав за два года четыре рассказа, я решил, что поработал достаточно на
пользу родной литературы, и решил основательно отдохнуть, но подкатился
1905 год и подхватив меня, закрутил меня, как щепку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21


А-П

П-Я