Его боевой путь начался в Прибалтике, в первые дни войны, потом он сражался на харьковском направлении в составе ВВС 38-й армии. И вот теперь небольшая передышка, доукомплектование и снова – на фронт. Теперь уже вместе с нами. Долго же ожидали мы тебя, маршевый 164-й!
С нами, молодыми, познакомились командир полка майор А. Д. Мелентьев, военком – батальонный комиссар И. И. Егоров, заместитель командира полка майор В. В. Ермилов, начальник штаба майор Г. А. Горнов.
Мы на них смотрели с восторгом – бывалые фронтовики, люди, заслуживающие уважения.
Пройдет время – будем еще больше восторгаться Мелентьевым, оставит свой след в наших сердцах Егоров, но мы разочаруемся в Ермилове, невзлюбим Горнова. Война есть война, в ней вся суть человеческая проявляется без какой бы то ни было ретуши.
Сразу всем по душе пришелся заместитель Горнова майор Георгий Бравиков. Ему было за сорок. Он не выделялся своей внешностью, однако к нему почему-то все тянулись с первой встречи. Он жил как-то легко и просто, открыто для всех. Не было у него своей, потаенной жизни. Все на людях, весь – для них. Особенно нравились его шутки. Где ни появится – там вспыхивает смех. А между тем было у него большое личное горе – без вести пропала семья. Он переживал это, но виду не показывал: знал, война многим принесла беду.
Я попал во 2-ю эскадрилью, которой командовал майор Я. И, Микитченко. Яков Иванович был единственным в полку закончившим до войны авиационный факультет академии имени Фрунзе. Он обладал отличной теоретической подготовкой. Всем нам – Толе Мартынову, Сергею Шахбазяну, Сергею Лаптеву, Саше Девкину и мне, попавшим к нему в подчинение, очень повезло.
Мы с Мартыновым составляли звено, которым командовал лейтенант Владимир Евтодиенко.
Юность хороша еще тем, что иной раз сводит нас с людьми, которые светят потом тебе маяком всю жизнь. Я благодарен своей юности за то, что она свела меня с Евтодиенко. Уроженец местечка Томашполь, Винницкой области, коммунист, он вначале был командиром звена в 25-м запасном авиационном полку, а с декабря 1942 года уже вместе с нами участвовал в боях в составе 164-го полка 5-й воздушной армии.
Очень интересным человеком был в полку и командир 1-й эскадрильи капитан Михаил Дмитриев, родом из Ивановской области; он тоже сражался с первых дней войны. Был награжден тремя орденами Красного Знамени.
Мне лично Дмитриев нравился тем, что в интересах дела смело шел на ломку отживших летных традиций. Так, он, а за ним и я были единственными в полку, кто летал с закрытыми фонарями. Это улучшало аэродинамические качества самолета, повышало его скорость. Все остальные, привыкшие летать на бесфонарном УТИ-4, так и не могли заставить себя закрывать кабину ЛаГГ-3. Правда, тут был один секрет; то и дело нарушалась герметика винтов, козырек забрызгивался маслом, нередко приходилось высовываться из кабины, чтобы вести наблюдение за воздухом при взлете и посадке. Надо было следить за винтами на земле, а для этого не у всех хватало терпения. Дмитриев и я не считались с этим. Возможно потому, что оба оказались хорошими знатоками техники, не боялись черновой работы, когда требовалось – с удовольствием хлопотали у машин. Этому вначале немало удивлялись техник звена Николай Тонкоглаз и мой механик Петр Мартюшев. Но потом привыкли и вместе с нами дружно, быстро обслуживали машины.
В боевом полку была совсем иная жизнь – динамичная, наполненная всевозможными событиями. Здесь по-иному – живее, интереснее строилась и партийно-политическая, комсомольская работа, собрания носили конкретный, деловой характер, особую активность проявляли коммунисты-фронтовики: они знали, чему нас учить, чтобы в первом же бою мы не сложили свои собственные крылья. Старшие товарищи присматривались к нам, молодым, проявляли заботу о том, чтобы мы пополняли ряды партии. Нам давались всевозможные поручения, которые мы с радостью выполняли, стараясь заслужить похвалу наших бывалых командиров. Вообще мы не могли жаловаться на невнимание к нам. И это окрыляло, умножало наши силы. Если что кому и не удавалось – знали: старшие помогут, все будет отлично.
Такая атмосфера дружбы и взаимопомощи способствовала быстрому вхождению летчика в новый коллектив. Мы часто собирались поэскадрильно, а то и всем полком, начинались шутки-прибаутки, веселый обмен колкостями. Постепенно у нас выявились таланты, будущие звезды полковой самодеятельности. Все это было настолько интересно, что даже я, не отличавшийся ни музыкальным слухом, ни голосом, пел в хоре с товарищами. Аккомпанировал нам на гармошке четырнадцатилетпий сын полка Ваня Калишенко. Его, ободранного, изможденного, подобрали где-то на Украине, приютили, выходили, обучили специальности авиационного механика, присвоили звание ефрейтора – так появилась у хлопчика новая семья, началась новая жизнь, сделавшая из него хорошего человека. Недавно мы встретились с Иваном Ильичом Калишенко – ныне он директор музыкального училища в городе Днепропетровске. Воспоминаниям нашим не было конца…
Радовали всех нас своими песнями и танцами и дочери полка – Точиленко Катя и Нина Орлова. Их судьба сходна с той, что пережил Ваня Калишенко. Только они стали не авиационными механиками, а парашютоукладчицами. Причем такими, что все летчики хотели, чтобы парашюты для них укладывали именно Катя и Нина. Катя живет сейчас в Ленинграде, вырастила троих детей, воспитывает уже внуков. Нина, повзрослев, полюбила Гришу Онискевича – тогда командира звена первой эскадрильи. Он тоже всем сердцем потянулся к ней. По окончании войны они поженились – это была первая свадьба в нашем полку после победы.
Жизнь в новом коллективе увлекла нас подготовкой к боям. Прошло некоторое время – мы уже чувствовали себя такими же, как те, кто побывал в схватках. Как нас потом подвела эта ранняя уверенность!
Но об этом – позже.
Передохнув, личный состав полка стал жить одним стремлением – скорее снова на фронт.
И вдруг неожиданное – нас направляют на юг. Да еще поездом. Утешило лишь то, что едем за новой материальной частью.
Там, вопреки ожиданию, мы пробыли недолго. И запомнился он нам больше всего тем, что на наш концерт самодеятельности собралась огромная масса местных жителей. Они хлопали в ладоши, подпевали нам, подбадривали темпераментными восклицаниями. Очень хорошо принимали здесь летчиков-фронтовиков, но мы, новички в полку, чувствовали себя случайными гостями на балу. Когда пришла очередь петь и нам – неловкость прошла, мы с большим подъемом исполнили «Авиационный марш», «Эх, махорочка-махорка» и другие популярные тогда песни.
Это были наши последние часы сравнительно мирной жизни в далеком тылу. Завтрашний день даст нам в руки новенькие ЛаГГ-3 и принесет долгожданную весть: мы отправляемся на фронт.
Полк повел Мелентьев.
Радио тогда только еще вводилось на истребителях, хотя немцы им пользовались уже давно и успешно, что во многом помогало им в боях.
У нас приемо-передатчики имелись лишь на командирских самолетах, а у ведомых – приемники. Связь была отвратительной, слышимость – слабая.
Перед взлетом майор Мелентьев предупредил молодых:
– Товарищи сержанты, на радио надейтесь, но с меня глаз не спускайте. Я буду команды дублировать покачиванием крыльев.
Не сводя глаз с командирского самолета, боясь отстать, потеряться над бесконечными горами, мы покидали солнечную Грузию.
В конце ноября 1942 года наш полк приземлился на адлеровском аэродроме.
Сразу же возник митинг.
Батальонный комиссар Егоров, открыв его, дал краткую характеристику военной обстановки на нашем участке фронта, призвал не щадить своей крови и самой жизни для победы над врагом.
Майор Мелентьев сказал, что озверевшим фашистам, рвущимся к кавказской нефти, мы должны противопоставить свое мастерство, мужество, стойкость и волю. В заключение он произнес фразу, которая навсегда врезалась в мою память:
– Сражайтесь так, дорогие друзья, чтобы Кавказские горы навсегда запомнили советских воздушных бойцов, помните, «адлер» – это значит «орел»!

Глава II
«Адлер» – это значит «орел»!

В горниле войны – миллионы судеб. В ее водовороте каждая судьба – как песчинка, капля в море. Но эти «песчинки», «капли в море» решали судьбу самой войны.
1942 год… Фронт гремит от Баренцева до Черного моря. И вот нам, необстрелянным птенцам, выпала доля встать в боевой строй на краю огненной черты на Черноморском побережье Кавказа – в Адлере.
Адлер…
Это сейчас он приобрел всеобщую известность – стал воздушными воротами Кавказа.
А до войны о нем мало кто слышал, здесь не было аэродрома, легкомоторные самолеты приземлялись прямо в Сочи.
Мы увидели в Адлере добротную по тем временам взлетную полосу, неплохо оборудованные стоянки, заполненные боевыми самолетами различных марок, приземистые постройки для личного состава и штаба.
Было похоже, что аэродром здесь существует давным-давно. Но оказалось, он построен год тому назад. Создавался ударно, как некогда знаменитая корчагинская стройка железнодорожной ветви в Боярке. О подробностях этого подвига сочинцев мы узнали не сразу, я расскажу о нем позже. А сейчас несколько слов о Сочи военной поры.
Любуясь сегодняшним великолепным южным курортом, немногие люди, приезжающие в Сочи со всех концов страны, задумываются о том, что и этого чудесного края коснулось черное крыло войны. Разве только памятные таблички на санаторных зданиях с номерами располагавшихся здесь военных госпиталей заставляют остановиться и задуматься над судьбой этого прекрасного города. Да и то нередко услышишь:
– Конечно, раненым здесь было хорошо – далеко ведь от фронта…
А фронт-то находился совсем рядом: передовые части врага сумели пробиться к долине реки Туапсинка – это не так уж далеко от Сочи.
Вот что рассказывает бывший в те годы председателем Сочинского горсовета, ныне почетный гражданин города А. Л. Белоус:
– Тревожные дни лета и осени 1942 года навсегда сохранятся в памяти трудящихся Сочи. Пали Краснодар, Майкоп, Черкесск, Кисловодск. Гитлеровцы овладели некоторыми перевалами Главного Кавказского хребта. Ожесточенные бои идут под Новороссийском и Туапсе. Фашисты пробиваются на перевал Псешхо, стремясь выйти на Красную Поляну, занять Адлер и ударом через Белореченский перевал – Дагомыс-Сочи отрезать черноморскую группу советских войск.
Вражеские самолеты и подводные лодки преследовали в море транспорты, доставлявшие в Сочи продовольствие, бомбили город.
Это было трудное время. В Сочи объявлено военное положение. Бойцы городского истребительного отряда и народные ополченцы перешли на казарменное положение. Началась эвакуация. Все предприятия стали производить продукцию для фронта. В портовых мастерских наладили ремонт дизельных двигателей, здесь же выпускали саперные лопаты, снарядные ящики, железные печки для блиндажей и землянок. Литейщик Г. Кирчо и токарь Л. Ихно приспособились изготовлять ручные гранаты и мины, которые на ишаках по узким тропам доставлялись отрядам, сражавшимся в горах. На заводе «Бродпром» наладили выпуск бутылок с горючей смесью. В гараже санатория Совета Министров СССР, а также в подвижных мастерских, расположившихся в парке «Ривьера», изготовлялись разборные станины для горных «катюш».
Первые образцы облегченных, горных «катюш» были испытаны в городском парке, стреляли в море. Результаты превзошли все наши ожидания. Доложили об этом командующему войсками Северо-Кавказского фронта Маршалу Советского Союза С. М. Буденному. Он лично прибыл проверить работу сочинских «катюш», убедившись в их эффективности, приказал срочно изготовить серию таких установок. В конце октября наши «катюши» успешно выдержали испытание боем на высоте Семашко.
За их разработку старшего техника-лейтенанта X. Суляева наградили орденом Ленина, начальника мастерских А. Алферова – орденом Красного Знамени. Были также награждены местные жители – рабочие.
В те героические дни каждый сочинец работал за двоих-троих, делал все для фронта и готовился к отпору врагу. Город окапывался, строил оборонительные укрепления, продолжал лечить бойцов и возвращать их в части.
Да, прифронтовой Сочи боролся. Мы, летчики, были тому свидетелями. Нас разместили в корпусах санатория «Известия» – пятнадцать минут езды до аэродрома. Кормили нас хорошо – страна заботилась о своих бойцах. Но оттого нам было еще больнее узнавать: жители этого цветущего города получали очень скудный паек военного времени. Когда же мы пытались делиться своим пайком а с обслуживающим персоналом-в ответ слышали одно:
– Вам нужно воевать, а мы уж как-нибудь перебьемся.
Тяжело было сочинцам. Но духом никто не падал, потому что каждый знал о гораздо более трудной судьбе ленинградцев и севастопольцев.
До глубины души взволновал нас следующий факт. Как-то молодых летчиков повезли в дом-музей Николая Островского. Думали, что, кроме нас, там никого не окажется в такую грозную пору.
Но как мы ошиблись! Нам пришлось долго постоять в очереди, чтобы пройти в домик, где жил любимый писатель, создатель легендарного образа Павки Корчагина. Кто сюда шел? Все выздоравливающие перед отправкой в части, фронтовики, оказавшиеся в Сочи в командировке. И множество местных жителей, большей частью молодых, бойцов истребительного отряда и полка народного ополчения. Шли, чтобы приобщиться к великой жизни, дать мысленную клятву быть такими же стойкими, мужественными, верными Родине, каким был Николай Островский. Помню, читал тогда тронувшее мое сердце одно из писем к Островскому: «Дорогой дядя. Коля! Мамуля мне о тебе говорила все – я тебя стал очень любить. Пиши скорее новую книгу о Павке, я буду храбрым, как ты и Павка, я буду летчиком. Целую, тебя. Валя Кононок». Письмо пришло из Чистых Прудов. Было бы любопытно узнать, как сложилась судьба Вали? Во всяком случае, я тогда позавидовал его смелости. Впервые прочитав книгу «Как закалялась сталь», я тоже хотел написать Николаю Островскому, но оробел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41