https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy_s_installyaciey/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Тихон обрадовался приказу, как давеча днем, когда капитан назвал его фамилию. С того самого момента, как он увидел и услышал Тасманова, Кудря проникся к нему доверием и уважением. Чем-то напоминал капитан Кудре отца, угрюмого, неразговорчивого человека, проведшего в тайге всю жизнь.
Тихон и в разведку попросился потому, что еще в учебном батальоне был наслышан о подвигах Тасманова. И теперь, ощущая тугую кобуру трофейного парабеллума на бедре и тяжесть автомата на груди, Кудря был преисполнен той значительности и гордости, которая свойственна юности, когда вам восемнадцать лет и всякое опасное дело кажется легким и привлекательным.
– Разуемся, – сказал Рыжиков, присел и, ловко сняв немецкие бутсы, передал их Петухову.
Это была предосторожность, подсказанная трехлетним опытом "прогулок" по немецким тылам. Сколько придется пройти вот так по ледяной намокшей земле, никто из троих не знал, но они хотели исключить малейший риск и не считали противника наивным, необученным простаком.
– Если немцы остановятся, крикнешь два раза филином, – сказал Тасманов старшине на прощание. – Мы с Петуховым в ста метрах за вами.
Трое бесшумно растворились в темноте. Капитан подождал несколько минут, вскинул тючок с рацией за спину, велел сержанту сложить бутсы в мешок, и они неторопливо зашагали по незнакомому лесу, словно бывали здесь не раз и вот вернулись, чтобы осмотреть хозяйство, разоренное войной.
Пришла пора расслабиться, ибо потом, спустя час, а может быть, полтора, придет то самое, когда секунды бешено застучат в виски, сознание обострится и все будут решать мгновения.
Тасманов думал о том, как проскользнуть передний край немецкой дивизии.
В лесу чуть высветлилось. Темнота уже начинала свою извечную борьбу со светом. Она еще отгородится от наступающего утра туманом, будет прятаться в низинах и оврагах, но часы ее сочтены – день настанет, пасмурный, промозглый. До его наступления нужно успеть пройти сквозь немецкие посты и секреты.
Ухнул филин. Раз, другой. Тасманов остановился, положил руку на автомат. Петухов встал за дерево. Ждать пришлось недолго. Струткис возник из полутьмы внезапно сбоку.
– Товарищ капитан, немцы провели радиосеанс. Доложили, что возвращаются с "уловом". Запрашивали новый пароль и место прохода...
– И что же?
– Обер-лейтенант повторил пароль... то есть, я так думаю. Он сказал: "Вас понял – "штурмфогель". Место перехода – излучина реки..."
– Он что же, громко говорил, этот обер-лейтенант?
Тасманов спросил почти механически, думая о том, как воспользоваться почти невероятным случаем, когда знаешь вражеский пароль. Еще он думал об "улове" немецких разведчиков. "Улов" означал добытые сведения, данные о его, Тасманова, дивизии.
– Я слышал, потому что сидел рядом... – сказал Струткис.
– Вот как?.. – вскинулся капитан.
– Они сбились в круг, товарищ капитан, сели, – видимо, устали все-таки. Я и подсел с разрешения старшины. Очень хотелось услышать, а говорил он тихо... Я воспользовался темнотой.
– Лихой ты парень, Айвар, – качнул головой капитан. – Может, ты и перекусил с ними заодно? Ведь коли уж они сели, значит, и сало достали...
– Так точно, товарищ капитан, достали, – ответил смущенный тоном Тасманова разведчик. – Только я... сделал вид, что мне по нужде... и отошел.
– Значит, все сидели, а ты встал?
– Встал, товарищ капитан...
– Торопятся фрицы и устали, конечно. А то схлопотал бы ты, Айвар, крупповскую железку в поддых...
Да, что ни говори, поиск складывался на редкость удачно. Этого-то и боялся капитан Тасманов, это-то его и смущало. Он вообще подозрительно относился к счастливым стечениям обстоятельств.
Логика, мысль, тщательное изучение возможностей своих и противника – так или почти всегда так свершалась его работа в дивизии.
Обладая аналитическим складом мышления, Тасманов любил предугадывать ход противника, искал нестандартного, внезапного для врага решения.
Сейчас же им просто везло. Вот и пароль, и место перехода, и потеря немцами бдительности, хотя последнее можно и оправдать – свои рядом, а нейтральная полоса велика, и шанс встретить противника ничтожно мал.
Пройти вместо немецкой разведки в тыл возводящихся редутов вражеской дивизии – большой соблазн. Риск? Конечно, риск. При самом переходе немцев могут ведь встречать знакомые. Тогда рукопашная по-тихому. И снова возможность прорваться в тыл. А тыл – это как лицо без маскировки, – все обнажено. Да и нет у них там сплошной линии траншей. Успели, наверное, кое-где приткнуть взводные опорные пункты. И патрули, конечно.
Свою разведку, прошедшую передний край, немцы хватятся не раньше чем через час. И еще час на ее поиск. Итого... Как быть с немецкими разведчиками, Тасманов решил, как только услышал от Струткиса, что те возвращаются с "уловом".
...Немцы еще отдыхали, когда шестеро похожих на призраки людей бесшумно выдвинулись из темноты. Только офицер успел вскинуть автомат, Тасманов в прыжке ударил ногой – и через минуту все было кончено.
На войне убивают, и Тасманов к этому привык. Но всякий раз, сталкиваясь с врагом лицом к лицу и виртуозно применяя холодное оружие, капитан с удивлением обнаруживал, как щемящее чувство, похожее на жалость, заползает в сердце и начинает леденить его. Случалось, быть может, это еще и потому, что, убивая, Тасманов видел чужие глаза, полные то страха, то испуга, то предсмертной тоски.
Сейчас же он держал Тихона за плечи, а тот содрогался от тошноты и, стыдясь, что не может сдержать ее, тихонько всхлипывал.
– На вот глотни, – говорил капитан, втискивая в руку Тихона фляжку с водкой, – а раскисать у нас нет времени...
Разведчики забросали убитых лапником и ждали, пока командир, посвечивая фонариком, изучал немецкую карту.
Тасманов увидел место перехода – оно было отмечено легкой полоской, сделанной карандашом, но никаких других пометок не обнаружил.
Через час они вышли к речной излучине, и Тасманов долго смотрел на противоположный крутой берег, пытаясь увидеть или угадать какой-нибудь условный сигнал или знак ждущего свою разведку противника. Но все было тихо. Ни огонька, ни вспышки.
Совсем рядом плескалась тяжелая ледяная вода, и по тому, как на ней стали появляться легкие просверки, Тасманов понял, что ночь сдала еще одну позицию идущему с востока рассвету.
Капитан приказал раздеть до гимнастерки Петухова и связать его. С кляпом во рту, с заломленными за спину, скрученными руками сержант являл собой зрелище грустное и непривычное.
Роль "языка" Тасманов придумал раньше, когда выслушал доклад Струткиса и мозг обожгла дерзкая мысль подменить немцев. Но вражеских разведчиков было пятеро. Шестым стал "язык".
Ночь, весенняя, нерешительная, уползала на запад, отмахиваясь от солнца белесыми космами тумана, который вскоре закрыл противоположный берег плотной серой завесой.
– Пошли, – шепотом скомандовал капитан и первым ступил в ледяную воду. Он догадывался, почему немцы сменили место прохода: вчерашний ливневый дождь поднял воду в реке, и они стали искать брод. Нашли здесь, в излучине.
Петухова нес Рыжиков. Еще на берегу, взваливая на себя товарища, старшина недовольно пробормотал:
– Лучше бы уж пару Гансов тащить, чем тебя, сосна строевая.
Петухов задергался, и Рыжиков понял, что сержант смеется.
Брод немцы нашли широкий, река здесь разливалась и была неглубокой – вода доходила разведчикам до груди. Автоматы пришлось подтянуть к шее.
Они выбрались на берег, шумно дыша, стряхивая воду с комбинезонов, всем своим видом показывая, что вернулись к своим, так сказать, снова прибились к земле обетованной. Им некуда было спешить – они ждали оклика, тяжелых шагов солдат боевого охранения, но все было тихо.
"Что за чертовщина! – думал Тасманов. – Неужели не встречают? Должны же они охранять брод".
Он сделал знак рукой, означающий движение вперед. Группа поднялась по вязкому, как загустевший клей, обрыву и вошла в заросли кустарника, и тогда откуда-то сбоку раздался громкий шепот:
– Хальт! Пароле?
– Штурмфогель, – таким же громким шепотом ответил Тасманов, подтягивая руку с зажатой в ладони финкой ближе к груди.
Из зарослей ивняка вышли трое в касках и длинных прорезиненных плащах. В руках высокого худосочного немца вспыхнул фонарик. Тонкий луч ощупал каждого из группы Тасманова и остановился на Рыжикове, согнувшемся под тяжестью "языка".
– О-о!.. – протянул худосочный и подошел к старшине. Он долго разглядывал Петухова, потом выдернул у него изо рта кляп. – Кто есть ты? – спросил по-русски худосочный, по-видимому офицер.
Петухов с присвистом втягивал в себя воздух, мрачно и злобно смотрел в глаза немца и вдруг процедил сквозь зубы:
– А пошел ты к... гад...
Худосочный дернулся и резко и быстро ударил сержанта по скуле.
– Русишер швайн... – пробормотал он, вытирая руку о полу плаща.
"Пока все в порядке, – думал Тасманов, – обойдемся без рукопашной – это другие немцы. Они никого из ушедшей на задание группы не знают в лицо. Синяк Петухова не в счет – сам напросился".
Офицер между тем еще раз скользнул лучом по разведчикам и удовлетворенно вымолвил:
– Gut. Bis zum Gefechtsstand sind es 500 Meter. Richtung links von der ersten Grabenlinie.
– Danke... – как можно радушней сказал Тасманов, тяжело повел плечами, как бы стряхивая усталость, полушепотом скомандовал: – Vorwerts...
Пройдя заросли ивняка, капитан резко свернул вправо к смутно чернеющему лесу. Если верить карте, там должен быть холм.
* * *
Небо высветлилось, но как бы продолжало землю. Густые облака, ровные как полотно, неподвижно висели над лесом. Предрассветный синий туманец стлался там, где кончался горизонт, постепенно сливаясь с облаками.
Сквозь словно заледеневшую, хрупкую паутину кустарника неясно проступали открытая пойма, заливные луга за рекой. И по всему берегу строгие ряды траншей.
В воздухе стоял бесконечный писк ласточек. Их гнездами, как дробью, был пробуравлен восточный крутой склон холма.
Тасманов лежал рядом с Кудрей и рассматривал в бинокль обрывистый левый берег реки.
– Похоже, фрицы решили тут задержаться надолго, – пробормотал капитан, делая пометки на карте, – и окопчики на полный профиль, и блиндажики...
Тасманов надолго прильнул к биноклю.
– А вот и следы тягачей. Пушечки, Тихон... пушечки, скорее всего, в ельник упрятали. И заметь, тяжелые пушечки...
– Как же вы... все это видите? – восхищенно выдохнул Кудря.
Капитан насмешливо взглянул на Тихона.
– Разведчику нужно видеть все сразу, – мягко сказал он, – второго раза ведь иногда просто не бывает. Сейчас другое дело. Мы у них за спиной, а они не оглядываются, им, видишь ли, некогда.
Тасманов говорил все это Кудре, чтобы успокоить парня, а заодно настроить себя не торопиться, проверить еще раз то, что так назойливо лезет в окуляры бинокля.
Немцы могли ведь сооружать и фиктивный вал обороны, готовясь к контрудару. Капитана беспокоило отсутствие интенсивного движения на проселочной дороге, ведущей от берегового среза в глубину леса.
Тасманов ждал Рыжикова, которого послал к дороге вместе с Струткисом.
Что касается времени, то оно, по подсчетам капитана, было на исходе. В немецком штабе должны хватиться своих разведчиков.
Тасманов скосил глаза вправо, где у самого среза на вершине устроились Петухов и Долгих. Разведчиков не было видно, едва приметно шевелились кусты. Капитан приказал Петухову вести наблюдение за поймой реки и бродом, откуда могли появиться поисковые группы противника.
Тасманов представил себе ничейное пространство, по которому придется уходить от немцев, возможный бой, вспомнил белую лошадь, привязанную в чаще, оружие, боеприпасы и рацию убитых немецких разведчиков, спрятанные в дупле старого дуба, просеку, по которой удобно скакать верхом, и удовлетворенно подумал, что все сделал правильно, тихо порадовался своей дотошной предусмотрительности, которая оставляет шанс на возвращение без потерь.
Времени – вот чего не хватало капитану Тасманову. День хоть и пасмурный, вставал, но низкие промозглые облака как бы сливались с верхушками сосен и создавали впечатление, что это и не день наплывает вовсе, а подкрадываются сумерки. В бинокль была видна сырая, вскопанная лопатами земля, ломти аккуратно срезанного дерна, маскирующего пулеметные гнезда и блиндажи, торчащие из земли обтесанные комли бревен.
Гул возник внезапно. Ровный, пока еще глухой, он наползал на холм с запада, и, прежде чем Кудря успел высунуться из укрытия, пораженный этим новым грозным звуком, Тасманов холодно произнес:
– Лежать... Танки...
"Вот оно подтверждение намерения противника контратаковать, – думал капитан. – Немцы понимают, что мы измотаны, тылы остановлены распутицей и все-таки рассчитывают на наш атакующий азарт. Они выиграли время и успели подтянуть технику".
Рыжиков и Струткис появились с западной стороны холма. Тасманов даже вздрогнул, услышав шелест за спиной.
– Танки и самоходки, товарищ капитан, – доложил старшина, – в ельнике две батареи тяжелых и одна противотанковая... Танкисты – эсэсовцы... Сам видел. Однако опять "Викинг"...
Тасманов внимательно и насмешливо взглянул на Рыжикова:
– Что бы я без тебя делал, старшина ты мой товарищ Рыжиков – ас разведки, ночной орел... "Викинг", говоришь? Это хорошо. Это кое-что проясняет... А?
– Проясняет, товарищ капитан, – улыбаясь всем лицом, подтвердил Рыжиков, – будут атаковать, когда наши попробуют сбить их с позиций...
– Комплимента ждешь, стратег, – усмехнулся капитан. – Комплименты дома, а сейчас...
– Товарищ капитан... – вскрикнул Кудря, которому Тасманов минутой раньше передал бинокль, приказывая наблюдать за противником.
Капитан рванул из рук Тихона бинокль.
– Так... охота на лис с собачками, – пробормотал он, разглядывая в окуляры берег реки. – Все правильно – спешат закрыть брод... Пора Парашеньке замуж выходить...
То, что появление поисковых групп для Кудри было полной неожиданностью, не оправдывало его вскрик.
Эмоции у разведчиков не в почете. Они мешают сосредоточиться.
1 2 3 4 5


А-П

П-Я