Возможно, окружённый близкими, человек этот ещё коротал болезненную, затянувшуюся старость; и не по этой ли причине его настоящее имя так и не прозвучало вслух; а после спрашивать было уже поздно… Потому назовём его Ефимом Георгиевичем Бессмертных.
О том, что в Петрограде произошла революция и царское правительство низложено, Ефим узнал только в начале 1918 г., когда их геологическую партию по приказу местного ЧК арестовали и, как агентов царизма, отправили в Иркутск.
Там в ЧК юноша встретил одного из преподавателей Санкт-Петербургского Горно-инженерного института, который за революционную деятельность в 1906 году был исключён из профессорско-преподавательского состава и отправлен в Сибирь, в ссылку. Именно благодаря этой встрече у Ефима сложилась дальнейшая жизнь, связанная вначале с ЧК, а затем с военной разведкой Красной армии.
Так как молодой человек имел тягу к наукам ещё со времён, когда был студентом и читал многочисленные фундаментальные труды профессора Менделеева по химии, физике, метеорологии и проч., то неудивительно, что при Советах он на какое-то время оказался в закрытом институте Вернадского. В сфере интересов учёного была урановая руда.
К 1937 году Ефим Георгиевич уже был начальником режима одного из закрытых «почтовых ящиков» и по линии военной разведки имел звание полковника. Его перевели работать на должность заместителя начальника научно-исследовательского института, который формально был прикреплён к наркомату ВМФ. В составе института сформировали сначала одну, затем ещё две группы, которые должны были обеспечивать работу спецгруппы учёных, работавших в одной из советских военно-морских баз (ВМБ) на Тихоокеанском флоте.
Тогда же впервые Ефим Бессмертных на советском судне-лесовозе, оборудованном для работы в полярных широтах, оказался в Антарктиде (между прочим, разведчик Резун, ставший писателем Суворовым, прекрасно описал один из таких, полный секретных отсеков лесовоз. – Авт.).
Он спокойно отнёсся к поставленной перед ним ответственной задаче и совместно с коллегами стал участвовать в строительстве ВМБ; в его обязанности входила работа по прокладыванию тоннелей в мёрзлом грунте материка. Это потом, спустя десятилетия, слыша какие-нибудь воспоминания о трудностях и героизме строителей метро в Москве или Ленинграде, он будет саркастически улыбаться и говорить, ни к кому при этом не обращаясь: «Чем хвалятся, это ж маленький сколок наших великих дел. Они прокладывали десятки километров, а мы прокладывали тысячи километров! Мы создали величайшую науку, как работать в условиях вечной мерзлоты!» Эти редкие возмущённые реплики ни его жена, ни его домработница старались не слушать и убегали, как говорят, от греха подальше…
Шли годы, но уже ставший генерал-лейтенантом в отставке (а на самом деле вице-адмиралом; подобные шуточки в разведке не единичны) пожилой человек не переставал вслух комментировать то, что удерживала его память.
Перед началом Второй мировой войны Ефим Георгиевич участвовал в строительстве объектов, для которых атомная энергетика стала основным средством, особенно при выполнении тех работ под землёй, которые пришлись на долю его и его коллег!
Тогда, в 30-е годы, он увидел, прочувствовал, сколько талантливых, прямо-таки уникальных людей отобрали из среды его соотечественников и из немцев. Люди настолько тесно общались, помногу работали и дружили, что не раз горделиво высказывались, что живут в такое прекрасное, созидательное для их стран время. Обе стороны были убеждены, что находятся у истоков создания новейшей цивилизации, и что вождь советского народа и фюрер германской нации есть идеальные вожди всех народов… и что дружба между немецким и советским народами – вечная и нерушимая.
Здесь, на шестом континенте, это представлялось действительностью, искомой реальностью, но и там, в странах Европы и на Азиатском континенте печать и радио сообщали о добрососедских отношениях Германии и Советского Союза. А когда Германия через Польшу подошла вплотную к границам СССР, то это воспринялось почти как преддверие скорого объединение двух великих народов. Что у Ефима и его коллег не вызывало никаких сомнений.
То, что они делали здесь, в суровых антарктических условиях, на большой глубине, не поддавалось никакому привычному объяснению. Люди соприкоснулись с разумом космической цивилизации; некоторые конструкторские бюро по новейшим технологиям, пришедшим из далёкого космоса, уже строят уникальные корабли, – частью на судостроительных заводах СССР на Дальнем Востоке, частью – в Германии, на известных северных верфях рейха.
Уникальные технологии использовались в строительстве рейдеров Третьего рейха, и непривычная, удивительно изящная архитектура германских линкоров ещё долгие десятилетия после войны будет удивлять воображение многих поколений. Высокотехнологичное оборудование внутри кораблей появилось и у тяжёлых крейсеров и линкоров советского флота.
«Кто бы мог подумать, – рассуждал Олег Грейгъ, – что известный в те годы советский флотоводец Лев Владимирский, командовавший в годы войны Черноморским флотом, в предвоенные годы будет не только участником экспедиции в Антарктику, но и будет участвовать в проектировании, закладке, а затем ходовых испытаниях одного из лучших кораблей первой половины XX в., – построенного на судоверфях в Италии и получившего мистическое название „Голубой призрак“. Этот корабль по совместному проекту советских, германских и итальянских проектировщиков и конструкторов предназначался… для работы в условиях Антарктики. На нём была использована технология, поступившая конструкторам из космоса. В качестве командира корабля Владимирский привёл его в Советский Союз. Это был второй корабль из этой серии. Корабль получил известность в годы войны как лидер „Ташкент“ и погиб, когда с него были сняты некоторые приборы и устройства, связанные с технологиями, родившимися вне Земли».
Ефим Георгиевич лично знал многих, кто участвовал в строительстве другого, неизвестного миру, флота. Но не знал, что в то время, когда они во второй половине 30-х гг. прокладывали в мёрзлом грунте многие километры тоннелей, товарищем Сталиным обсуждались перспективы развития антарктических проектов и возможное будущее – при различном, особенно негативном развитии событий – для Адольфа Гитлера и для него самого, Иосифа Виссарионовича Сталина.
Глава 22
«ГОЛУБОЙ ПРИЗРАК»
Об уникальном корабле, имевшем тайное название «Голубой крейсер», а после «Голубой призрак», следовало бы писать отдельную книгу. Об этом удивительном красавце любил рассказывать до самозабвения влюблённый в море и флот, прекрасно знавший историю русского, времён Российской империи, и советского флотов, имевший (по его словам) в партийной разведке высокий флотский чин Олег Грейгъ. В советских послевоенных источниках, если и упоминали лидер «Ташкент», то чаще всего называли «эсминцем», то ли от безграмотности, то ли исходя из секретности. Только в 90-е годы XX в. советскому читателю слегка приоткрылась тайная завеса, и стало известно, что это был корабль итальянской постройки. Однако следовало бы сказать и то, что корабля, равного ему, не было во всём мире, в том числе и в хвалёном британском флоте.
В середине 30-х годов в Италии кроме «Ташкента» строился ещё один корабль; но он никогда не станет достоянием советского ВМФ. Говорить об этом многие годы после войны вообще было запрещено, потому что Италия считалась врагом СССР и советский флот не мог иметь кораблей, построенных врагами.
Но! С началом военных действий в немецкой печати появлялись статьи, в которых было написано, что на Чёрном море под советскими флагами ходят секретные корабли итальянской постройки, оснащённые по последнему слову техники. Тогда как советская печать, официальные лица, в том числе и через западную прессу, всячески открещивались от этого.
Лидер эскадренных миноносцев проекта 20 ЧФ был заложен 11 января 1937 г. на судоверфи «Oderro-Terni-Oriando» в итальянском городе Ливорно по заказу Наркомвнешторга СССР. А 28 ноября 1937 г. спущен на воду. В 1939 г. советское командование направило в Италию капитана 2 ранга Льва Анатольевича Владимирского (впоследствии адмирал, в годы войны командующий ЧФ) для приёмки построенного «Ташкента». Следует отметить, что Владимирский во время государственных испытаний командовал лидерами «Харьков» и «Москва».
Пройдя испытания в Средиземном море у берегов Ливорно, корабль пришёл в Одессу, после направился в Севастополь, где стал в док.
6 мая 1939 г. «Ташкент» был принят в Одессе от итальянской сдаточной команды советским экипажем; 15 октября вступил в строй; 22 октября, подняв Военно-морской флаг СССР, вошёл в состав ЧФ. В том же 1939-м Владимирского назначили командиром бригады крейсеров, а к осени он уже командовал эскадрой Черноморского флота. В годы войны держал свой флаг на линкоре «Парижская коммуна». С апреля 1943 г. – командующий Черноморским флотом; осуществлял общее руководство силами флота в десантной операции по освобождению Новороссийска, высадкой войск на Керченский полуостров. Но уже весной 1944 г. его отзывают на Балтийский флот и назначают с понижением – командующим эскадрой БФ.
Не так уж и много достоверных сведений можно найти о лидерах «Москва» и «Харьков». Но лидер «Ташкент» до сих пор остаётся особым в ряду тщательно охраняемых секретов советской эпохи.
Согласно сведениям, представленным в «Морском сборнике» (см. № 1, 2002), лидер «Ташкент» имел полное водоизмещение 3200 т; его длина составляла 139,7 м; ширина – 13,7 м; средняя осадка 3,7 м. Мощность ТЗА 2 х 55 000 л с; скорость полного хода 42 уз., экономическая 20 уз.; дальность плавания 4 000 миль. Вооружение: 3x2 130-мм АУ Б-2ЛМ (до июля 1941 г. (!); 3 х 1 130-мм АУ Б-13); 1 х 2 76,2-мм АУ 39-К (с ЭМ «Огневой»; шесть 45-мм орудий 21-К и восемь 20-мм орудий «Oerlicon»; 3x3 533-мм ТА; 2 бомбосбрасывателя. Принимал до 110 морских якорных мин; имел средства кораблевождения и радиосвязи; экипаж – 250 человек.
Во время ходовых испытаний в Италии конструкторы и строители завода неоднократно отмечали, что скорость лидера нередко выходила за 50 узлов! – хотя при этом силовая установка использовалась не более чем на 70 %. Это же подтверждал уже будучи в отставке и Василий Николаевич Ерошенко, в чине капитана 2 ранга командовавший «Ташкентом» в годы войны, утверждая, что во время воздушных налётов противника лидер достигал скорости более 50 узлов, и легко слушался рулей во время резкого маневрирования, что позволяло уклоняться от бомб, сброшенных «юнкерсами».
Так принято, что каждая страна раскрашивает свои военные морские суда в тон моря; у нас этот цвет называется «шаровый»; у других свои цвета и оттенки. Могучий, завораживающей архитектуры корабль, тайно прибывший в советский порт, как и все итальянские военные суда, имел чуть зеленоватый оттенок. И тогда было решено его перекрасить в соответствии с принятыми в Стране Советов стандартами.
После чего начинается сплошная мистика!
Наутро после первой покраски корабль вдруг стал… розовым. Наутро второго дня – синим. На утро третьего – голубым.
Дальше – ещё чуднее. Корабль, оснащённый уникальной техникой, имеющий необыкновенные характеристики, не хотел слушаться командира и его помощников; вернее, слушался не всегда. Мог после исполнения команды «стоп» идти полным ходом, словно никто не ставил ручки телеграфа в положение «стоп». Атеистически настроенные моряки – от матроса до командира корабля – стали побаиваться чертовщины. Многие отказывались служить на этом чуде техники. Пока на командирский мостик не взошёл Ерошенко.
Говорят, в какой-то момент и непонятно отчего вдруг стал сниться красавцу моряку красавец корабль, – голубой призрак, которым он страстно хотел овладеть. Сон повторялся не раз и не два; о навязчивом сне стало известно и друзьям, и комиссарам. И когда поняли, что лидер не хотел подчиняться командам, решили проверить: авось подчинится Ерошенко. Для чего были проведены испытания: при волнении в 4 балла по команде нового капитана корабль поразил все выставленные цели! Такого в ВМФ Советского Союза ещё не было. Тут же на корабль поспешил командующий, приказавший повторить стрельбы, и как только Ерошенко командовал «Огонь!», следовало прямое попадание в цель. Решено было наградить Василия Николаевича орденом Красной Звезды. О ситуации доложили наркому флота Кузнецову, а после и товарищу Сталину, на что вождь сказал: «Пусть поразит военные цели, тогда получит орден Красного Знамени».
Ерошенко утвердили командиром уникального корабля, прозванного моряками «Голубым крейсером». С тех пор установилось удивительное взаимопонимание между кораблём и его командиром.
Конечно, это взаимопонимание можно списать на необъяснимые силы природы, на вмешательство потустороннего мира, сотрудничество с параллельными мирами, а можно объяснить психофизиологической совместимостью между конструктором этого детища и командиром, проникновением биотоков (если конструктор жив) или общением с душой (если умер). Но необъяснимый контакт действительно существовал. Человек и машина буквально чувствовали друг друга. Изредка капитан делился крамольными мыслями и наблюдениями с женой. «Мой корабль заговорённый, и я заговорённый» – эту мысль Ерошенко озвучивал. Об остальном рассказывать никому не решался.
Находясь в командирской каюте, Василий Николаевич разговаривал с машиной, зачастую он слышал голос корабля, его гулкие протяжные стоны во время боёв.
«Я спал в своей каюте, как убитый, всегда, до тех пор, пока не стали против моей воли переделывать корабль, устанавливать приспособления и устройства, изготовленные на Морзаводе, производить ненужную замену агрегатов. Этот корабль был единственным в мире, который достигал скорости, по советским сведениям, в 40 узлов, а на самом деле, за 50. Благодаря скорости и манёвренности мне удавалось уводить корабль от „юнкерсов“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36