Волосы Рахели взметались с макушки фонтанчиком. Они были стянуты «токий
ской любовью» Ц парой шариков на круглой резинке, что не имело отношени
я ни к любви, ни к Токио. В штате Керала «токийская любовь» выдержала прове
рку временем, и даже сейчас, если вы попросите ее в любом приличном галант
ерейном магазине, вас поймут и вы получите желаемое. Пару шариков на круг
лой резинке.
На руке у Рахели были игрушечные часики с нарисованными стрелками. Без д
есяти два. Одним из ее желаний было иметь часы, на которых она могла бы ста
вить время по своему усмотрению (ведь для этого, считала она, Время главны
м образом и существует). Ее красные пластмассовые солнечные очочки в жел
той оправе делали весь мир красным. Амму говорила, что это вредно для глаз
, и просила ее надевать их пореже.
Ее Платье Для Аэропорта лежало у Амму в чемодане. Там же Ц специальные па
нталончики в тон.
Вел машину Чакко. Он был старше Амму на четыре года. Рахель и Эста не могли
называть его чачен (старший брат), потому что он тогда называл
их четан и чедути (брат и жена брата). Если они называ
ли его аммавен (матушка), он называл их аппой и
аммей (папа и мама). Если они называли его по-английски дядей, он назы
вал их тетями, и это смущало их, когда он делал это При Всех. Поэтому они наз
ывали его Чакко.
Комната Чакко была от пола до потолка уставлена книгами. Он все их прочел
и цитировал длинными кусками без видимой причины. Во всяком случае, никт
о не понимал, зачем он это делает. Например, когда они в тот день выезжали и
з ворот, крича «До свидания» сидящей на веранде Маммачи, Чакко вдруг сказ
ал: «Нет, Гэтсби себя оправдал под конец; не он, а то, что над ним тяготело, та
ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты, Ц вот что заставило меня
на время утратить всякий интерес к людским скоротечным печалям и радост
ям впопыхах».
Цитата из романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гетсби» (перевод Е. Калаш
никовой).

Все настолько к этому привыкли, что никто уже не переглядывался и не толк
ал соседа локтем. Чакко окончил Оксфорд, куда ездил как родсовский стипе
ндиат, и ему были позволительны эксцентризм и причуды, которые никому др
угому не сошли бы с рук.
Он утверждал, что пишет такую Историю Семьи, что Семье придется щедро зап
латить ему за отказ от публикации. Амму отвечала, что единственный челов
ек в семье, уязвимый для подобного биографического шантажа, Ц это сам Ча
кко.
Это, конечно, было еще тогда. До Ужаса.
В «плимуте» Амму сидела впереди, рядом с Чакко. В том году ей исполнилось д
вадцать семь, и где-то в глубине живота она носила холодное знание, что жи
знь для нее кончена. Ей представился ровно один шанс. Она допустила ошибк
у. Вышла замуж за кого не надо было.
Амму окончила школу в том же году, когда ее отец ушел на пенсию со своей ра
боты в Дели и переехал с семьей в Айеменем. Паппачи считал, что обучение в
колледже Ц излишняя роскошь для девушки, поэтому Амму волей-неволей пр
ишлось покинуть Дели вместе со всеми. В Айеменеме юная девушка мало чем м
огла заниматься Ц разве что помогать матери по хозяйству и ждать брачны
х предложений. Поскольку у отца Амму не было денег на приличное приданое,
предложений не поступало. Так минуло два года. Прошел ее восемнадцатый д
ень рождения. Прошел незамеченным или, по крайней мере, не отмеченным ее р
одителями. Амму пришла в отчаяние. Целыми днями мечтала о том, как бы ускол
ьзнуть из Айеменема, от желчного отца и обижен ной, много перестрадавшей
матери. Один за другим возникло несколько доморощенных планов спасения.
В конце концов один из них сработал. Паппачи отпустил ее на лето к дальней
родственнице в Калькутту.
Там на чьей-то свадьбе Амму познакомилась со своим будущим мужем.
Он приехал в отпуск из Ассама, где работал помощником управляющего на ча
йной плантации. Он происходил из обедневшей семьи заминдаров,
Заминдары
Ц землевладельцы, платившие земельный налог английским колониал
ьным властям.
которая перебралась в Калькутту из Восточной Бенгалии после разд
ела страны на Индию и Пакистан.
Он был маленького роста, но хорошо сложен. Приятен лицом. Носил старомодн
ые очки, придававшие ему серьезный вид и вступавшие в противоречие с его
непринужденным обаянием и детским, но совершенно обезоруживающим юмор
ом. К своим двадцати пяти годам он успел проработать на чайных плантация
х шесть лет. Он не кончал колледжа, чем и объяснялось его пристрастие к шко
льным шуточкам. Он сделал Амму предложение через пять дней после знакомс
тва. Амму не стала притворяться, что влюблена. Просто поразмыслила и согл
асилась. Лучше что угодно и кто угодно, подумала она, чем возвращение в Айе
менем. Она написала родителям, извещая их о своем решении. Они не ответили.

Сыграли пышную калькуттскую свадьбу. Потом, вспоминая тот день, Амму пон
яла, что причиной лихорадочного блеска в глазах жениха были не любовь и д
аже не предвкушение плотского блаженства, а примерно восемь больших пор
ций виски. Чистого. Неразбавленного.
Свекор Амму был председателем Железнодорожного совета и обладателем г
олубой кембриджской боксерской формы. Он был секретарем Бенгальской ас
социации боксеров-любителей. Он подарил молодым «фиат», выкрашенный по
особому заказу в дымчато-розовый цвет, и после свадьбы укатил в нем сам, п
огрузив в него все драгоценности и большую часть прочих подношений. Еще
до того, как родились двойняшки, он умер на операционном столе во время уд
аления желчного пузыря. На кремации присутствовали все боксеры Бенгали
и. Печальная процессия костлявых щек и сломанных носов.
Когда они с мужем переехали в Ассам, красивая, молодая и дерзкая Амму стал
а любимицей всего «Плантаторского клуба». Она надевала под сари блузки,
оставляющие спину открытой, и носила на цепочке кошелек из серебристой п
арчи. Она курила длинные сигареты в серебряном мундштуке и научилась вып
ускать дым безукоризненными кольцами. Ее муж оказался не просто пьющим,
но самым настоящим алкоголиком со всей присущей таким людям лживостью и
трагическим шармом. Было в нем такое, чего Амму так и не смогла понять. Даж
е спустя годы после их развода она все удивлялась, почему он так беззасте
нчиво ей врал, когда в этом не было никакой нужды. В особенности когда в эт
ом не было никакой нужды. В разговоре с друзьями он мог распространяться
о том, как он любит копченую лососину, хотя Амму знала, что он терпеть ее не
может. Или приходил домой из клуба и говорил Амму, что смотрел «Встретимс
я в Сент-Луисе», хотя на самом деле там показывали «Бронзового ковбоя». Ко
гда она уличала его во лжи, он никогда не извинялся и не оправдывался. Прос
то хихикал, чем злил Амму настолько, что она сама себе удивлялась.
У Амму пошел девятый месяц беременности, когда началась война с Китаем. С
тоял октябрь 1962 года. С чайных плантаций Ассама стали вывозить жен и детей
сотрудников. Амму, у которой близились роды, не могла ехать и осталась на м
есте. В ноябре, после невыносимого путешествия в Шиллонг на тряском авто
бусе, посреди слухов о китайской оккупации и неизбежном поражении Индии
, родились Эста и Рахель. При свете свечей. В родильном доме с затемненными
окнами. Они вылезли из нее по-тихому с восемнадцатиминутным интервалом.
Парочка маленьких вместо одного большого. Тюленчики-двойняшки, скользк
ие от материнских соков. Сморщенные от родовой натуги. Прежде чем закрыт
ь глаза и забыться, Амму осмотрела их, ища дефекты.
Она насчитала четыре глаза, четыре уха, два рта, два носа, двадцать пальчик
ов на руках и двадцать аккуратных ноготков на ногах.
Она не увидела единую сиамскую душу. Она была рада, что они родились. Их от
ец валялся пьяный на жесткой скамейке в больничном коридоре.
К тому времени как близнецам исполнилось два года, пьянство отца, усугуб
ляемое скукой чайных плантаций, довело его до алкоголического ступора. Ц
елые дни он пролеживал в постели, не выходя на работу. Наконец мистер Холл
ик, англичанин-управляющий, пригласил его в свое бунгало «потолковать п
о душам».
Амму сидела на веранде их дома и обреченно ждала возвращения мужа. Она бы
ла уверена, что Холлик вызвал его с единственной целью Ц объявить об уво
льнении. К ее удивлению, Баба вернулся мрачный, но не отчаявшийся. Мистер Х
оллик, сказал он, предложил один вариант, и надо его обсудить. Вначале муж
говорил несколько неуверенно, избегая ее взгляда, но потом осмелел. С пра
ктической точки зрения, сказал он, это предложение выгодно им обоим. И не т
олько им, но и детям, ведь их образование обойдется недешево.
Мистер Холлик говорил с молодым помощником без обиняков. Перечислил жал
обы на него от рабочих и от других помощников управляющего.
Ц Боюсь, у меня нет другого выхода, Ц сказал он, Ц кроме как освободить
вас от должности. Пока жалкий человечишка не затрясся. Пока он не захныка
л. Тогда Холлик заговорил снова.
Ц Все-таки один выход, пожалуй, имеется… может, мы и сговоримся по-хороше
му. Надо, я считаю, быть оптимистами. Всегда что-то есть в активе. Ц Холлик
прервался, чтобы потребовать черного кофе. Ц Ведь вы счастливчик, дорог
ой мой, Ц прекрасная семья, чудные детишки, обаятельная жена… Ц Он заже
г сигарету и не гасил спичку, пока она не обожгла ему пальцы. Ц На ре
дкость обаятельная жена…
Хныканье смолкло. Карие глаза озадаченно уперлись в зеленые, зловещие, в
красных прожилках глаза собеседника. Потягивая кофе, мистер Холлик пред
ложил Баба уехать на время. Взять отпуск. Может быть, и в клинике подлечить
ся. Пока у него не наступит улучшение. А на период его отсутствия, сказал м
истер Холлик, Амму перебралась бы к нему в бунгало, где он «окружит ее забо
той».
В тех местах уже бегало несколько оборванных светлокожих детишек, родив
шихся от мистера Холлика у молоденьких сборщиц чая. На сей раз он впервые
попробовал взять чуть повыше.
Амму смотрела, как движутся, формируя слово за словом, мужнины губы. И ниче
го не отвечала. От ее молчания он сперва почувствовал неловкость, а потом
пришел в ярость. Внезапно бросился на нее, схватил ее за волосы, ударил и, л
ишившись сил, упал в обморок. Амму стащила с полки самую увесистую книгу
Ц атлас мира в издании «Ридерс дайджест» Ц и принялась лупить его со вс
его размаху. По голове. По ногам. По плечам и спине. Придя в себя, он пришел в
изумление от величины синяков. Он униженно попросил прощения за вспышку
гнева и тут же принялся ныть и клянчить, чтобы она помогла ему перевестис
ь в другое место. Это вошло в систему. После пьяного буйства Ц похмельное
нытье. Амму содрогалась от медицинского запаха перегорелого спирта, кот
орый шел от его кожи, и от вида засохшей блевотины, облеплявшей по утрам ег
о рот наподобие пирожной корки. Когда в приступах ярости он начал кидать
ся на детей и в довершение всех бед разразилась война с Пакистаном, Амму б
росила мужа и вернулась к неприветливым родителям в Айеменем. Ко всему, о
т чего она бежала несколько лет назад. С той разницей, что теперь у нее на р
уках было двое детей. И никаких больше иллюзий.
Паппачи ее рассказу не поверил Ц не потому, что хорошо думал о ее муже, а п
отому, что в его представлении англичанин, кто бы он ни был, просто не
мог возжелать чужую жену.
Амму любила детей Ц как же иначе, Ц но их лупоглазая беззащитность, их г
отовность любить всех подряд, даже тех, кто их не любит, приводила ее в беш
енство и порой рождала в ней желание сделать им больно Ц чтобы предосте
речь чтобы научить.
Словно они держали окно, в которое улетучился отец, открытым для любого ж
елающего Ц влезай, располагайся.
Двойняшки казались Амму парой озадаченных лягушат, поглощенных друг др
угом, сцепившихся лапками и вместе прыгающих по шоссе, по которому несут
ся машины. Без малейшего понятия о том, как автомобиль может обойтись с ля
гушонком. Амму опекала их яростно. Бдительность напрягала ее, натягивала
струной. Чуть что, она отчитывала детей, по малейшему поводу вскидывалас
ь на посторонних в их защиту.
Она понимала, что ее шансы в жизни теперь равны нулю. Ей остается только Ай
еменем. Передняя веранда и задняя веранда. Горячая река и консервная фаб
рика.
А на заднем плане Ц неумолчное, визгливое, скулящее подвывание недоброй
молвы.
Амму быстро, уже за первые месяцы после возвращения в родительский дом н
аучилась распознавать и презирать уродливый лик сострадания. Пожилые р
одственницы с волосками на первых подбородках, под которыми колыхались
вторые и третьи, наносили краткие визиты в Айеменем, чтобы попечалиться
с нею вместе о ее разводе. Они садились напротив, хватали ее за коленку и з
лорадствовали. Она едва сдерживалась Ц так ей хотелось их ударить. А еще
лучше Ц открутить им соски. Гаечным ключом. Как Чаплин в «Новых временах
».
Когда Амму разглядывала свои свадебные фотографии, ей чудилось, будто на
нее смотрит кто-то другой, а не она. Какая-то глупая разукрашенная невест
а. Ее шелковое сари цвета солнечного заката переливалось золотом. На каж
дом пальце Ц кольцо. Над изогнутыми бровями Ц белые пятнышки сандалово
й пасты. От воспоминаний, рождаемых этими снимками, мягкий рот Амму изгиб
ался в мелкой, горькой усмешке; дело было не столько даже в самой свадьбе,
сколько в том, что она позволила так изощренно обрядить себя перед висел
ицей. Ей виделась в этом такая тщета. Такая нелепость.
Все равно, что полировать дрова.
Она отдала местному ювелиру в переплавку свое массивное обручальное ко
льцо, и тот сделал из него тоненький браслет со змеиными головками, котор
ый она спрятала, чтобы в будущем подарить Рахели.
Амму понимала, что нельзя обойтись совсем без свадьбы. Теоретически Ц м
ожно, на практике Ц нет. Но до конца жизни она была сторонницей скро
мных церемоний в обычной одежде.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7