Эгути стало жаль ее до боли в сердце, и неожиданно для себя он прошептал:
«Старым – смерть, молодым – любовь, смерть – один раз, любовь – много». Эта мысль пришла неожиданно и успокоила Эгути. Он не был по натуре упрямым. Снаружи доносился едва угадываемый шорох падающего мокрого снега. Море перестало шуметь. Старик вдруг увидел темную безбрежную гладь моря, на которую падают снежинки и тают. Дикая птица, похожая на большого орла, держа что-то истекающее кровью, кружит над черными волнами. А вдруг это «что-то» – человеческое дитя? Нет, невероятно. Быть может, это призрак, напоминающий о развращенности людей? Эгути слегка тряхнул головой, лежавшей на подушке, и погасил видение.
– Ах, как жарко,– сказал старый Эгути. Жарко было не только из-за электрического одеяла. Девушка сдвинула одеяло вниз и наполовину обнажила грудь, широкую и округлую, но не очень высокую. Ее белая кожа слабо отсвечивала алым бархатом. Старик, любуясь красотой ее груди, кончиком пальца провел вдоль линии волос на лбу, напоминающем очертаниями гору Фудзи. Девушка, повернувшись на спину, дышала тихо и спокойно. Интересно, какие зубы скрываются за этими маленькими губками? Эгути двумя пальцами взял нижнюю губу девушки и слегка оттянул ее. По сравнению с маленьким ротиком ее зубы казались не такими уж мелким, но все же были некрупными и ровными. Кода Эгути убрал пальцы, губы девушки остались приоткрытыми. Между ними чуть-чуть поблескивали зубы. Эгути кончиками пальцев, запачканными красной губной помадой, взял девушку за мочку уха и потер о нее пальцы, а остатки помады вытер о ее полную шею. На белоснежной коже осталась едва заметная красная линия, это было красиво.
«Наверное, она тоже еще девственница»,– подумал Эгути. Во время второго визита в этот дом у него зародились подозрения относительно спящей, он сам поражался своей низости и ругал себя, поэтому сейчас у него не было никакого желания проверять. Да или нет, для Эгути это не имело значения. «Впрочем, нет, не совсем так»,– подумал Эгути и как будто услышал в себе самом насмешливый голос.
– Кто это смеется надо мной? Ты, нечистый?
– Нечистый? Ну, нет, не так уж все просто. Ты ведь только и знаешь, что преувеличенно думаешь о своих чувствах и переживаниях. Как человек, зажившийся на этом свете.
– Неправда, я просто стараюсь думать так же, как думают другие старики, еще более жалкие, чем я.
– Хм. О чем ты говоришь, негодяй? Ты хочешь свалить свою вину на других.
– Негодяй? Пусть. Но объясни мне, почему невинная девушка чиста, а та, что познала любовь,– нет? Мне здесь вовсе не нужна девственница.
– Это потому, что тебе еще не знакома тоска по-настоящему старого человека. Не приходи сюда больше. Неужели ты думаешь, что если хотя бы одна из ста тысяч – из ста тысяч! – девушек вдруг проснется среди ночи, то старику будет нечего стыдиться?..
Собственные вопросы и собственные ответы возникали в голове Эгути. У него не было уверенности в том, что здесь усыпляют только девственниц. Эгути всего четвертый раз в этом доме, и ему кажется странным, что все его девушки были невинными. Может, действительно, это делается по просьбе и желанию стариков?
Однако его притягивала мысль «если вдруг проснется». «Интересно, с какой силой и как нужно толкнуть девушку, чтобы заставить ее, хотя бы бессознательно, приоткрыть глаза? Вряд ли она сможет спать, если, например, отрезать ей руку или пронзить грудь или живот».
– Каким же я стал злым,– прошептал Эгути. Скоро и он станет ничуть не лучше стариков, приходящих в этот дом. Жестокие мысли кружились в его голове. Разрушить этот дом и самому погибнуть. Эти мысли вызывает усыпленная сегодня девушка, которая не обладает так называемой совершенной красотой, но очень мила, горяча и выставила напоказ свою широкую белую грудь. А может, он просто испытывает чувство, противоположное чувству раскаяния? И малодушные люди в конце жизни иногда находят мужество, чтобы раскаяться. Видимо, мужества в нем даже меньше, чем в его младшей дочери, с которой он когда-то любовался «камелией, роняющей лепестки», в храме Цуба– кидэра. Эгути закрыл глаза.
Две бабочки играли в низко подстриженных кустах вдоль каменных плит садовой дорожки. Прятались в листве, подлетали вплотную к кустам, им было весело. Потом они поднялись немного выше над кустами и закружились в легком танце, и тогда из листвы вылетела еще одна бабочка, а. за ней – другая. «Вот две супружеские пары»,– подумал Эгути. но тут между ними появилась пятая бабочка. Он хотел понять, не соперничестве ли это, но вдруг из кустов, кружась, стали одна за другой вылетать бабочки, и весь сад превратился в танец великого множества белых бабочек. Они не поднимались высоко. Широко раскинувшиеся, свисающие ветви клена шевелились от едва заметного ветерка. На тонких ветках висели большие листья, поэтому клен так чутко реагировал на ветер. Бабочек стало еще больше, теперь это было похоже на поле, покрытое белыми цветами. Глядя только на клен, Эгути думал, имеет ли это видение какую-нибудь связь с домом «спящих красавиц». Листья клена-призрака пожелтели, покраснели, еще более подчеркивая белизну порхающих бабочек. А с кленов, растущих у этого дома, листья уже облетели, правда, кое-где на ветках еще оставались сморщенные, пожухлые листья. Но сегодня идет мокрый снег.
Эгути совершенно забыл о холоде и о снеге, падающем за окном. Быть может, видение кружащихся в танце белых бабочек вызвано обнаженной белой грудью лежавшей рядом с ним девушки? Может, в этой девушке есть нечто такое, что прогоняет злые помыслы стариков? Старый Эгути открыл глаза. Посмотрел на маленькие розовые соски на широкой груди. Они словно символизировали добродетель. Он прижался к ее груди щекой. Под веками его словно потеплело. Старику захотелось оставить на теле девушки свой знак. Если нарушить запрет этого дома, то, проснувшись, девушка, без сомнения, будет очень переживать. Старый Эгути губами сделал на груди девушки несколько пятнышек цвета крови и содрогнулся.
– Замерзнешь,– сказал он и натянул на нее одеяло. Выпил сразу обе таблетки снотворного, которые, как всегда, лежали под подушкой.– Ну и тяжелая ты,– Эгути приподнял девушку и повернул лицом к себе.
Наутро старого Эгути женщина будила дважды. Первый раз она тихонько постучала в дверь и сказала:
– Господин, уже девять часов.
– Да, я уже проснулся. Встаю. В той комнате, должно быть, холодно?
– Печка топится с раннего утра.
– А снег?
– Прекратился. Но пасмурно.
– Правда?
– Завтрак уже приготовлен.
– Хорошо,– неопределенно ответил старик и снова закрыл глаза. Прижавшись к необыкновенному телу девушки, пробормотал: – Пусть сам дьявол придет из преисподней звать меня.
Не прошло и десяти минут, как женщина вновь пришла.
– Господин,– она сильно постучала в дверь,– вы что, опять заснули? – в голосе ее прозвучала досада.
– Дверь не закрыта на ключ,– ответил Эгути. Женщина вошла. Старик лениво поднялся. Женщина помогла ему одеться, даже натянула носки; он поежился от прикосновения ее рук. Когда Эгути вышел в соседнюю комнату, она, как обычно, подала ему вкусно заваренный зеленый чай. Пока старик, не торопясь, с наслаждением пил его, женщина, глядя на него искоса холодными подозрительными глазами, спросила:
– Ну как, понравилась вам сегодняшняя девочка?
– Да, пожалуй.
– Хорошая девочка. А сны вы видели хорошие?
– Сны? Я не видел никаких снов. Очень крепко спал. Давно уже я не спал так хорошо.– Эгути рассеянно зевнул.– Еще как следует не проснулся.
– Вы, наверное, вчера очень устали.
– Думаю, это из-за вашей девочки. Часто она здесь бывает?
Женщина сидела, опустив глаза, выражение ее лица стало жестким.
– У меня к тебе большая просьба,– снова заговорил Эгути.– Не смогла бы ты после завтрака дать мне еще такого снотворного. Очень тебя прошу. Я отблагодарю. Правда, я не знаю, когда девочка проснется…
– Не стоит об этом говорить,– бледное, изможденное лицо женщины приобрело землистый оттенок, даже в ее плечах чувствовалось напряжение.– Как вы можете. Ведь всему есть границы.
– Границы? – старик хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.
Женщина, очевидно, подозревая, что Эгути что-то сделал девушке, торопливо встала и вошла в соседнюю комнату.
ГЛАВА 5
Прошел Новый год; на море шумела буря, возвещая середину зимы. А на суше не было даже ветра.
– Ах, я рада видеть вас в такую холодную ночь… – приветствовала Эгути женщина из дома «спящих красавиц», открывая ключом калитку.
– Так ведь я потому и пришел, что холодно,– сказал старый Эгути.– Высшее счастье для старика умереть в такую холодную ночь, согреваясь теплом молодого тела.
– Какие неприятные вещи вы говорите.
– Старик – сосед смерти.
В той же, что и всегда, комнате на втором этаже топилась печка и было тепло. И так же, как всегда, женщина подала ароматный зеленый чай.
– Что это? Как будто откуда-то дует? – сказал Эгути.
– А? – женщина оглядела комнату.– Все закрыто.
– Может, это призрак умершего?
Женщина передернула плечами и посмотрела на старика. Лицо ее побледнело.
– Не нальете ли еще чашечку? Не надо остужать кипяток. Залейте горячим,– сказал Эгути.
Выполняя его просьбу, женщина спросила холодно:
– Вы уже что-нибудь слышали?
– Да, пожалуй.
– Значит, да. Слышали, а все равно пришли сюда,– женщина, поняла, что Эгути все известно, что нет смысла делать тайну из произошедшего, но не могла скрыть чувства недовольства.
– Благодарю вас за любезное посещение, но все же думаю, что вам лучше уйти.
– Я же пришел, уже все зная, какая теперь разница?
– Ха-ха-ха,– ее смех прозвучал странно и зловеще.
– Раз уж случаются такие вещи… Ведь зима – опасное время для стариков… Может, следует на зиму закрывать этот дом?
Женщина промолчала.
– Я не знаю, какие старики сюда приходят, но если умрет второй, а потом третий, то и ты так просто не отвертишься.
– Скажите все это хозяину. Разве я в этом виновата? – лицо женщины стало еще более землистым.
– Конечно, виновата. Разве не перевезли труп старика под покровом ночи в гостиницу на горячих источниках? Наверняка и ты помогала в этом.
Женщина стиснула обе руки на коленях, поза ее стала напряженной:
– Это сделали, чтобы спасти доброе имя старика.
– Доброе имя? Разве у мертвеца тоже есть доброе имя? Ах да, еще, кажется, существует репутация. Правда, она, скорее, нужна родственникам, чем мертвому старику. Все это ерунда, но… А что, у той гостиницы на водах и у этого дома один и тот же хозяин? Женщина ничего не ответила.
– Я думаю, что в газетах, скорее всего, не стали бы разглашать того, что старик умер здесь рядом с обнаженной девушкой. Мне кажется, будь я на месте этого старика, я был бы счастлив, если бы меня никуда не увезли, а оставили рядом с девушкой.
– Начались бы всякие неприятные процедуры, экспертиза, а комната эта не совсем обычная, поэтому могли возникнуть неприятности и для других наших уважаемых клиентов. Ну и, конечно, для девочек…
– Девушка, наверное, спала, не подозревая, что старик умер. Она не проснулась, когда умирающий корчился в предсмертных муках.
– Да, наверное… Но когда выяснилось, что старичок скончался, пришлось увезти и девушку, спрятать ее. И все же откуда-то стало известно, что с ним была женщина.
– Что? Девушку увезли отсюда?
– Но ведь то, что здесь делается – противозаконно.
– Вряд ли девушка проснулась лишь оттого, что старик умер, и тело его остыло.
– Конечно, нет.
– Она ведь совершенно не подозревала, что рядом с ней умер старый человек,– еще раз повторил Эгути. Интересно, сколько времени после того, как старик умер, погруженная в глубокий сон девушка прижималась к холодному, мертвому телу, согревая его своим теплом. Она даже не знала, что из комнаты выносили труп.
– У меня и давление и сердце в полном порядке, волноваться нечего, но, если вдруг со мной что-то случится, нельзя ли не увозить меня в ту гостиницу или куда там еще, а оставить рядом с девушкой?
– Ни в коем случае,– ответила женщина и добавила: – Прошу вас вернуться домой. Вы ведете такие разговоры…
– Я пошутил,– старый Эгути рассмеялся. Как он уже сказал женщине, ему и в голову не приходило, что он может внезапно умереть.
В газете, где было опубликовано объявление о похоронах скончавшегося в этом доме старика, сообщалось лишь о «скоропостижной смерти». Эгути встретил на его похоронах старого Кига, который шепотом рассказал ему подробности. Оказывается, старик умер от инфаркта.
– Однако эта гостиница на водах совсем не то место, где мог бы остановиться покойный. Обычно он останавливался в другой гостинице,– говорил Кига.– Поэтому и поговаривают, что директор Фукура умер «приятной» смертью. Но конечно, никто не знает, что было на самом деле.
– Вот как…
– Его смерть может показаться кому-то «приятной», но на самом деле он, по-видимому, очень мучился. Я был с директором Фукура в близких отношениях и сразу понял, в чем тут дело, поэтому-то и попытался разузнать все подробности. Но никому ни о чем не сказал. Его родные тоже ничего не знают. А ты обратил внимание на некрологи в газетах?
В газетах были напечатаны рядом два некролога. Первый от наследника и жены. Второй поместила его фирма.
– Фукура ведь был вот такой,– Кига изобразил Эгути руками толстую шею, большую грудь и сильно выпирающий живот.– Тебе тоже следует быть поосторожней.
– Обо мне не беспокойся.
– Во всяком случае, ясно, что огромное тело Фукура посреди ночи волокли в эту гостиницу на водах.
Кто же его тащил? Наверняка везли в машине; старому Эгути стало жутко.
– Дело замяли, не разобравшись, но, если случится еще что-нибудь подобное, я думаю, этот дом долго не продержится,– шепотом рассказывал ему Кига на кладбище.
– Да, пожалуй,– ответил Эгути.
Сегодня женщина не пыталась скрыть от Эгути эту историю, полагая, что он все знает о Фукура, но в мелочах держалась настороже.
– А девушка, действительно, ничего не знала? – вновь спросил Эгути.
– Она и не могла этого знать. Старик, видимо, мучился перед смертью, на шее и груди девушки остались раны от его ногтей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11