А еще есть мамаша сатаны, которая совершенно не сознает, что породила самое злобное существо во вселенной; глупая женщина весело болтает с вами, пока ее двухлетнее чадо колотит по лицу вашего малыша. Временами сатанинская мамаша восклицает: «А-ах-х. По-моему, они прекрасно ладят». Есть еще эко-мамаша, которая тихо и спокойно объясняет вашему ребенку, почему не следует говорить с полным ртом – а ее собственный четырехлетний отпрыск еще сосет грудь.
Катерина подружилась со всеми. Меня всегда впечатляло, как легко женщины становятся подругами. Заглядывая на детскую площадку, я ловил себя на том, что кружусь в изощренном родительском танце, ненавязчиво пытаясь оттеснить своих детей от других ребятишек, находящихся под наблюдением отцов – иначе нам грозит такая глупость, как разговор ни о чем. Даже если общение оказывалось неизбежным, мы все равно не говорили напрямую, но использовали детей как посредников. Поэтому, если Милли намеренно загораживала горку, мое извинение перед отцом другого ребенка заключалось в том, что я громко произносил: «Съезжай, Милли, пусть другая девочка тоже съедет».
А другой папаша давал мне знать, что все в порядке, следующими словами: «Не подталкивай девочку, Элли. Пусть она съедет, когда захочет». И два взрослых мужика старательно прятали глаза. А на другом краю детской площадки его жена вовсю обсуждала с моей женой, как скоро после родов они возобновили половую жизнь.
Как-то раз я вдруг обнаружил, что регулярно общаюсь с супружескими парами, с которыми мы познакомились через наших детей. Катерина и другие мамаши болтали без остановки, наши дети были одного возраста и потому довольно играли вместе, а мы с остальными отцами не имели ничего общего. В прошлое воскресенье я оказался втянутым в разговор с человеком по имени Пирс, который расслабляется по выходным, надевая клубный блейзер.
– Ну что, Майкл, как ведет себя «астра»?
Он заметил, что мы с Катериной подъехали к их дому на машине «воксхолл-астра» и, видимо, счел, что это отличная тема для начала разговора.
– Как ведет себя… Э-э… видите ли, я никогда по-настоящему не понимал, что под этим имеется в виду. Долгие годы я считал, что вести себя могут только живые существа, но, по-видимому, это не так.
Пирс посмотрел на меня, точно я умственно отсталый, сделал большой глоток из своей персональной пивной кружки и только потом соизволил меня просветить:
– Как она держит дорогу?
Так вот что это означает. Что за странная мысль. Пирс спрашивает, как наш семейный автомобиль «держит дорогу»? С помощью силы тяготения – вот как он держит дорогу. Но вряд ли это правильный ответ. Чего же я не заметил в своей машине? Она выполняет все, о чем я ее прошу. Когда я поворачиваю руль налево, машина едет налево, когда я поворачиваю руль направо, она едет направо.
– Прекрасно, – сказал я. – Если честно, совсем неплохо. Да, наша старушка-"астра" ведет себя совсем неплохо.
– А у вас SXi или LS? Или что?
– Э-э…
– «Астра». Какая модель?
Мне хотелось сказать: «Послушайте, я не знаю и мне глубоко наплевать, какая у меня модель, вам ясно? Это машина. У нее сзади есть два детских сиденья и куча пятен на обивке от смородинного сока, а еще есть кассета с песнями из диснеевских мультиков, которая навсегда застряла в магнитоле».
– Видите ли, я не очень хорошо разбираюсь в технике, – промямлил я, и Пирс посмотрел на меня так, словно я абориген с Папуа Новой Гвинеи, впервые оказавшийся в цивилизованном обществе.
– Все очень просто – в машине есть впрыск топлива или нет? На это указывает буква "i".
Повисла пауза. Я каждый день открывал капот автомобиля, но не мог вспомнить, что за буквы там видел. Сочетание SXi выглядело вполне вероятным – равно как и LS. Что же там было? Я должен что-то сказать?
– Милли, не отбирай! – выпалил я и выхватил у Милли куклу, которую дочь Пирса только что вполне добровольно дала ей.
– Она сама мне дала, – сказала Милли с растерянным видом.
– Честное слово, Милли. Попробуй играть без ссор. Пойдем попросим маленькую Гермиону показать игрушки.
И я пошел наверх с двумя двухлетними девочками, оглядываясь на другого отца с притворно многострадальным взглядом: мол, «извини, эти дети». Минут сорок я предпочел прятаться в детской, только бы не поддерживать болтовню со взрослыми.
– Милая женщина, правда? – спросила Катерина, когда три часа спустя мы ехали домой. – Я пригласила их к нам на обед в следующие выходные.
Услышав мой изможденный вздох, она сказала:
– Именно это мне в тебе нравится, Майкл. Для тебя нет посторонних – есть только друзья, к которым ты еще не испытываешь неприязни.
Хорошо ей. Женщины все как одна милые; это только их мужья всегда сделаны из картона. Катерина вплела и выплела машину из чудовищного потока на Кэмден-роуд.
– Как тебе поведение «астры»? – спросил я.
– Что?
– Эта машина называется «астра». Как, на твой взгляд, она себя ведет?
– Что-что?
И я еще раз убедился, что женился на правильной женщине.
Я так и не понял, как можно подружиться с семьями, с которыми Катерина познакомилась в прогулочной группе. И все же слегка расстроился, когда узнал, что Пирс и еще несколько папаш как-то в воскресенье вечером ходили вместе выпить, а мне даже не дали возможности им отказать. Я выбираю приятелей так же, как выбираю одежду. По утрам на стуле рядом с кроватью висят джинсы и фуфайка, и потому я надеваю их. А в соседней комнате сидят Саймон, Пол и Джим, поэтому я провожу остаток дня с ними. Вопроса, кто мне нравится или что мне подходит, не возникает – я выбираю то, что под рукой. Друзья, казалось, втекают в мою жизнь, а затем вытекают из нее, когда исчезает повод для встреч. Мне часто доводилось работать с мужиками, которые мне нравились, мы вместе ходили в паб и все такое. Вероятно, мы собирались поддерживать наши отношения, но ведь не позвонишь человеку через два месяца, чтобы сказать: «Как насчет смотаться выпить?» Тебе ведь могут ответить, что этот вечер не устраивает, и ты попадешь в неловкое положение.
Поэтому на данный момент моими лучшими друзьями были три человека, жившие по соседству.
– Все в порядке? – пробормотал я, забредая в гостиную.
– Все в порядке, – промямлили они в ответ.
Здорово узнать новости. Я почитал старую бульварную газетку. Статью о супругах из Франции, которым было за сто лет, но они собирались разводиться. Их спросили, почему они расстаются после стольких лет жизни. Судя по всему, они дожидались, когда умрут их дети, чтобы не травмировать их.
Поскольку были пасхальные выходные, Пол и Саймон не пошли на работу, и мы все слонялись по квартире, не зная, чем заняться. Любопытно наблюдать, как остальные трое тратят время впустую, точно эта роскошь у них – в вечном пользовании. Ничегонеделание у них получалось гораздо лучше, чем у меня – наверное, тренировка праздности не отнимает столько сил. Джим растянулся на диване и, судя по всему, последние три часа потратил на то, чтобы понять, как тыльная сторона ладони может сберечь ему время. Пол демонстративно читал взрослую, серьезную газету, а Саймон сидел за кухонным столом и не делал ничего. Это для него обычно – словно он чего-то ждет. Ждет, когда потеряет девственность, уверял Джим.
Саймон узнал секрет вечной юности. Временами он становился таким неуклюжим и застенчивым, что не мог говорить нормальными фразами. А потому разработал целый параллельный мир общения, где разговаривали исключительно посредством вопросов из викторин. Например, сегодня вместо того, чтобы сказать: «Привет, Майкл, несколько дней тебя не видел», – он возбужденно улыбнулся и спросил:
– Столица штата Нью-Йорк?
– Олбани, – послушно ответил я, и он издал тихое удовлетворенное хрюканье, показывая, что в этом мире все в порядке.
– Что на обратной стороне «Богемской рапсодии»? – продолжал допытываться Саймон.
– «Я влюблен в свою машину» Песни группы «Куин»

. На музыкальных вопросах ты меня не поймаешь. Так получилось, что это моя специальность.
– Ладно, тогда какая строчка из «Богемской рапсодии» дала название песне, которая стала хитом в том же году?
Я пережил легкую внутреннюю панику, услышав музыкальный вопрос, ответ на который не знал.
– Не знаю. Сам, наверное, только что придумал.
– Это хорошо известный факт, – встрял Джим.
Я попытался изобразить безразличие.
– Ну, не знаю. «Скарамуш, Скарамуш» в исполнении Вилл Ду и группы «Фандангос».
– Нет.
– Они заняли лишь второе место, – сказал Джим.
Я мысленно пробегал строчки «Богемской рапсодии», пытаясь отыскать среди них название хита 1975 года. Таковой не оказалось.
– Сдаешься?
– Нет, конечно, не сдаюсь.
Вместо того чтобы терять время, я отправился к себе в комнату – поработать. Час спустя я вышел и сказал:
– Сдаюсь.
– Ответ: «Мамма миа!» Песня шведской группы «Абба»

– торжествующе сообщил Саймон.
Я оцепенел. Так нечестно. Я бы догадался, если бы подумал чуть дольше.
– Ты сказал «строчка». А это не строчка, это просто фраза. Не считается.
– Приветствуем тебя, король викторин! – взвыл Саймон, простирая руки.
На постороннего объем знаний Саймона мог произвести впечатление. Он знает, что битва при Мальплак е состоялась в 1709 году, что птица додо обитала на острове Маврикий. Однако с другой стороны, он не знает ответов на вопросы типа «чем ты зарабатываешь на жизнь?» Он не знает, что его родители из-за него беспокоятся. Не знает, как завести себе подружку. И он не знает даже, что от него немного попахивает. К счастью, вопрос «Не воняет ли Саймон?» никогда не попадается в научно-популярных викторинах, хотя Саймона гораздо больше расстроил бы неверный ответ на вопрос, чем общественное мнение, согласно которому он воняет, как промокший спортивный костюм, все лето пролежавший в сумке.
Пол не принимал участие в викторине, но когда прояснился ответ на последний вопрос, сказал:
– Да, это верно, – и кивнул с мудрым видом.
Возможно, Пол не мог принять участие в викторине, потому что все его силы уходили на выполнение почти невозможной задачи: читать газету самым раздражающим способом. Газеты он брал в руки вовсе не для того, чтобы читать, а чтобы всем стало ясно: человек серьезный, читает серьезную газету. Временами молчание прерывалось утвердительным хмыканьем, когда Пол хотел показать, что согласен с передовицей, или едва слышными восклицаниями, когда он читал какую-нибудь печальную новость из стран третьего мира. Кроссворды он всегда сопровождал комментариями в виде утомленных вздохов и удовлетворенных междометий.
– Пол, ты разгадываешь кроссворд?
– Что? О, да. Вообще-то я почти закончил, – довольно ответил Пол, не ведая, что Джим его подначивает.
– Легкий или трудный?
– Трудный. Другие меня не интересуют.
– Ух ты!
Поздний день наконец перешел в ранний вечер, и Пол забеспокоился – в это время суток с ним такое часто случалось.
– Никто еще не думал об ужине? – спросил человек, который всегда готовил ужин.
Все слегка удивились, что нужно думать о еде до того, как пришло время есть. Джим посмотрел на часы.
– Вообще-то я еще не голоден…
– Пусть так, но ты должен купить еду и приготовить ее до того, как проголодаешься, чтобы к тому времени, когда ты будешь голодным, еда уже была готова.
Комнату затопило безразличное молчание. Пол открыл дверцу пустого холодильника.
– Ну?
– Что – ну? – уточнил Джим.
– Что мы будем на ужин?
– Спасибо, но для меня несколько рановато.
– Я ведь не предлагаю его готовить. Я спрашиваю, может, на это раз кто-нибудь подумает об ужине?
Молчание становилось невыносимым, и я не выдержал первым.
– Да ладно тебе, Пол, не беспокойся. Я приготовлю. Куплю жареную рыбу с картошкой или что-нибудь в этом духе.
– Это не означает приготовить ужин, это означает купить жареную рыбу с картошкой. Я не хочу рыбу с картошкой.
– Может, хочешь карри? – великодушно предложил я, памятуя, что тележка торговца карри стоит в пятидесяти ярдах от дома.
– Ну почему нельзя поесть нормальную свежую пищу, только что приготовленную на нашей кухне?
Ответом было молчание: добровольцев взять на себя столь непосильную задачу не было. Минут двадцать Джим задумчиво стоял над плитой, после чего утомленно сказал:
– Майкл, я не против рыбы с картошкой.
– Я тоже, – отозвался Саймон.
– Хорошо, значит, три порции рыбы с картошкой, – согласился я.
– Ладно, если вы собираетесь покупать готовую еду, я приготовлю макароны или что-нибудь еще только для себя.
На мгновение повисла пауза, и я почувствовал, как рот Джима наполняется слюной при упоминании о тех замечательных блюдах, что Пол готовит из макарон.
– Ладно, Пол, если уж ты собираешься варить макароны, может, сварганишь и на мою долю?
Пол явно подыскивал слова, объясняющие, почему он не считает такой поворот справедливым, но ему не дали на времени.
– Да, и я тоже буду макароны! – выпалил Саймон.
– Ну и отлично, Пол, – сказал я.
Четыре мужика, обитающие в одной квартире, успели превратиться в традиционную семью. Не знаю, как это произошло, и происходит ли такая метаморфоза со всеми людьми, живущими под одной крышей, но мы непроизвольно превратились в маму, папу и двух детей.
Наверное, я играл роль старшего сына – непонятного, замкнутого и тихого, который в те дни, когда не пропадает где-то всю ночь, не может встать с кровати. Саймон был младшим ребенком, неуклюжим и неуверенным в себе: чтобы привлечь внимание, он постоянно задает вопросы. Пол был измученной, многострадальной матерью, что все время суетится и беспокоится обо всех остальных. А Джим был отцом – выдержанным, ленивым, загадочным и забавным. Уверенность в себе, выработанная в частной школе, придавала ему благодушный родительский вид, мы взирали на него снизу вверх, хотя порой я чувствовал себя несколько неуютно: как-никак отец на шесть лет моложе меня.
В детстве я не понимал, откуда папа берет деньги; казалось, они у него просто есть. То же самое можно было сказать о Джиме. Единственное денежное затруднение Джима заключалось в том, чтобы потратить деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32