– Ни за что не позволю тебе утонуть.
Глаза Эмили зажглись твердой решимостью.
– Не хочу бояться.
– Страх можно победить.
– Я бы с удовольствием, да не знаю, получится ли.
Сознание явно не радовало Эмили, однако она уже смирилась с неизбежностью.
– Непременно получится.
Лахлан искренне радовался, что ученица не рвалась на берег.
Чем дольше они оставались в воде, тем явственнее давал себя знать ужас. Лахлан определенно ощущал запах страха – настолько резкий, что на его фоне стерся даже запах возбуждения. В этот момент что-то изменилось: он не мог стерпеть откровенного ужаса и от всей души хотел помочь. Сочувствие оказалось настолько действенным, что вожделение отступило на второй план.
– Если вы вдруг отпустите меня, то я сразу провалюсь в черную пропасть. Вода начнет давить, душить… до тех пор, пока не задохнусь и не умру… озеро окажется бездонным и проглотит навсегда, бесследно. Обещайте, что не отпустите, что будете держать крепко.
Искреннее признание требовало немалого мужества.
– Я же пообещал, что не позволю утонуть.
– Скажите еще раз.
– Обещаю, что ни за что не дам тебе утонуть.
Эмили попыталась благодарно улыбнуться, хотя попытка оказалась не слишком успешной. Губы дрожали, а лицо побелело от страха и волнения.
– Спасибо.
– Озеро вовсе не бездонное, девочка.
– Знаю. И все же…
– Я стою на дне. Оно твердое и надежное – даже не думает уходить из-под ног.
– А можно учиться плавать прямо здесь?
Он поцеловал ее в чуть приоткрытые губы.
– Хорошо, милая.
Нежность отозвалась ярким румянцем на бледном испуганном лице. Так хотелось поцеловать ее снова… и еще раз… Малышка была чертовски хороша. И забавна – то и дело вызывала улыбку.
Лахлан Балморал возглавил клан сразу после гибели отца. Это случилось десять лет назад, едва успел смениться голос. Так что самообладанию пришлось учиться рано. Узнал он и о том, что долг важнее удовольствия, и все десять лет доказывал это собственным примером.
И вот неожиданно появилась маленькая хрупкая женщина. Напомнила о наслаждении, о вожделении, о тоске. Да, она обольстительна и тем более опасна, но противостоять волшебным чарам невозможно.
Лахлан попытался выпустить Эмили из объятий, но она в ужасе судорожно ухватилась за плечи. Страх перед водной стихией рождал в душе желание помочь, освободить. Лахлан так увлекся, что даже забыл о наготе. Целый час он учил Эмили лежать на воде. И вот наконец получилось! Она доверилась неведомой силе: достаточно было лишь слегка поддерживать ее под спину.
Лахлан гордо, торжествующе улыбнулся. И в этот момент услышал приближающиеся шаги.
Посмотрел на прелестное юное тело, так доверчиво обнаженное перед ним и теплым летним солнышком, и впервые увидел его таким, каким мог его увидеть тот, кто сейчас приближался к берегу. Грудь, живот и бедра чуть выступали над гладкой, незамутненной поверхностью озера. Кристально чистая вода не скрывала и остального. Вождю, конечно приходилось купаться вместе с обнаженными волчицами – а после купания непременно наступала близость. И все же ни разу в жизни его не посещало то властное чувство жадного обладания, которое довелось испытать в эти минуты, рядом с едва знакомой девочкой.
Эмили не принадлежала ему, но он не хотел показывать ее обнаженной. Темные изюминки сосков загрубели, напряглись от холодной воды, а золотисто-каштановые кудряшки на женственном холме блестели влажными каплями. Бедра невинно раздвинулись – вполне достаточно для того, чтобы смелая, но нежная рука могла коснуться интимных складок.
Ах, как же хотелось сделать это тотчас, немедленно! Но голос разума говорил, что совсем скоро на берегу появится кто-то из воинов.
Лахлан незаметно вздохнул и предупредил:
– Сюда идут.
Эмили лежала на воде с закрытыми глазами – так, как советовал учитель. Сейчас она испуганно заморгала и попыталась сесть, но тут же начала погружаться, и Лахлану пришлось подхватить ученицу.
Она снова лихорадочно уцепилась за его плечи и испуганно посмотрела на берег.
– Где? Кто? Никого не видно.
– Через несколько секунд появится.
– И вы, конечно, слышите шаги, – с изрядной долей ехидства заметила Эмили.
– Конечно, слышу.
Она нахмурилась и покачала головой:
– Не может быть.
– Но это так.
– Тогда нужно одеться.
Лахлан не двинулся с места, и Эмили пришлось его встряхнуть.
– Быстрее, пока сюда не пришли!
Лахлан и сам понимал, что надо спешить, однако тело отказывалось выполнить команду и выйти из воды. Едва задача научить англичанку плавать потеряла актуальность, вожделение победило здравый смысл. Волчья природа взяла верх и отчаянно требовала обладания восхитительным обнаженным телом.
– Лахлан!
Да, волку придется подождать – впрочем, так же как и мужчине. С нечеловеческой скоростью вождь вынес сокровище на берег и закутал своим пледом, словно одеялом. Теперь уже было хорошо слышно, что воин не идет шагом, а бежит: всего лишь через пару секунд появится из зарослей. Эмили схватила концы пледа, чтобы удостовериться в его надежности. Странное одеяние не предназначалось для женщины: хотя Лахлан был гораздо крупнее, ноги Эмили все равно оказались обнаженными. Он кинул ей платье и рубашку:
– Спрячься и оденься.
Махнул рукой в сторону кустов – они росли так густо, что могли бы скрыть даже от волчьего взгляда. А тот, кто бежал к озеру, был всего лишь человеком.
Лахлану незачем было принимать волчье обличье, чтобы издалека узнать запах Ульфа. Даже в образе человека чувства его оставались исключительно острыми, хотя и уступали звериным.
Эмили на лету поймала одежду и юркнула в заросли.
– А вы собираетесь встретить воина голым?
– Это мой брат.
Через мгновение плед приземлился примерно в футе от кустов.
– Оденьтесь.
– Пленницы не приказывают вождям.
– А я приказываю.
Наивная дерзость рассмешила. Да, такой женщины еще не приходилось встречать – ни среди волчиц, ни среди людей. Едва Лахлан успел поднять плед, как на берегу показался Ульф.
Брат выглядел хмурым, даже насупленным. Сам по себе факт не вызывал удивления: Ульф улыбался еще реже, чем сам Лахлан, – но вот откровенно осуждающий, даже обвиняющий взгляд раздражал. Ульф считал, что родство дает право открыто выражать собственное мнение, и вождю нередко приходилось ставить брата на место, пусть и в шутливой форме. Ведь он не виноват в том, что родился не оборотнем, а всего лишь человеком.
Лахлан сочувствовал Ульфу. Он был старшим из братьев, и именно ему в будущем предстояло возглавить стаю. Но когда настало время первого превращения, ровным счетом ничего не произошло. Отец не мог утаить разочарования; мать не скрывала радости и облегчения, а самому Ульфу пришлось смириться с неизбежным: вопреки всеобщим ожиданиям ему не суждено было стать вождем клана Балморалов. Присущие обычным людям признаки проявлялись с детства, однако отец отказывался их замечать и не уставал твердить, что оба его сына – волки.
Вождь ошибался. Способность к перевоплощению досталась лишь одному из мальчиков – младшему, Лахлану. Спустя всего неделю после первого волчьего полнолуния его начали готовить к ответственной роли вождя клана. Ульф не возражал. Он прекрасно понимал, что человеку не суждено победить в соперничестве с оборотнем. Оспорь он первенство брата, тот непременно бросил бы вызов. Не из стремления к превосходству и власти, а во имя блага клана.
Всю жизнь Лахлан заботился о сородичах. Чувство ответственности не угасло даже в эти минуты.
– Где она? – требовательно произнес Ульф, даже не поздоровавшись.
Лахлан слышал, как Эмили замерла. Даже перестала одеваться. Во всяком случае, затаила дыхание – наверное, для того, чтобы расслышать ответ.
Поправляя плед, Лахлан кивнул в сторону кустов.
Ульф еще больше нахмурился:
– Какого черта она там делает? Ты совсем мокрый. И только что стоял голым. Неужели совокупляешься с вражескими отбросами в воде? А я-то думал, что тебе нравится это делать только с волчицами.
Резким ударом Лахлан молниеносно сбил брата с ног.
– Последи за языком.
Ульф хотел было обидеться, но в этот момент осознал, что сгоряча наговорил немало лишнего. Ведь Эмили ничего не знала о двойственной природе вождя и других криктов – собственно, точно так же как не знали о ней те члены клана, которым судьба назначила лишь человеческую сущность. Ульф понимал, что раскрывать секрет оборотней перед непосвященными недопустимо. Вина за это была настолько велика, что по законам клана каралась неминуемой смертью. И даже близкое родство с вождем не способно было изменить закон.
Лахлан понятия не имел, что способна сделать Эмили, узнав секрет стаи. Но она человек, а потому рисковать нельзя.
Чтобы отвлечь внимание и от грубой ошибки брата, и от собственного ответа, он возразил против другого утверждения:
– Она вовсе не отбросы, и от нее никто не отказывался.
Эмили пробурчала что-то относительно нахальных мужчин, которые суют нос в чужие дела. Не приходилось сомневаться: она слышала каждое слово.
Ульф поднялся. Казалось, ворчание Эмили прошло мимо его ушей.
– И все же она принадлежит врагу.
– Но он же отказался. – Обсуждать Синклера Лахлану уже отчаянно надоело.
– И ты намерен воспользоваться отказом? – не преминул уколоть Ульф.
Лахлан не захотел понять намека.
– Нет, – коротко и просто ответил он.
Эмили была человеком. Но ведь и сам Ульф был человеком. Ее никак нельзя было назвать отбросами другого вождя, а потому Лахлан имел полное право взять ее себе. Какие возражения мог выдвинуть Ульф? Никаких – если, конечно, как и сам Лахлан, не думал о будущих детях. Они должны были родиться оборотнями.
Ульф лучше всех понимал, какую цену приходилось платить в том случае, если ребенок оборотня и человека рождался не волком, а слабым младенцем. Народ криктов и без того не отличался плодовитостью, а уж продолжить род и не передать по наследству редчайший дар считалось настоящей трагедией.
– Сейчас ты очень похож на мужчину, который поступает не по велению разума, а по приказу вожделения.
Замечание показалось особенно обидным – ведь в справедливости трудно было усомниться.
И все же гордость не позволяла признать очевидное.
– Если бы ты только знал, брат, как надоело твое вечное брюзжание. Можно подумать, что рядом не мужчина, а нудная старуха.
– И все же нудная старуха лучше, чем мужчина во власти зверя.
Обычно Лахлан пропускал подобные замечания мимо ушей, но сейчас терпение лопнуло. Братец явно забыл, кто здесь главный.
– Смотри, как бы зверь не набросился на тебя. – Угроза прозвучала откровенно, даже злобно.
Ульф болезненно сморщился, но тут же взял себя в руки. Самообладание и сила воли вызывали уважение. Лахлан не переставал восхищаться братом-человеком. Жаль, конечно, что небеса не даровали способность к перевоплощению, но и в человеческой ипостаси он обладал удивительной мощью натуры.
Опасаясь, как бы Эмили не услышала лишнего, Лахлан отвел Ульфа подальше от кустов. Девочка уже наверняка справилась с одеждой и теперь просто пряталась. Почему она не выходит из укрытия? Смущается? Не хочет встречаться с Ульфом?
Футах в тридцати от зарослей вождь остановился.
– Ну, говори, с чем пришел.
Ульф упрямо сжал кулаки.
– Сначала честно скажи, собираешься ли жениться на этой женщине?
– Зачем спрашиваешь? Сам же прекрасно знаешь, что она человек. А значит, мне не пара.
– То же самое ты готов сказать и о дочерях нашего клана?
– Конечно.
– Боишься, что секрет оборотней окажется разоблаченным?
– И это тоже.
Смешанные браки издревле несли в себе подобный риск. Именно по этой причине в давние времена союз волка с человеком находился под строжайшим запретом. Однако с тех пор как крикты присоединились к кельтским племенам, закон уже утратил силу. И все же многие придерживались старинных традиций. Но отец поступил иначе.
– Боишься, что все твои дети окажутся такими, как я, и никто не унаследует священный дар? – В голосе Ульфа звучала горечь.
– Кто же, как не сами крикты, а особенно вожди, обязаны заботиться о продолжении рода?
– Не забывай: я такой же воин, как ты, а может быть, и лучше – хотя бы потому, что звериные инстинкты не нарушают логики человеческого разума.
Лахлан, конечно, не мог согласиться с хвастливым утверждением. Но разве можно объяснить тому, кто ни разу в жизни не перевоплощался в волка, какую силу, какие невероятные возможности заключает в себе таинственный дар перевоплощения? Волчье начало ничуть не угнетало способности к логическому мышлению, но добавляло недоступной человеку проницательности и хитрости.
– Давай прекратим бесполезный спор. Я ведь уже сказал, что не собираюсь удерживать эту англичанку. Почему – не имеет значения.
– Может быть, не имеет значения для тебя.
– И для тебя тоже. Решения и мысли вождя не тема для обсуждения.
– Чертовская самоуверенность.
– Эмили считает, что таковы все жители Хайленда.
Ульф воспринял шутливое замечание серьезно.
– Она не слишком-то высокого мнения о нас.
– Ты ничего не сделал, чтобы это мнение изменить.
– С какой стати? И зачем? Мнение врагов меня ничуть не интересует.
– Она тебе не враг.
– Не привык передергивать факты в угоду собственному члену. Она англичанка, да к тому же обручена с Синклером. Вполне достаточно поводов, чтобы воспринимать ее как врага.
– Да, конечно! Но ведь она еще и пленница клана. А это обстоятельство ставит ее под защиту вождя.
Прошу не забывать об этом всякий раз, когда возникает желание обойтись с Эмили как с врагом. – Лахлан не собирался скрывать серьезных намерений.
– Вообще-то я шел сказать, что Дункан вернулся и готов сообщить все, что смог разузнать.
Ульф явно не спешил, а это означало, что шпион не собирался докладывать, что Синклер уже собрал войско и плывет к острову в намерении штурмовать крепость.
– Я скоро вернусь.
Ульф кивнул и ушел, всем своим видом выказывая недовольство.
Конечно, Лахлан мог поручить брату сопровождать Эмили, в этом случае сам он оказался бы в замке гораздо раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39