https://wodolei.ru/catalog/bide/pristavka/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Теперь в его голос закралась тень упрека:
– Мы праведные монахи. Нет, тебя убьет испытание.
Они поднялись по каким-то ступеням и попали в низкую, похожую на крипту комнату со странными украшениями по стенам.
– А теперь, – сказал настоятель, – улыбнись! Электрически зажужжала и хлопнула вспышка, на мгновение ослепив Ричарда. Когда его глаза снова привыкли к полумраку, брат Фулигин уже опускал старый, видавший виды «полароид», вынимая из него фотографию. Подождав, когда она проявится, Чернец пришпилил ее к стене.
– Это наша «стена славы» тех, кто потерпел поражение, – вздохнул настоятель. – Мы снимаем их, чтобы убедиться, что никто не будет забыт. Это наше бремя: помнить и замаливать.
Ричард воззрился на лица. Несколько «полароидных» снимков; двадцать – тридцать других фотографий, отпечатки сепией и дагерротипы, а после портреты карандашом и акварелью, а еще миниатюры. Лица занимали всю стену. Чернецы ведали мемориалом очень, очень долго.

Д'Верь поежилась.
– Какая же я была дура, – бормотала она. – Мне следовало бы знать. Три человека. Ни за что нельзя было приходить прямо сюда.
Охотник чуть заметно поворачивала голову из стороны в сторону. Она определила, где стоит каждый Чернец, откуда на девушку нацелен каждый арбалет. Она рассчитала шансы «за» и «против» того, чтобы доставить д'Верь на ту сторону моста сначала невредимой, потом лишь с незначительными ранами и, наконец, со значительным увечьем для себя и незначительными ранами для нее. Сейчас приходилось рассчитывать заново.
– А если бы доподлинно знала, что бы ты сделала иначе? – спросила она.
– Для начала не привела бы сюда его, – сказала д'Верь. – Сперва надо было отыскать маркиза.
Охотник склонила голову набок.
– Ты ему доверяешь? – спросила она напрямик, и д'Верь поняла, что она говорит не про Ричарда, а про де Карабаса.
– Да, – ответила она. – Более или менее доверяю.
Д'Вери всего два дня назад исполнилось пять лет. Ту Ярмарку устроили в ботаническом саду Кью, и отец взял ее с собой – в подарок на день рождения. Это была ее первая Ярмарка.
Они как раз были в оранжерее с бабочками, и вокруг билась целая радуга невесомых крыльев, которые зачаровывали, завораживали ее, когда отец вдруг присел на корточки, и его лицо оказалось вровень с ее.
– Д'Верь, – строго сказал он. – Медленно обернись и посмотри вон туда, на дверь.
Она обернулась и посмотрела. Смуглый человек с завязанными в хвост черными волосами, в объемистом черном пальто, стоя у двери, разговаривал с двумя золотокожими близнецами – юношей и девушкой. Девушка плакала, как плачут взрослые: держа слезы в себе и ненавидя себя, когда они вырываются наружу, – от этого взрослые всегда становятся одновременно смешными и некрасивыми.
Д'Верь вернулась к созерцанию бабочек.
– Ты его видела? – спросил отец. Она кивнула.
– Это маркиз де Карабас, – сказал он. – Он мошенник и плут и, возможно, в чем-то чудовище. Если когда-либо попадешь в беду, обратись к нему. Он защитит тебя, девочка. Он мой должник.
И д'Верь поглядела на человека еще раз. Положив руки на плечи близнецам, он выводил их из оранжереи, но прежде чем уйти, обернулся через плечо, посмотрел прямо на нее и улыбнулся огромной белозубой улыбкой. А еще он ей подмигнул.
Окружавшие их Чернецы казались в тумане темными призраками.
– Прошу прощения, брат, – окликнула, повысив голос, д'Верь Соболя. – Если наш друг, который пошел за ключом, не выдержит испытания, что будет с нами?
Он сделал шаг к ним, помедлил, но все же сказал:
– Мы проводим вас до края топи и отпустим с миром.
– А как же Ричард? – спросила она.
Она едва разглядела, как под капюшоном он скорбно, покачал головой.
– Мне следовало привести маркиза, – пробормотала д'Верь, спрашивая себя, где он, что сейчас делает.

Маркиза де Карабаса распинали на большой деревянной конструкции в форме буквы «X», которую мистер Вандермар сколотил из нескольких старых коек, куска стула, деревянной калитки и еще какого-то предмета, возможно, бывшего некогда колесом от телеги. Еще он пустил в дело большую коробку ржавых гвоздей. Взобравшись на стремянку, Вандермар прилаживал свое творение на отведенное ему место.
– Чуть повыше, – посоветовал мистер Круп, наблюдавший за его трудами снизу. – Чуть левее. Да. Вот так. Великолепно.
Давненько им не выпадало кого-нибудь распять.
Руки и ноги маркиза де Карабаса были распялены на перекладинах «X». Гвозди вбили ему в ладони и ступни. Поперек талии привязали веревкой. После всего, что с ним сотворили, он теперь все равно был без сознания.
Все сооружение было подвешено на веревках к потолку в помещении, служившем некогда столовой для больничного персонала. На пол под его ногами мистер Круп сносил в большую груду всевозможные острые предметы, начиная от бритв и кухонных ножей и кончая использованными скальпелями и ланцетами и целым рядом любопытных штуковин, которые мистер Вандермар отыскал в бывшем отделении стоматологии. Тут была даже кочерга из котельной.
– Почему бы вам не взглянуть, как у него дела, мистер Вандермар? – спросил мистер Круп.
Протянув молоток, мистер Вандермар для пробы ткнул им маркиза.
Маркиз де Карабас не был добрым или хорошим человеком и себя знал достаточно, чтобы быть уверенным: он не храбрец. Он уже давно решил, что мир, будь то Над или Под, сам желает быть обманутым, и потому взял себе в имя ложь из детской сказки и создал себя – свою одежду, манеры и повадки – как огромную шутку.
Запястья и стопы терзала тупая боль, понемногу становилось трудно дышать. Пожалуй, разыгрывая потерю сознания, ничего больше не выиграешь. Веки маркиза дрогнули, глаза открылись. Набрав в грудь воздуха, он выплюнул в лицо мистеру Вандермару сгусток алой крови.
«Храбрый жест, – подумал маркиз. – И глупый». Возможно, не сделай он так, они дали бы ему умереть спокойно.
– Шалун, – строго пожурил его мистер Круп. На самом деле он был весьма доволен.
Практиковаться в метании по мишени гораздо интереснее, когда мишень в полном сознании.

Чайник без крышки неистово кипел. Глядя, как бурлит вода, Ричард спрашивал себя, что монахи намереваются с ним делать. Воображение подбросило сразу несколько ответов, каждый из которых подразумевал мучительную боль.
Как оказалось, все были неверные.
Кипяток налили в заварочный чайник, куда брат Фулигин отмерил три чайные ложки заварки. Получившуюся жидкость через ситечко налили в три фарфоровые чашки.
Подняв слепые глаза, настоятель потянул носом воздух и улыбнулся.
– Первая часть Испытания Ключом, – сказал он. – Добрая чашка чая. Ты с сахаром пьешь?
– Спасибо, без, – настороженно ответил Ричард. Брат Фулигин долил немного молока и передал чашку с блюдцем Ричарду.
– Он отравлен? – спросил Ричард.
Вид у настоятеля стал почти оскорбленный.
– Господи помилуй! Конечно же, нет!
Ричард пригубил чай, который на вкус более или менее напоминал обычный чай.
– Но это действительно часть испытания?
Взяв руку настоятеля, брат Фулигин вложил в нее чашку с чаем.
– Так сказать. Нам нравится перед началом поить соискателей чаем. Эта часть испытания для нас. Не для тебя. – Настоятель отпил глоток, по его древнему лицу разлилась блаженная улыбка. – Недурной чай, учитывая ситуацию.
Ричард поставил на блюдце свою почти нетронутую чашку.
– Тогда вы не против, если мы сразу перейдем к испытанию?
Он встал, и все трое прошли к двери в дальнем углу комнаты.
– Вовсе нет, – отозвался настоятель. – Вовсе нет.
– Есть что-нибудь… – Ричард помедлил, пытаясь решить, что, собственно, хочет спросить. – Вы что-нибудь можете мне рассказать про испытание?
Настоятель покачал головой.
Что тут скажешь? Он провожает соискателей до двери. А потом ждет в коридоре снаружи. Ждет час или два. Потом снова заходит внутрь и забирает из часовни останки соискателя, чтобы затем похоронить их в катакомбах. А иногда бывает еще хуже: соискатель не мертв, хотя и то, что от него осталось, живым не назовешь. Об этих несчастных Чернецы заботятся по мере сил.
– Ладно, – сказал Ричард. Неубедительно улыбнулся и добавил: – Тогда веди, Макдуф.
Брат Фулигин снял с двери засовы, которые отошли с грохотом, как от пистолетного выстрела. Затем он с немалым усилием оттянул на себя дверь.
Ричард вошел внутрь, и, навалившись всем весом, брат Фулигин закрыл за ним дверь и снова заложил засовы. Он подвел настоятеля к стулу и снова вложил в руку старика чашку с чаем. Настоятель прихлебывал чай в молчании, но спустя несколько минут с искренним сожалением сказал:
– Надо отметить, что правильно будет «Начнем, Макдуф…» [22]. Но у меня не хватило духу его поправить. Такой милый молодой человек.

Глава двенадцатая

Ричард Мейхью огляделся по сторонам. Платформа метро. Станции он не узнал, но это определенно была линия Дистрикт, на табличке значилось:

чернецы.

Платформа была пуста. Где-то грохотал поезд, гоня по платформе призрачный ветер, разметавший на отдельные страницы желтую газету «Сан»: четырехцветные фотогруди и черно-белые сплетни суетливо поползли прочь, полетели на рельсы.
Ричард дошел до конца платформы, сел на скамейку и стал ждать, чтобы что-нибудь произошло.
Ничего не произошло.
Он потер затылок, испытывая легкое головокружение. Шаги по платформе где-то поблизости. Он поднял глаза: мимо шло чопорное с виду дитя, рука об руку с женщиной, казавшейся увеличенной, постаревшей версией девочки. Они поглядели на него, потом – довольно нарочито – отвели взгляд.
– Не подходи к нему, Мелани, – очень громким шепотом посоветовала женщина.
Мелани уставилась на Ричарда, как свойственно впериваться детям, – без тени застенчивости или смущения. Потом перевела взгляд на мать.
– И почему такие люди не умирают? – с любопытством спросила она.
– У них не хватает смелости со всем покончить, – объяснила ее мама.
Мелани еще раз рискнула бросить взгляд на Ричарда.
– Жалкий, – сказала она.
Их шаги прошлепали прочь по платформе, и вскоре на ней снова стало пусто.
Может, ему только привиделось? Он попытался вспомнить, зачем вообще здесь оказался. Наверное, поезда ждет? И куда же он едет?
Он не знал. Ответ – где-то у него в голове, где-то под рукой. Пойти куда-нибудь? Нет, проще остаться сидеть. Может, это все сон? Он пощупал пластмассовую скамейку под собой, потопал по платформе кроссовками с коркой засохшей грязи (а грязь-то откуда взялась?), коснулся своего лица… Нет, не сон. Где бы он ни был, это реальное место. Но чувства он испытывал странные: отстраненность, подавленность и ужасную, неизбывную печаль. Кто-то сел рядом с ним на скамейку. Ричард не поднял глаз, не повернул головы.
– Привет, – произнес знакомый голос. – Как жизнь, Дик? С тобой все в порядке?
Ричард поднял взгляд и почувствовал, как его лицо морщинит улыбка, как надежда обрушивается на него, точно удар под дых.
– Гарри? – спросил он с испугом. А потом добавил: – Ты меня видишь?
– Ты всегда был шутником, – усмехнулся Гарри. – Смешной человечек, смешной.
Гарри был в костюме и при галстуке. Чисто выбритый, и волосы лежат волосок к волоску. Тут до Ричарда дошло, как, собственно, выглядит он сам: грязный, встрепанный, небритый, одежда изжевана…
– Гарри? Послушай, я… Я знаю, на что похож. Я все могу объяснить. – Он на мгновение задумался. – Нет… Не могу. Такое, в сущности, не объяснишь.
– Ну и ладно, – сказал Гарри. Голос у него такой успокаивающий, такой здравый. – Даже не знаю, как тебе и сказать. Неловко немножко. – Он помешкал. – Ну… – Но решил все же попытаться: – На самом деле меня тут нет.
– Да нет же, ты здесь, – возразил Ричард. Гарри сочувственно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Меня тут нет. Я – плод твоего воображения. Ты с самим собой разговариваешь.
Ричард недоуменно спросил себя: может, это одна из шуточек Гарри.
– Ну, может, вот это поможет… – сказал Гарри, поднял руки к лицу и стал мять его, тискать, формировать. Лицо сплющилось, как пластилиновое.
– Так лучше? – спросил человек, только что бывший Гарри. Голос действовал на нервы своей знакомостью.
Вот это лицо Ричард знал. С окончания школы брил его почти каждое утро по будням, а иногда и по выходным. Чистил ему зубы, давил из него угри и временами жалел, что оно слишком мало похоже на лицо Тома Круза или Джона Леннона. Да вообще ни на кого не похоже. Было это, разумеется, его собственное лицо.
– Ты вовсе не у Чернецов, а на станции «Блэкфрайерз» в час пик, – небрежно бросил второй Ричард. – И разговариваешь сам с собой. А сам знаешь, что говорят о тех, кто разговаривает сам с собой. Просто сейчас ты на шаг отступил от безумия.
Ричард, промокший и грязный, уставился на Ричарда, чистого и хорошо одетого.
– Не знаю, кто ты, не знаю, чего ты добиваешься, – сказал он. – Но получается у тебя не слишком убедительно: ты на меня даже не похож.
Он лгал и прекрасно это сознавал. Его двойник печально улыбнулся, подумал и покачал головой.
– Я – это ты, Ричард. Я все, что осталось в твоей психике нормального.
Это было не постыдное отражение своего голоса, которое он слышал из автоответчика, с аудиопленок и домашних видеозаписей, не жуткая пародия на голос, сходивший за его собственный, нет, человек говорил самым настоящим голосом Ричарда, тем самым, который он слышал у себя в голове, когда открывал рот, – реальным и гулким.
Он вгляделся в его лицо.
– Возьми себя в руки! – крикнул человек с лицом Ричарда. – Посмотри вокруг, попытайся увидеть людей, узреть правду… Сейчас ты к реальности ближе, чем был за всю неделю…
– Чушь собачья, – в отчаянии огрызнулся Ричард. Он покачал головой, отмахиваясь от всего, что говорило его второе «Я», но все же поглядел на платформу, спрашивая себя, что же все-таки ему полагается увидеть. Что-то мигнуло – на самом краю периферийного зрения. Ричард повернулся рассмотреть, что именно, но оно исчезло.
– Видишь? – прошептал двойник слишком хорошо знакомым Ричарду голосом.
– Вижу – что?
Он стоял на пустой, плохо освещенной платформе, не живое место, а унылый мавзолей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я