Так движутся герои фильмов, если прокручивать кинопленку в обратную сторону. Коля задом подошел к столу, сел на стул. Дальше вообще пошли киночудеса! Николай начал двигать челюстями, словно что-то разжевывая, а потом достал изо рта целую мандаринную дольку. Положил на блюдо. Тут Зубр заметил, что на блюде лежат кусочки мандаринной корки. А Коля тем временем, не прекращая жевать, вытащил изо рта еще одну дольку. Приложил ее к первой, и они словно срослись! Так Коля постепенно сложил из долек, извлекаемых изо рта, целый мандарин. Потом завернул его в корку – и вот уже мандарин красуется на блюде как ни в чем не бывало!
– Коль, с тобой все в порядке? – подал голос Аркадий.
Коля не отвечал. Казалось, он вообще на замечает присутствия друзей. По всей видимости, так оно и было. Потом Николай встал. Протянул руку. Кисть, лежавшая на палитре, подпрыгнула, взлетела в воздух и оказалась в Колиной руке. Все так же пятясь задом, Коля подошел к холсту, повернулся к нему лицом и стал водить по своему натюрморту кистью. С каждым движением кисти изображение понемногу исчезало. Минута шла за минутой, Коля пятился то к столу, то снова к мольберту, в воздухе летали кисти, а натюрморт на холсте все стирался и стирался, пока не достиг того состояния, в котором его оставил Коля, прежде чем исчезнуть из мастерской вместе с арбузом. Арбуза, кстати, на блюде по-прежнему не было… Друзья смотрели не происходящее не в силах вымолвить ни слова. Но вот Коля, закончив уничтожать свое творение, снова присел к столу. И протянул руку, расположив ее как бы над воображаемым арбузом. По всему его телу пробежала дрожь, и Зубру даже почудилось, что на какое-то мгновение Коля стал полупрозрачным! Зато теперь, кажется, он наконец заметил своих друзей.
Николай сделал жест рукой в сторону двери, находящейся напротив выхода на веранду. За той дверью у него располагалась маленькая комнатка, которую он использовал в основном в качестве кухни. Махнув в ту сторону рукой, Коля произнес:
– Мат Зубра!
Друзья в недоумении переглянулись.
– Что?
– Мат Зубра!
– Коль, ты как вообще себя чувствуешь?
– Мат Зубра! Мат Зубра!
– Слушай, я, кажется, понял… – сказал Аркадий. – Похоже, машина времени действительно сработала. Только Колю бросило не на два дня в прошлое, а минут на тридцать в будущее. И сейчас он оттуда вернулся назад… как это сказать… своим ходом! Понимаешь? То есть он, при естественном течении времени, за эти полчаса закончил бы натюрморт, съел бы мандарин и вышел бы на веранду. Ну, покурить там, или не знаю что… А машина времени бросила его сразу туда – на полчаса вперед. И мы увидели его в том состоянии. Ну и все, к чему он прикасался: картина, мандарин… Теперь он, значит, своим ходом вернулся, но под конец его зациклило. Да, Коля?
– Мат Зубра!
– При чем тут мой мат?
– Не знаю, Зубр. Но, похоже, он пытается сказать нам, что надо сделать, чтобы его отпустило. Я думаю, тебе надо пойти на кухню и поматериться там… Коль, ты это имеешь в виду?
– Мат Зубра! – повторил Николай.
Зубр поднялся со стула и на дрожащих ногах направился в сторону кухни. Скрылся за дверью. И в следующий миг послышался грохот падающего тела и возглас Зубра:
– …мать!
Похоже было, что Зубр матерится не по просьбе Коли, а от души!
Открылась дверь. На пороге кухни появился Зубр, потирая ушибленный локоть.
– Навернулся, блин, на арбузной корке! Этот арбуз – он там, на кухне. Валяется на полу, весь разбитый.
– Мат Зубра! – снова произнес Коля.
– Что, не подействовало?! – ужаснулся Аркадий.
– Так, спокойно… Кажется, есть идея! – воскликнул Зубр. – Знаешь, как оно, по-моему, получилось: Колю отбросило во времени на полчаса вперед, а пространственно при этом он оказался на веранде. А машину времени твою чертову, арбуз этот с кнопками… кинуло, видать, в противоположном направлении. По времени – в прошлое, в пространстве – на кухню. Теперь Коля, как ты говоришь, «своим ходом» вернулся, но его колбасит где-то на стыке будущего и настоящего.
– И что теперь делать?
– Что-что! Машину времени восстанавливать!
С максимальной тщательностью и вниманием друзья собрали с кухонного пола все кусочки арбуза. Принесли в комнату. Потом долго мучились, складывая на блюде этот объемный «пазл»… Наконец сложили. Снова воткнули кнопки по вершинам пентаграммы. И с замиранием сердца положили на макушку арбуза Колину руку. Ничего не произошло…
– Ё-моё! Ты же еще дугу против часовой стрелки рисовал! – вспомнил Зубр. – Давай теперь рисуй в обратном направлении! Попробуем еще раз…
На этот раз подействовало! Коля ожил. Правда, снова перестал замечать присутствие друзей. Зато двигался уже нормально. Кисти по воздуху больше не летали. Поработав одной, Коля кидал ее на палитру или на стол, хватал другую кисть, и постепенно на холсте возрождался натюрморт – тот, что Аркадий с Зубром уже видели – с изображением арбуза, собранного из кусочков.
Доведя работу до конца, Николай присел к столу. Съел мандарин. И вышел на веранду.
Друзья последовали за ним. И обнаружили – о счастье! – что Коля вернулся наконец в адекватное состояние.
Через час троица сидела за тем же самым столом, но уже с водкой и закуской. Какие там, к черту, заказы, какие деньги! Пропади все пропадом! Такая, понимаешь, передряга… Машина, мать ее, времени!
– Однако, Колян, заметь: кой-какую пользу моя машина тебе принесла! Посмотри, какой натюрморт интересный получился! Мне кажется, такую штуку не стыдно и в приличной галерее выставить!
– Вы мне лучше вот что скажите, – ответил Николай. – Когда я уже во времени обратно отыграл, на хрена вы меня так долго мурыжили?
– В смысле?
– Ну что вы сразу-то машину времени не восстановили? Меня, понимаешь, колбасит не по-детски, а они сидят и тупят чего-то!
– Коль, ну мы ж не знали сначала, куда арбуз-то подевался!
– Да как не знали! Я ж вам пальцем на кухню показывал и говорил:
– Арбуз там! Арбуз там! Арбуз там! Чего вы так долго въезжали-то?
Вампирчики
– Нет, компьютер, интернет, это понятно. Но цветной лазерный принтер! Зачем он тебе на даче?
– Честно говоря, ни разу им тут не пользовался.
– Так на хрена привез?
– Ну как… Где компьютер, там и принтер. А если уж принтер, так уж пусть будет хороший.
– Хех! Не могу за тебя не порадоваться. Просто так взял и штуку баксов – на ветер!
– Ты чё, какая штука. Сто пятьдесят.
– Что – сто пятьдесят?
– Сто пятьдесят долларов этот принтер стоит.
– Бэушный, что ли?
– Почему бэушный. Новый.
– Да не может такого быть! Это где же…
– Погоди-ка, – перебил Сергея Петровича хозяин дачи. – Что это там за лысый у мангала маячит? Никак Витька подъехал! Эгей! Витек!
В честь тридцатилетия окончания института собрались на даче у Крицкого. Участок огромный, даже лес на нем растет. Дача бывшая генеральская. От деда осталась. Грибы можно собирать, не выходя с участка. Ну, соответственно, и места для ночлега есть: два дома. Правда, ночевать собираются далеко не все. Хотя что уж, казалось бы: суббота, завтра на работу не надо, собираемся, можно сказать, раз в пять лет – сам бог велел пообщаться не спеша! Выпить опять же. Соответственно, за руль вечером уже не сядешь. А по-другому никак не уедешь, не идти же на ночную электричку двадцать минут через лес. Вот и не надо всех этих глупостей – вечерних отъездов! Остаться бы, посидеть допоздна, переночевать, выспаться как следует и в воскресенье уже уезжать. Но куда там! Пятидесятитрехлетние дядьки опутаны узами быта и бизнеса. Приехали и то не все. А из приехавших половина собирается вечером домой рулить. Прямо вот, можно подумать, такие уж у них неотложные дела!
Вот и Сергей Петрович тоже должен вечером уезжать. Завтра надо младшего сына на стадион везти, он в футбольной секции занимается, и в воскресенье в девять утра у них матч. Так бы жена отвезла, но ее машина сейчас в ремонте. А общественным транспортом она, понимаешь, уже ездить отказывается…
Стало быть, придется сегодня обойтись без спиртного. Ну да и бог с ним. Впрочем, полстаканчика вина можно себе позволить, под шашлычок. Все-таки ехать еще через несколько часов.
Сели на улице в большой беседке. Погода хорошая. Шашлык, вино. Добрая компания. Это ли не счастье! Говорили о том о сем, и уж конечно, не обошлось без того, чтобы вспомнить середину восьмидесятых – студенческие годы. Всякие веселые глупости, которыми отличалась их институтская группа. Народ в ней подобрался, мягко говоря, озорной, никак не желавший расставаться с детством. То, бывало, сговаривались и в какой-то день всей группой приносили в институт игрушечные пистолетики. И в перерывах между лекциями на глазах у всего остального потока гонялись с этими пестиками друг за другом, играли в войнушку. Или, помнится, на картошке: все люди как люди – вышли в поле, работают. А их бригада и тут клоунирует – инсценирует картину Сурикова «Взятие снежного городка». Вместо снега – глина, вместо снежков – картофелины. А чего стоила игра в вампирчиков!
Эта игра заслуживает отдельного рассказа. На третьем курсе зимой по субботам у них были лекции во второй половине дня, с часу до шести вечера. Лекции проходили в большой аудитории, человек на сто, сделанной в форме амфитеатра. Окон в этом помещении не было. И вот однажды староста их группы (кстати, Крицкий), будучи дежурным, уходил из аудитории последним. И обнаружил одну замечательную вещь: если выключить свет и закрыть дверь, то в аудитории наступает абсолютная темнота. То есть такая, к которой глаза не привыкают даже за несколько минут. Это замечательное открытие необходимо было поставить на службу человечеству. Не придумать какой-нибудь игры для большого темного помещения со сложным ландшафтом – это было бы непростительно. И игра не замедлила родиться. Участники делились поровну на две команды. Одна команда – вампиры. Другая – люди. Закрывалась дверь аудитории, выключался свет. Бесшумно блуждая во мраке, игроки старались найти друг друга. Задача вампира – укусить встречного, задача человека – ударить его по спине. Кто успел первым – победил. Побежденный переходил в команду победителя. Игра заканчивалась, когда в какой-либо из команд не оставалось ни одного участника.
Играли регулярно, каждую субботу. Но однажды случилась беда: после занятий преподаватель запер аудиторию и сдал ключ коменданту корпуса. Какой это был облом! Оказалось, что у группы успела сформироваться почти наркотическая зависимость от игры.
И тогда кто-то сказал:
– Боря! Ты комсорг. Тебе и выручать коллектив. Зайди к коменданту. Попроси ключ. Скажи, что нам надо провести комсомольское собрание.
Комсоргу, Борису Белкину, возразить было нечего. Он все сделал так, как было сказано. И прокатило! Комендант поверил и ключ выдал.
Состояние «комсомольцев» напоминало состояние наркоманов, дорвавшихся до дозы… Зашли в аудиторию, заперлись, вырубили свет. Началась игра! Но продолжалась недолго… Дело в том, что аудитория эта использовалась в том числе для проведения вступительных экзаменов. И в ней в разных точках были установлены видеокамеры, позволявшие контролировать, не списывает ли кто-нибудь. А трансляция с камер подавалась как раз в комендантскую. И вот комендант, видимо, решил полюбопытствовать, как проходит комсомольское собрание. Включил камеры… Полная темнота. И тишина, периодически нарушаемая возгласами типа: «А-а! Полегче кусайся, больно же!»
Как комендант истолковал происходящее, это интересный вопрос. Но так или иначе, вскоре в дверь аудитории застучали. А потом раздался сердитый голос:
– Открывайте немедленно!
Включили свет, собрались на первых рядах, комсорг Боря встал у доски. После этого отперли дверь. Вошел комендант.
– Подходите по одному, показывайте пропуска. Буду записывать ваши фамилии. Пусть деканат с вами разбирается. А с комсоргом – комитет комсомола.
Не очень приятная, конечно, вышла ситуация, но в общем ерунда. Ведь никакого преступления студенты не совершили. Но тут произошло нечто неожиданное. Комсорг Боря шагнул к коменданту и зашипел:
– С-с-с-с… Ес-с-сли ты… С-с-сука…
Изо рта у комсорга торчали два острых клыка!
– Ес-с-сли ты кому-нибудь с-с-скажеш-ш-шь… Ты не ж-жилец-ц-ц!
После чего Боря протянул коменданту ключ от аудитории. Несколько секунд тот стоял открыв рот, потом схватил ключ и выскочил вон.
– Смываемся! – сказал Крицкий. Группа покинула помещение и поспешила к выходу из корпуса.
– Ты чё, охренел? – на ходу спросил у комсорга Петька Третьяков. – Зачем ты так?
– Не хотел, чтобы он в комитет комсомола настучал, – ответил Боря. – Не нужны мне неприятности по комсомольской линии.
– А как ты клыки сделал?
Сейчас уже никаких клыков у комсорга не было.
– Накладные! Специально принес, хотел прикол какой-нибудь с ними устроить. Пока комендант ко мне спиной стоял, а вы все на него пялились, я их и вставил.
– А покажь клыки!
Боря остановился и сунул руку в карман. Потом в другой.
– Ё-моё… Где же они? Блин, потерял! В спешке сунул их… видать, мимо кармана.
Испугался ли тогда комендант или просто решил простить этих ненормальных, но во всяком случае никаких неприятностей не последовало. Однако в вампирчиков с тех пор больше уже не играли.
– А кстати, кто-нибудь что-нибудь знает про Борю Белкина? – спросил Петя Третьяков, со стаканом вина в руке усаживаясь в соломенное кресло. Смотреть на это было страшно: казалось, что сейчас ножки кресла разъедутся и стодесятикилограммовое тело Пети плюхнется на пол веранды. А ведь в институтские годы он вовсе не был толстяком и не проявлял к полноте ни малейшей склонности. Вот что делает с людьми время. «И нервы! – говорил Петя. – Когда есть о ком заботиться, переживаешь много. А от этого аппетит просыпается. И вот результат…» Кресло, впрочем, оказалось достаточно крепким и вес Петиного тела выдержало.
– Кто когда вообще видел Борю в последний раз?
На этот вопрос никто не смог дать вразумительного ответа. На юбилейных встречах выпускников вроде этой бывший комсорг почему-то не появлялся уже много лет.
1 2 3 4 5 6 7