Наступило неловкое молчание.
— Тогда и вам, господин капитан, не избежать скамьи подсудимых, — проговорил наконец Вангольд.
— Чушь! Сапоги стояли перед дверью, и кто-то, проходя мимо, бросил в них нож.
— Ну, мой костюм тоже висел перед дверью, и кто-то, проходя мимо, сунул в него салфетку. Либо немедленно освободите меня, либо прикажите арестовать и вас самого!…
Ситуация явно становилась нелепой.
— Прошу прощения, господин Валгольд, но вы вовсе не арестованы, я просто допрашиваю вас.
— Я буду жаловаться. Мне нанесен моральный ущерб, и я требую компенсации.
— Инспектору Элдеру следовало пораньше сообщить о своей находке.
— Вы сами разрешили мне быть лишь свидетелем допроса, капитан. Приказ есть приказ.
— Что ж, господин Вангольд, на этом мы сейчас закончим, но я попрошу вас оставаться в нашем распоряжении.
— Я до самого правительства дойду! — выкрикнул Вангольд и выбежал из комнаты.
— Только что бой прибежал ко мне, — начал Элдер, — и сказал, что из пары сапог, которые он взял, чтобы почистить, перед восемьдесят седьмым номером, выпало вот это.
Элдер вытащил из кармана кинжал и положил его перед капитаном. Собственно говоря, это, скорее, был охотничий нож с черной рукояткой и коротким, острым лезвием, только немного старомодного образца. На украшенной драгоценными камнями рукоятке была выгравирована римская цифра два. На лезвии изумительно легкого кинжала виднелось несколько ржавого цвета пятен.
— Вряд ли можно сомневаться, что это и есть кинжал убийцы, — заметил капитан. — Маркхейт провел уже вскрытие. Рана не такая уж глубокая, но широкая… Здесь тоже лезвие короткое, но широкое у основания.
— Почему только он такой легкий? — спросил один из полицейских, подбрасывая кинжал в руке. — Словно детская игрушка.
— Вот именно, — сказал капитан. — Это не настоящее оружие. Какая-то безделушка или игрушка. Если бы лезвие при ударе наткнулось на кость, оно бы согнулось или сломалось. Но кто все-таки мог подбросить его в мой сапог?
— Согласно моей теории, это сделал Вангольд, и это был просто гениальный ход с его стороны, — сказал полицейский.
— Неплохая теория, — кивнул Элдер. — Особенно… если учесть, что вчера вечером украли, а потом снова вернули назад платье еще и у миссионера.
Снова наступило неловкое молчание.
— Каким, собственно говоря, делом занимаетесь вы здесь в отеле, инспектор? — спросил наконец капитан.
— Разыскиваю преступника, следы которого привели сюда. Я дал слово, что ни в коем случае не разглашу, о ком идет речь.
— Надо полагать, это условие не может относиться к лицам, стоящим выше вас по званию.
— Я тоже так думаю. Если вы позвоните советнику Мейлену, я полагаю, он наверняка даст свое разрешение…
— Спасибо, но я думаю, что мы вполне можем заниматься своими делами раздельно, — холодно ответил капитан.
В комнату вошел полицейский, посланный за миссис Вилльерс. Вместе с ним был и советник Маркхейт.
— Виноват, господин капитан, — сказал полицейский, — но миссис Вилльерс исчезла из отеля.
— Что?
— Я вместе с людьми из санитарного отряда господина Mapкхейта обошел все комнаты, и мы точно установили, что миссис Вилльерс в отеле нет.
— Кто видел ее в последний раз? — спросил капитан.
— Официант, подававший миссис Вилльерс завтрак в саду. Он видел, как она потом прогуливалась по саду и беседовала с часовым, стоящим на посту у прохода через проволочное заграждение.
Капитан беспомощно посмотрел на Маркхейта.
— Возможно, чтобы кто-то прошел через заградительный кордон?
— Ну… случаи такие бывали… Но крайне маловероятно… Как вы считаете, Элдер? — обратился он к забытому всеми инспектору.
Элдер взглянул на капитана.
— Если у вас есть какие-то соображения, — проговорил тог смущенно, — можете высказать их господину советнику. Я не возражаю…
— Я бы в первую очередь допросил часового, с которым разговаривала миссис Вилльерс, и официанта.
Маркхейт щелкнул пальцами.
— Черт возьми, это он попал в точку. Как вы полагаете, капитан?
— Естественно, допросить этих двоих необходимо. Это мы сделали бы так или иначе. Пришлите сюда солдата и официанта, Седлинц. Хотя многого я от этих допросов не ожидаю.
Официант не сообщил ничего нового. Завтрак он подавал около девяти часов.
— Эта дама не показалась вам взволнованной или расстроенной?
Официант пожал плечами.
— Эта дама всегда была немножко нервной… На этот раз она выглядела как раз относительно спокойной. Читала газету, писала какое-то письмо…
— Вы не заметили: после завтрака она не возвращалась в холл?
— Нет. Разговаривала о чем-то с часовым, потом я ушел на кухню, а когда вернулся, ее уже не было.
— Спасибо. Вы можете быть свободны.
Пришел часовой, которого только что сменили с поста. Теперь до конца карантина и он стал пленником «Гранд-отеля».
— Когда вы сегодня стояли на посту, с вами беседовала какая-либо дама?
— Да. Нам дали приказ быть повежливее. Можно даже разговаривать, стоя на посту, если кто-нибудь из гостей заговорит с той стороны заграждения.
— О чем она говорила с вами?
— Спросила, сколько мне еще осталось стоять, и не приму ли я от нее небольшой подарок… Я ответил, что это запрещено, потому что так можно разнести заразу…
— Больше вы ее не видели?
— Нет.
— Можете быть свободны.
— Погодите-ка!
Это проговорил, подходя к солдату, инспектор Элдер.
— Слушай, братец, если ты сейчас же отдашь мне письмо, это обойдется тебе всего в два дня карцера. А если нет, я постараюсь, чтобы ты не миновал военного трибунала. Не забывай, что во время карантина действуют законы военного времени!
— Но… прошу прощения…
— Прекрати заикаться, а то хуже будет! — оборвал его Элдер. — Эта женщина пообещала заплатить тебе, если ты отправишь тайком ее письмо! Ты вчера уже так сделал, а это тяжелое…
— Неправда! Сегодня она в первый раз попросила…
— Давай сюда письмо, тогда, может, и выйдешь сухим из воды!
Побелевший как мел часовой вытащил из кармана конверт.
— Что она тебе наговорила? — продолжал инспектор.
— Что… даст мне сто гульденов… если я отправлю письмо… Я не хотел… Но она плакала… умоляла.
— Убирайся! Сейчас ты под карантином, а потом посмотрим, что с тобой делать!
Солдат вышел.
— Я почти не сомневался, что так оно и будет, — сказал Элдер. — На кой черт писать письмо, если отправишь его только через три недели? Только чтобы попытаться передать его контрабандой. Проще всего обратиться прямо к часовому…
— Можно взять письмо? — негромко проговорил капитан.
— Пожалуйста.
Письмо было адресовано Артуру Кеклину в Сингапур.
— Полагаю, что у нас достаточно оснований, чтобы вскрыть его… — неуверенно проговорил капитан и разорвал конверт.
На листке было написано:
«Знайте правду! Марджори встретилась с Додди. Они вместе на Малой Лагонде, в „Гранд-отеле“. Застряли там из-за карантина. Одна итальянка по имени Релли тоже знает обо всем, и они смеются над вами…» Подписи не было…
— Дело запутывается, — проговорил капитан, играя кинжалом.
— А вы что скажете, Элдер? — спросил Маркхейт.
— Надо бы поговорить с этой Релли.
— Разумеется, — сказал капитан. — Седлинц, пригласите сюда синьору Релли.
Она вошла в кокетливом черном шелковом платье, с ясными глазами отлично выспавшегося человека. В комнате сразу же повеяло запахом дорогих духов. Улыбнувшись, она громко поздоровалась.
— Доброе утро, господа! Беднягу Вангольда напугали прямо-таки до смерти.
— Он излишне впечатлителен. Нам всего-навсего нужно было кое-что у него выяснить. Садитесь, синьора.
— Спасибо.
Она обернула вокруг пальца конец великолепного жемчужного ожерелья.
— Вы знакомы с неким Артуром Коклином? Она с задумчивым видом выпятила нижнюю губу.
— Коклин?… Фамилия довольно обычная, но я такого не знаю… А что это как-то связано с убийством бедного доктора Ранке?
— Поначалу мы думали, что да, — ответил капитан, — но тут выплыло еще несколько довольно темных дел.
Капитан взял со стола кинжал и начал нервно вертеть его в руках.
— Что это? — спросила синьора Релли, вытягивая шею.
— Кинжал. По сути дела — игрушка, но, тем не менее, Доктор Ранке был убит именно им.
Синьора Релли без чувств опустилась на пол.
Глава 18
…Выпрыгнув в сад, молодой человек в обернутом вокруг бедер полотенце начал осторожно красться вдоль стены. Он чувствовал, что еще немного и свалится от усталости.
Как раз над собою он заметил открытое окно, стекла в котором были защищены металлической сеткой. Разумеется, это не жилая комната, а ванная. Затянув покрепче полотенце, он взобрался на карниз. Темно и тихо.
Он спрыгнул в комнату. Так и есть, он нащупал рукой край ванны. Слишком расхаживать тут не стоит — из-под двери пробивался легкий свет. Его рука наткнулась на какое-то покрывало… по крайней мере, не придется лежать прямо на полу… Отлично. Что-то на манер кушетки. Будем надеяться, что хозяин не вздумает купаться ни свет ни заря. Он быстро приподнял покрывало и, забравшись под кушетку, сразу же уснул.
Проснулся он от того, что прямо у него над головой делали вскрытие доктора Ранке.
Утро уже наступило, было совсем светло. То, что он принял за кушетку, оказалось низеньким, длинным столом для вскрытия. Протяни он ночью руку чуть дальше, он дотронулся бы до трупа.
Бр — р-р!… Не слишком-то приятное ощущение.
— Печень слегка увеличена, результат рецидива малярии… этого не пишите, коллега, — услышал он голос Маркхейта. — На внутренней стенке желудка затвердение от залеченной язвы… Так, пошли дальше… Который там час? Что-то есть хочется… Ладно, это ерунда… Значит, так. Пишите: вокруг входного отверстия колотой раны, нанесенной в районе верхней оконечности легкого, имеется примерно двухсантиметровый след, оставленный, по всей видимости, рукояткой… Ох, и жарко же… Так… ну, это чепуха… Пойдем дальше… — Шелестя халатом, он продолжал диктовать: — Причина смерти — внутреннее кровоизлияние из артерии, поврежденной каким-то режущим инструментом. Зашейте его снова, Грубер, а протокол в двух экземплярах будьте добры отпечатать к ланчу.
Грубер начал, пыхтя, зашивать разрез, потом послышался плеск воды из рукомойника, и они вышли. Молодой человек видел из-под покрывала ноги уходящих.
Черт возьми!
На одной из пар ног были белые, не слишком чистые теннисные туфли с необычной формы кофейным пятном на носке!
Этот человек принес в комнату Мод письмо, которое девушка потом сожгла. Он уже у порога… Жалко, черт побери, что Грубер не ушел вместо с остальными, слышно, как он продолжает возиться над трупом… Сейчас можно было бы узнать…
Но ничего не поделаешь.
Дверь захлопнулась, а Грубер все продолжал зашивать рану. Да еще и насвистывает, сукин сын!
Ну и жарища же… просто дышать нечем. Надо поразмыслить. Кто мог присутствовать на вскрытии? Советник Маркхейт, его помощник, другие врачи. Вообще только врачи. Значит, туфли с коричневым пятном принадлежат кому-то из врачей.
Жара становилась невыносимой. Когда этот тип закончит сшивать рану? Еще насвистывает, подлец.
Ну, наконец-то. Моет руки. Теперь начал что-то напевать. Придет же в голову! Грубер наконец вышел, и еле живой Феликс выбрался на воздух. Труп, прикрытый простыней, продолжал лежать на столе. Не самое приятное зрелище.
Как же теперь выйти отсюда?… Он огляделся вокруг. На стене висело несколько халатов.
Феликс быстро схватил один из них. Длина подходящая: закрывает до самых лодыжек. Он решительно подошел к двери и распахнул ее.
Будь, что будет.
Щелкнули каблуки. Полицейский, стоявший у двери, отрапортовал ему. Отлично. Значит, пока все в порядке.
— Куда пошли мои коллеги? — спросил Феликс. В дезинфекционную, в подвал.
— Спасибо.
Сейчас он в одном из боковых коридоров первого этажа. Раздевалки, кладовые, машинное отделение…
Он вышел в устланный коврами главный коридор отеля. Куда дальше? Это он и сам хотел бы знать.
— Господин доктор!
Крупный, коренастый мужчина окликал его из открытой двери номера.
— Слушаю вас?
— Меня зовут Иоганнес Брунс и, насколько я могу судить, советник Маркхейт послал вас как раз ко мне.
— Да… да… Я задумался и прошел мимо…
— Разрешите пригласить вас…
Феликс, не раздумывая, вошел в номер. Может быть, здесь удастся раздобыть какую-нибудь одежду.
— Так в чем, собственно, дело?
Широкоплечий, с грубыми чертами лица мужчина был одет с бьющим в глаза шиком. Однако на лице его было написано страдание.
— Советник Маркхейт сказал мне… что вы можете помочь мне, господин доктор… вы — сын знаменитого профессора Рейли…
— Совершенно верно. Я — Джон Рейли… к вашим услугам.
— Но… разве вас зовут не Чарльз?
— Не совсем. Мое имя — Джон Чарльз Рейли. Имя Джон я получил по дедушке, и оно мне больше нравится… Так на что вы жалуетесь?
— Разве господин Маркхейт не сказал вам?
— Ну… только в самых общих чертах… Всегда лучше выслушать самого больного… Давно у вас начались боли?…
— У меня? У меня ничего не болит…
— Я имел в виду катар… или лихорадку, кажется… когда все это началось?… Жарко у вас здесь…
Он вытер вспотевший лоб.
— У меня не было ни лихорадки, ни катара… я не понимаю… — удивленно проговорил больной.
— Видите ли, я рассчитывал обнаружить эти симптомы, потому что при частых головных болях…
— У меня нет частых головных болей.
— Что же у тебя есть, черт бы тебя подрал?!
— У меня вообще никогда не болит голова, — повторил больной.
— Так… это тревожный признак… при ревматизме…
— У меня нет ревматизма! Нет, это безнадежно!
— От чего же вы, собственно, страдаете?
— Ни от чего!
— Да?… С этим мы справимся. Вы принимаете уже какие-нибудь лекарства?
— Нет, — вздохнул Брунс. Его измученное, изможденное лицо покрылось капельками пота — свидетельством панического страха… — Я думаю… мне… может помочь только Ли Синг.
— Китайский… знахарь?
— Нет… Это и есть моя болезнь… Ли Синг! Маркхейт сказал, что посоветуется обо мне с вами.
— Ну да… он посоветовался… Но лучше, если вы сами расскажете… в таких случаях мало услышать от кого-то…
Что это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20